1991 год. Путч

1991 год. Путч

Если говорить о событиях 1991 года, то мне было психологически непросто, но колебаний не возникло. Я, несомненно, являлся сторонником сохранения СССР, но тогда вопрос так и не стоял. Вопрос стоял: «за» реформы или «против».

То, что события назревают, было понятно. Однако «Лебединое озеро», как обычно, застало врасплох. Сомнений не возникло: мы — члены команды Ельцина, и наше место — со «своими». Иной выбор будет называться предательством. Вы же знаете, человек — существо не экономическое, хотя часто пытается объяснить свои шаги рациональными, экономическими резонами. Любовь, ненависть, совесть — вот ради чего осмысленно отдают жизнь. За деньги жизнью рискуют, но не более.

Мы жили тогда на съемной даче, на Успенке, вместе с Леней Невзлиным, и мы очень боялись, что если все пойдет «не так», то придет толпа громить. Дочке в то время было четыре месяца. Обнял на прощание обеих. Помог жене зарядить винтовку. Пришли бы погромщики — она бы стреляла не задумываясь. Мы с женой похожи, только она эмоциональнее и жестче. Она даже не пыталась меня остановить, когда я уходил. Надо — значит, надо. Зато гаишники пытались. Я им бросил «права». Законопослушный.

Родителям я ничего не говорил. Но их отношение к вопросу чести и бесчестия теперь знает вся страна. Оказался бы предателем — прокляли бы. Невелик у меня выбор-то оказался. Семья…

В общем, через полтора часа мы добрались до Белого дома и были там до конца, когда стало ясно: все, победа. Потом пошли есть мороженое. Смешно? Мне тоже, но почему-то захотелось именно мороженого.

Конечно, было страшно. Мы же офицеры, военные специалисты. Я лично прекрасно представлял себе то, что может случиться. Что и случилось потом в 1993 году. Танки, штурм… Признаюсь — автомат в руки не взял. Умереть был готов. Убивать — наверное, нет, хотя, здраво рассуждая, вряд ли бы и получилось, если бы штурм начался.

Некоторые люди, которых я уважал, примкнули к ГКЧП. Некоторые заняли отстраненную позицию. Как, например, Геращенко[34]. С «этой стороны» стоял Ельцин, которого я знал. Почему еще было «психологически тяжело»… Я знал возможности «той стороны» и был убежден: тюрьма для меня — наиболее легкий вариант. Скорее убьют.

Идеологическая «раздвоенность» у меня сохранялась. Я, с одной стороны, был за реформы, с другой — понимал, что партия против, и ощущал себя ее частью. В этой ситуации то, где оказались «свои», стало критическим для принятия решения. Хотя, если бы попал в тюрьму, считал бы, что «за дело».

Я совершенно не верил в победу. Но честь дороже. А 21-го, когда все стало ясно, я, вернувшись домой из Белого дома, написал заявление в свой Свердловский РК КПСС и отправил им свой партбилет. И написал я им, что выхожу, поскольку они даже переворот сделать не сумели.

Ощущаете некий сумбур? Я его специально оставил таким, какой он был в моей голове тогда. Сегодня, несомненно, мог бы сформулировать четче. А в 1991-м я пришел защищать свою команду, вовсе не считая, что она права. Увы, это правда. Таковы гримасы жизни.

Зато помню, когда власть от союзных структур стала передаваться российским, тогда мне стало страшно по-настоящему. Я видел, насколько уровень «принимающих» ниже, чем «передающих». Для меня, как технаря, это был кошмар.

Собственно, кошмаром для экономики все и обернулось.

Тогда я вообще о банке, о центре НТТМ не думал. Они стали в моих глазах совершенной мелочью. Жить или умереть, сохранится страна или нет, что будет с ядерным оружием, что с продовольствием, с топливом, с теплом. Вот проблемы, которые решались вокруг меня и где-то, в малой степени, с моим участием. А мне было 28 лет.

Собственно, именно тогда я и ощутил, что рынок — хороший механизм, но в некоторых ситуациях он будет стоить жизни миллионам, будет стоить существования моей страны, моего мира, поэтому государство нужно. Но государство нужно профессиональное, и хорошие профессионалы-управленцы обязаны работать вне идеологии, точнее — помимо идеологии. То есть они обязаны исполнять свой долг вне зависимости от того, что они думают о власти, а власть обязана их терпеть вне зависимости от личных отношений. Все остальное — вне и после исполнения долга.

Поэтому много лет спустя, в конце 2003 года, я и не остановил ЮКОС[35].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.