Ельцин

Ельцин

С Ельциным я встречался много раз. И «в коллективе», и «индивидуально». Считаю себя «с ним» с 1990 года, когда примкнул к его команде. Я его знал раньше, хотя опосредованно — по Свердловскому райкому КПСС, где он состоял после отставки с поста секретаря Московского горкома. Обычно при наших встречах присутствовал кто-то из его помощников, кому он давал поручения. Несмотря на наше длительное знакомство, отношения всегда были корректно-деловыми и стали чуть более личностными, с его стороны, только после отставки.

Это был царь, и как к царю я к нему всегда и относился.

Пожалуй, самый длинный наш разговор был по поводу председателя Центробанка, в 1992 году, когда он пообещал вернуть Геращенко. Я ему рассказал о проблемах, убеждал несколько часов, что это необходимо сделать. Были и другие разговоры, в том числе очень тяжелые. И про выборы, и про взаимоотношения с американцами. Не буду пересказывать. Точно не смогу; многое уже наслоилось, а врать не хочу. Но всегда это были разговоры по форме не с «хозяином», а со старшим товарищем, которому можно прямо высказать свою точку зрения, даже настаивать на ней, отдавая себе отчет, что у тебя меньше опыта, меньше информации, а ответственность нести «во-первых» — ему. Но никогда у разговоров не было «печальных последствий». Даже когда БЕН был не согласен. Коржаков грозил тюрьмой один раз, в 1996 году — это было. И грозил серьезно, как раз за разговор с БЕНом.

Речь шла о выборах 1996 года. Александр Коржаков и силовики настаивали на запрете КПРФ. Мы были против их отмены и против запрета КПРФ. Считали, что победить можно и без крайностей. Позиция «силовиков» была очевидно иной. Это — профессиональное для силовиков: боязнь свободных выборов.

С Путиным, как и с Ельциным, мне тоже доводилось неоднократно встречаться и «один на один», и в рамках более широких совещаний.

Ельцин предпочитал присутствие помощника, который неформально вел протокол и записывал поручения. Путин, как я понимаю, полагался больше на память, а может быть, на технику.

Ельцин для меня лично был старшим товарищем, которого обычно не особо интересовали наши дела, но который как-то всегда успевал почувствовать, если проблема становилась острой, и вмешаться. Он был лидером изменений, человеком с очень гибким мышлением.

Путин в моем представлении скорее чиновник с цепкой памятью, умеющий расположить человека, выслушать. Но, в отличие от Ельцина, у Путина в голове своя жесткая схема видения мира. Если твои мысли в нее «ложатся» — прекрасно. Если нет — никакие доводы не изменят его внутренней позиции. Он будет просто играть. С учетом весьма специфического жизненного опыта и того, что моложе мы все не становимся. Путин — идеальная фигура лидера застоя.

Коренным и радикальным отличием было понимание перемен Ельциным, в отличие от Путина, но главное — это способность Бориса Николаевича признать собственные ошибки.

Имели ли эти встречи практический смысл?

Иногда действительно нужно было решить какой-то вопрос «президентского» уровня или поставить его (если речь шла об общей встрече).

Главное же — «отчитаться о работе», чтобы у главы государства не возникло ощущения «закрытой зоны», услышать претензии «из первых рук», чтобы потом знать, на какие требования чиновников реагировать, а какие рассматривать как «отсебятину».

Ну и, наконец, продемонстрировать тем же чиновникам саму возможность такой проверки их «пожеланий». Все очень практично и прагматично.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.