Уоллис Симпсон

Уоллис Симпсон

Королевская любовь

Ради любви люди совершают подвиги. Ради любви люди совершают глупости. Ради своей любви английский король Эдуард VII отрекся от престола. До сих пор спорят, что это было – великий подвиг или великая глупость, но одно ясно: такая любовь была достойна королей.

Уоллис Симпсон в своих воспоминаниях «У сердца свои права» писала: «История моя проста: это история обыкновенной жизни, ставшей необыкновенной судьбой». И она была права: трудно было найти в то время более необыкновенную судьбу с более обыкновенным началом…

Уоллис Уорфилд родилась 19 июня 1896 года; местом ее рождения называют то Балтимор, штат Мэриленд, то Блю-Ридж-Саммит, штат Пенсильвания. Такое расхождение биографы объясняют тем, что Уоллис появилась на свет до того, как ее родители официально вступили в брак, так что матери пришлось рожать втайне, чтобы избежать скандала.

Уоллис принадлежала к семье, происходившей из Южных штатов и по праву гордившейся своими благородными предками (по утверждению некоторых архивистов, род Уорфилдов был в родстве даже с особами королевских кровей). Но денег в семье было мало; а после того, как умер отец Уоллис – ей самой не было еще и года, – семья осталась без средств к существованию. Только благодаря тетушке Бесси, сумевшей когда-то составить завидную партию и приобрести неплохое состояние, Уоллис удалось получить образование в мэрилендском привилегированном пансионе Олдфилдс. Но хотя тетушка и платила за учебу Уоллис, в ее доме девочка находилась на унизительном положении бедной родственницы, вынужденная обходиться и без любви, и без новых платьев.

Балтимор был тогдашней культурной столицей США; здесь жили самые сливки американского общества, семьи со «старыми» деньгами и длинными, по американским меркам, родословными. Благодаря связям своей семьи и знакомствам, завязанным в пансионе, Уоллис была вхожа в лучшие дома. Она прекрасно танцевала, была остроумна и обаятельна, унаследованный от матери веселый нрав и романтичность прекрасно гармонировали с благородными манерами и трезвостью рассудка. Ее даже в юности нельзя было назвать красавицей – плоская фигура, слишком длинный нос, тяжелый подбородок и чересчур большой рот, но у Уоллис никогда не было недостатка в поклонниках. В Балтиморе Уоллис слыла законодательницей мод: первой сделала короткую стрижку, первой надела узкую укороченную юбку… От ее смелости и сексапильности мужчины сходили с ума.

Но Уоллис прекрасно знала, чего она хочет, – денег (память о проведенных в бедности детских годах), крепкого положения в обществе (дань балтиморскому тщеславию), а главное – хотелось любви. Романтичные девушки были в моде, а Уоллис никогда не отставала от моды.

В двадцать лет Уоллис вышла замуж за лейтенанта Эрла Уинфилда Спенсера, пилота морской авиации. Эрл Спенсер – звучало в точности, как графский титул (earl – по-английски граф). Романтическая профессия, хорошее происхождение и прочное финансовое положение – все это пленило сердце Уоллис. Но сразу после свадьбы выяснилось, что Эрл был запойным алкоголиком, жутко ревнивым и к тому же буйным; напившись, Спенсер лез в драку, крушил мебель, мог запереть жену на всю ночь в ванной комнате, а мог уехать без объяснения причин. Однажды его не было дома четыре месяца, и только случайно Уоллис узнала, что ее супруг не в длительном загуле, а переведен по службе в Вашингтон. Уоллис переехала следом, надеясь, что хоть в столице Эрл будет держать себя в руках, но безобразные выходки продолжались. Уоллис терпела, прекрасно зная, что развод не встретит одобрения среди ее респектабельных родственников, а разведенной женщине никогда не занять в обществе Балтимора достойного места. Разочаровавшись в семейной жизни, Уоллис начала крутить романы – в основном среди дипломатов, покоряя иностранцев своим «истинно американским» шармом. Среди ее ухажеров того времени называют военного атташе Аргентины Фелипе Эспила и сотрудника итальянского посольства князя Каэтани. А 7 апреля 1920 года мистер и миссис Спенсер были в числе приглашенных на бал в отеле «Дель Коронадо» в Сан-Диего, где почетным гостем был Дэвид, принц Уэльский. Правда, тогда Уоллис едва удалось его разглядеть поверх спин десятков гостей, а принц и вовсе ее не заметил. Но судьба любит делать намеки, до срока никому не понятные.

Вскоре Спенсера перевели в Гонконг; он с трудом, но все же уговорил Уоллис ехать с ним. Скорее всего, она поехала из любопытства – ей интересно было взглянуть на «загадочный Восток». В Гонконге Спенсер снова взялся за старое; все свободное время он проводил по притонам – опиумным курильням, сомнительным барам и публичным домам – и требовал, чтобы жена сопровождала его. Тут терпение Уоллис лопнуло, и она подала на развод.

Постаравшись побыстрее покинуть бывшего супруга, Уоллис переехала в Шанхай, где продолжила крутить романы направо и налево, не особо интересуясь, кем были ее новые знакомые. По легенде, именно в притонах Шанхая Уоллис научилась неким сексуальным приемам, позволяющим ей покорить и привязать к себе любого мужчину. Так это или нет, теперь уже никто не знает; знаменитое «шанхайское досье», собранное через полтора десятка лет на Уоллис британскими спецслужбами, так никто и не видел – все, кто упоминает о нем, говорят исключительно с чужих слов.

Один из самых распространенных слухов об этом периоде жизни Уоллис – это ее роман в 1924 году с молодым итальянским дипломатом графом Галеаццо Чиано – будущим зятем Бенито Муссолини и министром иностранных дел Италии. Будто бы Уоллис даже сделала от Чиано аборт, обрекший ее на бесплодие. Эта сплетня с удовольствием будет обсуждаться в английских великосветских гостиных, но никакого подтверждения ее – как и опровержения – не существует; кроме одного – у Уоллис действительно не будет детей.

В Китае Уоллис познакомилась со своим вторым мужем, американцем Эрнестом Олдричем Симпсоном – сотрудником судоходной компании, владельцем которой был его отец. Эрнест был – не в пример Эрлу – спокойным, добродушным и умным, к тому же богатым и со связями в высшем английском обществе. Сразу после свадьбы молодожены уехали в Лондон, где был филиал фирмы Симпсонов.

Наконец-то у Уоллис были деньги и любящий муж, положение в обществе и возможность заводить новые – респектабельные и многообещающие – знакомства. Миссис Симпсон с увлечением отделывает дом, воспитывает прислугу и заказывает себе наряды. Наконец-то она может себе позволить хороших портных, понимающих толк в моде! Поселившись в Лондоне, Уоллис старательно пыталась перестать быть американкой: изживала акцент, вкушала по утрам английский завтрак и читала английские газеты, где особенно интересовалась светской хроникой и статьями о членах королевского семейства. Уоллис начала давать приемы – в чисто английском духе, – и вскоре ее стали принимать в самых блестящих домах британской столицы, особенно в тех, где проживали американки, вышедшие замуж за английских лордов. Ее лучшей подругой стала американка Тельма Фернесс, жена виконта Мармадьюка Фернесса – и, между прочим, любовница самого принца Уэльского. Тельма была сестрой-близнецом знаменитой Глории Вандербильт и прославилась в английских аристократических кругах красотой и небогатым умом.

Однажды – в ноябре 1930 года – Уоллис позвонила сестра виконтессы Фернесс и попросила ее и Симпсона заменить ее с мужем на приеме у Фернессов. Уоллис отказывалась, но на том конце провода добавили: «Кстати, там будет Дэвид – принц Уэльский». Этот аргумент решил дело. Эрнест был чрезвычайно польщен; Уоллис беспокоилась – там будет принц, а она даже не умеет делать реверанс! Перспектива знакомства с принцем ее волновала: он был признан самым блестящим холостяком по обе стороны Атлантики, девушки повсеместно сходили с ума по «очаровашке Дэвиду», и даже сама Уоллис в далекой молодости собирала о нем вырезки и наклеивала в альбом.

Говорят, что сам Дэвид желал провести этот вечер наедине с Тельмой и был весьма расстроен, когда узнал, что у нее намечаются гости. Однако Тельма заверила его, что будет всего несколько человек, и среди них – миссис Симпсон, очень забавная и милая женщина…

В своих воспоминаниях Уоллис так описывает их встречу. К дому лорда Фернесса Симпсоны подъехали в сумерках. Уоллис трясло. Когда леди Фернесс представила ее Дэвиду, она заметила его «слегка взъерошенные золотистые волосы, вздернутый нос и абсолютную естественность, но особенно – его странный, задумчивый, почти печальный взгляд, когда на него никто не смотрит». Уоллис так волновалась, что от смущения начала хамить. Принц поинтересовался у нее, не страдает ли она, американка, без центрального отопления – ведь зимы в Англии холодные. На что Уоллис ответила: «Прошу прощения, сэр, но вы меня разочаровали. Этот вопрос задают здесь каждой американке. А я надеялась услышать от принца Уэльского что-нибудь более оригинальное». Принц отошел к другим гостям, но откровенность и дерзость Уоллис запала ему в душу – особенно по контрасту с тем, с какой почтительностью и трепетом к принцу обращались все остальные.

Уоллис и ее мужа стали приглашать на вечеринки, которые принц устраивал в своей загородной резиденции Форт-Бельведер в графстве Беркшир, они встречались на приемах у Симпсонов и в домах их общих знакомых. Когда Тельме Фернесс пришлось ненадолго уехать в США, она с легким сердцем оставила «своего малыша» на попечение Уоллис, а когда вернулась, то во время первого же совместного обеда заметила, как Уоллис стукнула по руке принца, взявшего пальцами пучок салата. Тельма поняла, что ее место занято.

Дэвид влюбился. Больше всего его привлекало то, с каким искренним интересом Уоллис расспрашивала его о делах – особенно после Тельмы, которая была не в состоянии говорить о чем-нибудь более серьезном, чем меню ужина. «Именно тогда я сделал важное открытие: отношения между мужчиной и женщиной могут носить характер интеллектуального партнерства. Оно и положило начало моей любви к ней».

Старший сын будущего короля Георга V, а в то время герцога Йоркского, родился 23 июня 1894 года. Он был первым правнуком королевы Виктории – и она попросила родителей новорожденного, чтобы младенца назвали в честь ее покойного супруга. Так что малыш был крещен как Эдуард Альберт Кристиан Джордж Эндрю Патрик Дэвид – правда, в семье его звали просто Дэвид. В тот день, когда он появился на свет, член парламента Джеймс Кейр Харди сказал в палате общин: «Предполагается, что это дитя однажды будет призвано царствовать над нашей великой страной. В должное время наследник совершит путешествие по свету, и весьма вероятно, что за этим последуют слухи о его морганатическом браке. Платить по счету придется стране». Пророчество оказалось удивительно точным. Георг, человек сухой и жесткий, был полной противоположностью своему отцу – королю Эдуарду VII (женатому, кстати, на родной сестре российской императрицы Марии Федоровны, жены Александра III, датской принцессе Александре). Эдуарда назвали «главным бонвиваном Европы» и «веселым королем», он любил женщин, балы и веселье, а вот его сын больше всего на свете ценил порядок, дисциплину и приличия. Его жена, немецкая принцесса Виктория Мария Тек, была под стать мужу – такая же холодная и неэмоциональная. Своих детей они видели только по вечерам, когда желали им спокойной ночи, и во время официальных церемоний. Дэвид, который рос застенчивым, чувствительным и мечтательным ребенком, был с рождения отдан на попечение нянек, которые не очень-то заботились о юном принце. Например, у его брата Альберта – будущего короля Георга VI – из-за небрежности нянь сформировалось заикание и был испорчен желудок. Мать постоянно напоминала детям, что они в первую очередь подданные своего отца. Так что Дэвиду очень не хватало материнского тепла. Как потом вспоминал сам Дэвид, «у меня было немного друзей и совсем мало свободы. Не было рядом Гекльберри Финна, чтобы превратить чопорного и робкого английского принца в Тома Сойера. Мое детство было полно невзгод».

Юный принц, как и полагается, получил военное образование в привилегированных учебных заведениях, вдали от родителей и всего, что было ему дорого. В двенадцать лет он поступил в Осборнскую морскую школу на острове Уайт. Там ему пришлось несладко – Дэвида, невысокого, сутулого и щуплого, прозвали Килька. Мальчик замкнулся и стал так неуверен в себе, что при неплохих способностях был в учебе среди последних учеников. Через два года его перевели в Королевский Морской корпус в Дартмуте, но и там дело пошло не лучше.

В 1910 году скончался его дед Эдуард VII, и его отца провозгласили королем, а через несколько дней в шотландском замке Карнавон Дэвид был возведен в достоинство принца Уэльского. С этого дня к шестнадцатилетнему Дэвиду оказалось приковано внимание половины мира, что для застенчивого юноши было пыткой.

В восемнадцать лет Дэвид поступил в Оксфорд, где год изучал историю и немецкий язык, а в свободное время увлекался охотой и футболом – даже выступал в футбольной команде колледжа, правда, во втором составе, – и танцами. Друзей у него не было, и свое постоянное напряжение Дэвид заливал виски.

Когда началась Первая мировая война, Дэвид жаждал попасть на фронт; он заявил военному министру лорду Китченеру, что, если его убьют, у него есть четыре брата, чтобы заменить его на престоле. Тот ответил, что если бы речь шла только о смерти принца, он не стал бы мешать, но – он ведь может попасть в плен…

Дэвиду постоянно напоминали, что девиз принцев Уэльских – «Я служу». Вся его жизнь подчинялась чужим решениям и служила чужим целям. В двадцать пять лет принц увлекся конным спортом, но был вынужден оставить это увлечение после просьбы премьер-министра: ведь Дэвид может упасть с лошади и свернуть себе шею. Игру в поло – традиционное развлечение английских аристократов – Дэвид был вынужден оставить по требованию короля после того, как ему на поле попали мячом в глаз. Принц сменил коня на автомобиль – но его отец написал ему: «Я прошу Вас не ездить слишком быстро и соблюдать осторожность, ибо Ваша матушка и я тревожимся за Вас». Автомобиль пришлось продать. По предложению премьер-министра Дэвид увлекся авиацией – фигура принца Уэльского привлекла к этому делу новых сторонников, но и от самолета пришлось отказаться… Вместо этого Дэвид произносил речи, присутствовал на различных церемониях и возглавлял всевозможные комитеты. В 1932 году, когда был в разгаре экономический кризис и Англию захлестнула безработица, принц объездил страну, изучил проблему и нашел 200 тысяч рабочих мест! Его популярность моментально взлетела до небес. Он объездил сорок пять стран и всюду привлекал к себе повышенное внимание: принц был хорош собой, обаятелен и к тому же – неженат. Когда Дэвид прибыл в США, американские газеты вышли под шапками: «Девушки! Самый завидный холостяк уже здесь!» На прощальной пресс-конференции Дэвид признался журналистам, что вполне мог бы жениться на американке – они гораздо симпатичнее, раскованнее и веселее англичанок.

Принц собирался жениться по любви, и ему никто не собирался навязывать в супруги очередную немецкую принцессу – наоборот, парламент заявил королю, что было бы лучше, если бы Дэвид выбрал в жены девушку из английской или шотландской дворянской семьи: в отличие от многих стран, в Англии не существует закона, запрещающего королям брать в жены особ некоролевской крови.

Правда, сердце принца к тому моменту было уже давно занято.

Дэвид предпочитал женщин старше его и замужних: как сказали бы последователи теории Фрейда, так принц пытался реализовать свой эдипов комплекс, – а современные психологи заявили бы, что он пытался компенсировать отсутствие у него в детстве материнской ласки. Его первой любовью была леди Кок – дама замужняя и к тому же на двенадцать лет старше Дэвида, которому к моменту их знакомства едва исполнился двадцать один год. Их роман продолжался три года; Дэвид проводил с нею все свободное время, а когда уезжал – писал ей ежедневно нежные письма. На смену леди Кок пришла Уинифрид Биркин Дадли-Уард, или просто Фрида, верная жена и мать двух дочерей. Они познакомились в 1918 году, оказавшись в одном бомбоубежище во время налета немецкой авиации. Фриду называют первой страстью Дэвида; их связь продолжалась больше десяти лет. Фрида была скорее очаровательная, чем красивая, к тому же очень умная, уверенная в себе женщина, не внушавшая, тем не менее, робости никому, даже застенчивому Дэвиду. Она интересовалась политикой и искусством, прекрасно умела слушать и рассказывать. Принц даже сделал ей предложение – и хотя Фрида отклонила его, они еще некоторое время продолжали встречаться. Их отношения продолжались, пока Дэвид не встретил красавицу Тельму Фернесс – с ней принца связывала в первую очередь физическая страсть, – а ее, в свою очередь, не сменила Уоллис Симпсон.

Уже в середине 1934 года Уоллис воспринималась всеми как официальная любовница принца. Общество гадало – чем же эта американка, не обладающая ни молодостью, ни красотой, смогла его привлечь? Версии были разными: от того, что Уоллис была для принца образцом новой для него женщины – домашней, строгой и неофициальной, – до того, что принц страдал сексуальными расстройствами и только Уоллис, прошедшая хорошую практику в шанхайских притонах, могла его возбудить. Ее слишком американские манеры шокировали чопорных англичан – она могла при всех отчитать прислугу, вытащить сигарету у принца изо рта, поправить ему галстук… А Дэвиду это доставляло удовольствие. Ему нужна была женщина, которая бы воспитывала его, льстила ему, интересовалась его делами, была к нему строга и в то же время ласкова. В Уоллис он нашел все, что ему не хватало в других женщинах, – искренность, заботу, силу и равнодушие к его титулу, который слишком многих привлекал и отталкивал. Как заметил тогда один журнал, «чары женщины зависят далеко не только от ее красоты».

Летом 1935 года Дэвид написал Уоллис: «Вам следует знать, что ничто – даже звезды – не способно разлучить нас. Мы вечно принадлежим друг другу, любим друг друга сильнее самой жизни, и да благословит нас Господь».

Надо сказать, что и сама Уоллис под влиянием принца сильно изменилась. Если в самом начале знакомства с принцем миссис Симпсон своей плоской фигурой и грубыми манерами оскорбляла вкус придворного фотографа Сесила Битона, то уже через несколько лет он признавал, что она чиста, свежа и очень интересна, а ее вкус называл безупречным. Принц оплачивал счета Уоллис от лучших портных Лондона, дарил ей подарки – как дорогие, так и те, которые представляют ценность только для влюбленных. Уоллис любила собак – и Дэвид преподнес ей щенка терьера любимой ею абрикосовой масти. Ей нравились духи и украшения – и она получала лучшую парфюмерию и сделанные на заказ драгоценности от Cartier и Van Cleef & Arpels; среди них были настоящие шедевры, например, брошь, изготовленная ювелирами Van Cleef & Arpels в 1936 году в виде двух листов остролиста, из бриллиантов и рубинов, где была впервые применена техника «невидимой оправы». Драгоценности Уоллис любила; ее коллекция была одной из крупнейших и интереснейших в мире. Биографами подсчитано, что она получала в подарок ювелирный шедевр каждые две недели всей ее жизни с принцем. Был даже анекдот: однажды на приеме у принца Уэльского одна дама поинтересовалась, почему миссис Симпсон, известная своим изысканным вкусом, носит так много бижутерии. Даме тут же объяснили, что все украшения на Уоллис – подлинные, стоят огромных денег и подарены ей хозяином дома.

Уоллис уже вполне официально играла роль хозяйки на приемах в доме принца, сопровождала его в поездках и круизах. В феврале 1935 года она каталась с принцем на лыжах в австрийских Альпах, танцевала с ним вальс в Вене, ездила в Будапешт слушать песни цыган, а летом Уоллис с принцем и несколькими его друзьями отправилась в круиз по Средиземному морю. По утверждению некоторых биографов, именно в этом путешествии Уоллис стала в полном смысле любовницей Дэвида; некоторые, правда, говорят, что Уоллис не разрешала Дэвиду дотрагиваться до себя до самой свадьбы. Сообщения об их поездке немедленно появились во всех газетах – кроме английских. Когда принц представил Уоллис своим родителям – это было на свадьбе его брата Георга и греческой принцессы Марины, – те отнеслись к ней вполне равнодушно. «Если бы я могла догадаться в то время, то, может быть, приняла бы какие-то меры», – сокрушалась впоследствии королева Мария.

Однако в конце 1935 года королю донесли о новой страсти наследника. Ему представили досье, в котором подробно излагались все факты и сплетни о миссис Симпсон. Георг будто бы сказал премьер-министру Стэнли Болдуину: «После моей смерти мальчик погубит себя в течение двенадцати месяцев».

20 января 1936 года король Георг V скончался. Ночью Дэвид позвонил Уоллис по телефону и рассказал о случившемся, а затем добавил: «Ничто не может изменить моих чувств к вам».

Принц Дэвид стал королем Эдуардом VIII, приняв имя в честь деда, – правда, полностью легитимным монархом он должен был стать только после коронации, назначенной на 12 мая 1937 года. Первые месяцы он все свое время отдавал государственным делам – Уоллис так редко виделась с ним, что даже решила, что их связь закончилась. Но дела быстро наскучили Эдуарду, и он вернулся к Уоллис – правда, к этому времени у нее уже были новые романы: с женатым продавцом автомобилей Гаем Маркусом Трандлом, обаятельным авантюристом и превосходным танцором, которому Уоллис делала дорогие подарки на средства принца, и с послом Германии в Великобритании, небезызвестным Иоахимом фон Риббентропом: говорили, что он еженедельно присылал Уоллис 17 красных гвоздик, по числу проведенных вместе ночей, – и что ему подозрительно быстро становилось известно содержание секретных документов, доступ к которым имел Эдуард. Влияние Уоллис на короля все больше тревожило двор и правительство. В мае 1936 года король пригласил на официальный обед премьер-министра Англии Стенли Болдуина. «Надо, чтобы мой премьер-министр познакомился с моей женой», – сказал Эдуард VIII, обращаясь к Уоллис. «Я впервые слышу, что ты хочешь на мне жениться», – ответила она. И дело было решено.

Уоллис была еще замужем, хотя мистер Симпсон давно уже смирился с происходящим. Его высмеивали в прессе, о нем ходили анекдоты, Эдуард даже предлагал ему дворянское звание – правда, гордый Симпсон отказался. Сам он признался приятелю: «У меня такое впечатление, будто я препятствую ходу исторических событий».

В августе король вместе с Уоллис совершил новый круиз, затем она отправилась в Париж – заказывать новый гардероб, – а Эдуард вылетел в Лондон. В Париже Уоллис с ужасом обнаружила, что газеты полны фотографий, запечатлевших ее и Эдуарда, слившихся в любовном томлении. «Я поняла, что круиз был ошибкой», – писала Уоллис в своих мемуарах. Увы, но события начали развиваться с ужасающей скоростью, и влюбленные совершали одну ошибку за другой. Следующей было решение начать бракоразводный процесс Уоллис – пока она была замужем, они с Эдуардом могли творить что угодно: это было, конечно, аморально, но не угрожало короне. А как только Эдуард заявил Болдуину, что собирается жениться на Уоллис – это произошло 16 ноября, – премьер-министр тут же заявил ему, что народ такую королеву не примет. Эдуард ответил: «Если я смогу жениться на ней, оставаясь королем, – прекрасно. Но если правительство будет возражать против моего брака, я готов уйти».

На следующей встрече Эдуард предложил компромисс: брак будет морганатическим – то есть Уоллис не будет королевой, а их дети не будут наследовать престол. Но кабинет министров не согласился. У Эдуарда, по словам Болдуина, было три варианта: порвать с миссис Симпсон, жениться на ней и принять отставку кабинета, или – жениться и отречься.

Самое загадочное в этой истории то, почему Эдуард пошел на поводу у Болдуина. Согласно английскому праву, он вполне мог жениться на миссис Симпсон – что бы ни писали по этому поводу, а британские законы не запрещают королю жениться на разведенной женщине. Единственный запрет – жена не должна быть католичкой; Уоллис католичкой не была. Если бы кабинет подал в отставку – это, может быть, привело бы к правительственному кризису, но быстро бы нашлись люди, готовые сформировать и возглавить новый кабинет, например, Уинстон Черчилль. Даже если бы пришлось назначать перевыборы в парламент – это было бы не смертельно. Все газеты выходили с передовицами, призывающими короля остаться; по стране прошла волна пикетов в поддержку Эдуарда. Как сказал один из журналистов, он был настолько популярен в народе, что ему простили бы не только женитьбу на Уоллис, но даже многомужество. 7 декабря в британский парламент поступил официальный призыв к примирению: «Король желает жениться на Уоллис Симпсон, а мы желаем, чтобы он остался на троне. Правительство должно найти выход из этой ситуации».

Следуя совету друзей, Уоллис покинула Британию. Она поселилась в Каннах и ежедневно звонила Эдуарду, поддерживая его в борьбе с Болдуином. Она была готова даже порвать с ним, лишь бы не допустить отречения – 8 декабря она выступила с соответствующим заявлением в газетах. Эдуард страдал; Черчилль писал: «Его величество находится на грани нервного срыва. Любовь короля к миссис Симпсон являет собой одно из самых сильных проявлений любви в истории человечества. Без сомнения, он не может жить без нее».

Еще в сентябре 1933 года «Национальный Астрологический журнал» писал: «Если принц влюбится, он скорее пожертвует чем угодно, даже короной, лишь бы не потерять предмет своей страсти». Снова предсказание сбылось. 9 декабря в замке Бельведер король подписал отречение. На следующий день документ был ратифицирован в парламенте, и Эдуард выступил с последним в своей жизни королевским обращением. «Вы должны понять меня, когда я говорю вам, что для меня оказалось невозможным нести тяжелое бремя ответственности и достойно исполнять обязанности короля без помощи и поддержки женщины, которую я люблю». Он был королем всего 325 дней.

Во время этого выступления Уоллис рыдала. По словам служанки, она явственно произнесла: «Дурак, глупый дурак!» А домоправительница вспоминает, что сразу после трансляции Уоллис закатила грандиозную истерику с битьем посуды. Она была готова оставаться любовницей короля, была готова порвать с ним, – но оказаться связанной неизвестно с кем, быть причиной международного скандала – на это Уоллис не рассчитывала.

12 декабря брат Эдуарда принц Йоркский Альберт был провозглашен королем под именем Георга VI – имя новый король взял в честь отца. Эдуард, получивший титул герцога Виндзорского, отплыл в Австрию, где ждал, пока Уоллис получит развод.

3 мая Уоллис наконец развелась – процедура длилась всего девятнадцать минут. Она тут же позвонила герцогу, и он выехал к ней. Бракосочетание должно было пройти 3 июня в замке около французского города Канде. Эдуард пригласил на венчание всех своих родственников, но никто не приехал. Накануне Эдуард получил от короля «Акт о лишении» – документ, согласно которому титул «королевское высочество» и соответствующие привилегии не распространялись ни на жену герцога, ни на его потомков. «Отличный свадебный подарок», – пошутил герцог.

В Англии на свадьбу никак не отреагировали – только в Канде были вывешены флаги, полицейские надели парадную форму, и жители приветствовали молодоженов под стенами замка. Гостей было всего шестнадцать человек – сын Уинстона Черчилля Рэндольф, чета Ротшильдов, консул Великобритании, секретарь Британского посольства, несколько близких друзей. Фотограф, делавший снимки, попросил молодых сделать счастливый вид. «У нас всегда счастливый вид», – ответила Уоллис. На ней был нежно-голубой туалет от американского дизайнера Мэйнбокера, который дополняли браслет и брошь от Van Cleef & Arpels из сапфиров и бриллиантов – подарки Эдуарда. Во время свадебного завтрака Уоллис разрезала шестиярусный свадебный торт, гости пили шампанское «Лоусон» 1921 года, а Эдуард – чай. «Да, замечательная была свадьба, особенно если учесть, что жених всего полгода назад занимал престол Британской империи и повелевал полумиллиардом подданных», – писал биограф Уоллис Симпсон Ральф Мартин.

После свадьбы молодые через Венецию отправились в Австрию, где поселились в старинном замке Васселерлеонбург. Здесь Уоллис устроила для Эдуарда жизнь, достойную бывшего короля, благо его личное состояние – более 15 миллионов долларов – это позволяло. Великосветские приемы, шикарные балы и прочие развлечения следовали одно за другим, и на всех Уоллис блистала, поражая присутствующих потрясающими туалетами и великолепными драгоценностями. Она словно хотела взять реванш – если ей не дали стать королевой Англии, она получит признание как королева элегантности. И Уоллис добилась своего. Ее назвали «самой элегантной женщиной 1937 года», и еще тридцать лет герцогиня Виндзорская оставалась среди главных законодательниц моды. Уоллис понимала толк в хорошей одежде. Она была любимой клиенткой лучших домов моды – Кристобаля Баленсиаги, Эльзы Скиапарелли, Коко Шанель, Сальваторе Феррагамо, а после войны – Кристиана Диора, Юбера Живанши и Марселя Роша. Ее отличала рафинированная элегантность и смелость вкуса: она могла надеть платье от Скиапарелли, сделанное по эскизу Сальвадора Дали – вышитый омар в окружении листьев петрушки, – на самый респектабельный прием и произвести там фурор; могла часами объяснять Баленсиаге, как надо заложить складки на декольте, чтобы скрыть ее плоскую грудь, и довести до истерики ювелиров фирмы Картье, выбирая оттенок камней для броши. Когда Марсель Роша создал свои знаменитые духи Femme, Уоллис была в числе всего пяти женщин – включая жену Роша, – которым эти духи были высланы лично за год до поступления в продажу. Когда однажды Уоллис спросили, отчего она уделяет столько времени своему внешнему виду, та ответила: «Мой муж ради меня отказался от всего; если все смотрят на меня, когда я вхожу в гостиную, он может испытывать гордость. В этом моя ответственность». Если многие отмечали, что в начале их романа Уоллис относилась к Эдуарду с гораздо меньшей страстью, чем он к ней, то после свадьбы она сильно изменилась, осознав, какую жертву он принес и на что он готов пойти ради нее в дальнейшем. Она посвятила себя тому, чтобы заботиться о муже, оберегать его и хоть как-то попытаться компенсировать ему все то, чего он лишился ради возможности быть рядом с нею.

Война застала Виндзоров в Париже; они были вынуждены переехать сначала в Испанию, а затем в Португалию. В августе 1940 года Уинстон Черчилль назначил Эдуарда губернатором Багамских островов – было ясно, что Виндзоров хотят удалить из воюющей Европы, и не только в целях обеспечить их безопасность. Дело в том, что Эдуард всю свою жизнь отличался прогерманскими настроениями, а Уоллис даже открыто называли немецкой шпионкой. Вполне возможно, что это было одной из причин, по которым правительство воспротивилось женитьбе Эдуарда на Уоллис. Еще в октябре 1937 года они совершили поездку по нацистской Германии, их даже принимал лично Гитлер, который заявил, что из Уоллис «выйдет хорошая королева». Известно, что во время войны германские власти рассматривали возможность возвращения Эдуарда на престол в случае победы над Великобританией. Был разработан план его похищения из Португалии с целью давления на Британию, его намеревались провозгласить «королем в изгнании» и тем самым расколоть страну. Уоллис воспринималась как верная союзница – но в конце концов именно она помешала этим сумасшедшим планам сбыться.

Эдуард не хотел становиться губернатором, воспринимая назначение на Багамы как ссылку. Но Уоллис, хорошенько подумав, уговорила Эдуарда принять назначение и выехать как можно скорее, так что похищение сорвалось. На Багамах Виндзоры провели всю войну – Эдуард показал себя отличным губернатором, заботясь о поставках продовольствия и совершенствовании системы здравоохранения, а Уоллис отдавала все силы местному Красному Кресту; правда, жители Багамских островов вспоминают, что еще больше сил она тратила на пополнение своего гардероба.

По окончании войны супруги вернулись во Францию, где поселились в доме, еще недавно служившем резиденцией генералу де Голлю. Как сказала сама Уоллис: «Мой муж был королем, и я хочу, чтобы он жил по-королевски».

На десятую годовщину свадьбы Эдуард заявил: «Прошли десять лет, но не любовь». Супруги были счастливы – единственной ложкой дегтя было то, что семья Эдуарда по-прежнему ничего не хотела слышать об Уоллис, которую при дворе продолжали именовать «эта миссис Симпсон». В 1945 году Эдуард спросил у матери, почему все так настроены против его жены, и та – с истинно королевским величием – ответила: «Я часто думаю о тех солдатах, которые в двух мировых войнах пожертвовали ради нашей страны своей жизнью. Ты ж не хотел пожертвовать для страны меньшим – женщиной, не подходящей в супруги королю». Когда в 1952 году умер его брат, король Георг, Эдуард поехал на похороны один – свидание с семьей оказалось испорченным, поскольку вдова короля, Елизавета Боулз-Лайн, во всеуслышанье заявляла, что Эдуард своим отречением сократил брату жизнь. Ее дочь, новая королева Елизавета II, относилась к Эдуарду с нежностью, но пригласить его с супругой на свою коронацию она не посмела: правительство и ее мать решительно возражали. Через год, когда скончалась мать Эдуарда королева Мария, он снова прибыл на родину в одиночестве. Только в 1968 году чета герцогов Виндзорских была официально приглашена в Лондон на церемонию открытия мемориальной доски в честь королевы Марии.

Виндзоры продолжали жить в Париже, каждый год четыре месяца проводили в США, отдыхали на Лазурном Берегу. Эдуард играл в гольф, много читал и много курил, а Уоллис преданно за ним ухаживала. Распорядок в их доме был столь же строг и продуман, как в Букингемском дворце, а кухня еще изысканней. Сама Уоллис ела мало – говорят, что в последние годы ее диета в основном состояла из салата-латука и водки. «Никто не может быть слишком богатым или слишком стройным», – говорила она. Ее основным занятием было развлекать Эдуарда, который не выносил скуки, а настоящего дела у него не было. Каждое утро Уоллис сочиняла для него распорядок дня, она сподвигла его на написание мемуаров, говоря: «Это необходимо для твоей страны!» Эдуард слушался жену во всем и полностью ей подчинялся. Говорили, что он мог часами ждать на улице, пока Уоллис в парикмахерской делала прическу; что именно Эдуард в любую погоду выгуливал мопсов, которых держали супруги; что он бросал любые свои дела, чтобы проводить жену, куда бы она ни выходила.

Мир по-прежнему следил за ними. Когда на приеме у Ричарда Никсона 4 апреля 1970 года Эдуард произнес тост в честь Уоллис, все газеты процитировали: «Мне необыкновенно повезло, что очаровательная юная американка согласилась выйти за меня замуж и на протяжении тридцати лет была мне любящим, преданным и заботливым спутником». Уоллис по-прежнему превосходно выглядела – она сохранила великолепную фигуру и завидное здоровье, а ее энергия поражала. Как вспоминали ее друзья, ее девизом было: «Работать так же увлеченно, как играю, смеяться так же самозабвенно, как плачу, и отдавать все, что получаю».

В 1970 году у Эдуарда обнаружили рак горла. Два года прошло в борьбе с болезнью. Уоллис сражалась за себя и за него. Один из их знакомых вспоминал: «Я убежден, что герцогиня не разрешала себе понимать, что он умирает. Потрясение было громадным, и она отказывалась воспринимать ужасное известие».

В 1972 году королева Елизавета с мужем и принцем Чарльзом посетила Виндзоров. Говорили, что смертельно больной Эдуард встал с постели и приветствовал племянницу в официальном мундире со всеми полагающимися церемониями. Он умер через десять дней – 28 мая 1972 года, успев перед смертью окончательно примириться с семьей. Его похоронили в родовой усыпальнице. Во время похоронной службы Уоллис поддерживала за руку королева-мать. Кто-то сказал над гробом: «Человек, который отдал ради любви так много, – это настоящее чудо». Уоллис не могла даже плакать…

После смерти Эдуарда она потеряла всякий интерес к жизни, почти не выходила из дома и никого не принимала. Она пережила мужа на 14 лет, последние восемь пролежав в глубоком параличе. Ее не стало 24 апреля 1986 года. По завещанию Эдуарда она была похоронена рядом с ним.

Согласно последней воле герцогини Виндзорской, ее коллекция драгоценностей была распродана на аукционе, выручка от которого пошла Институту Пастера в Париже на проведение исследований по борьбе со СПИДом. Уникальные вещи, шедевры ювелирного мастерства – материальные свидетельства великой любви – были проданы, чтобы помочь тем, кому любовь принесла страдания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.