Инна

Инна

Мне рассказывали, что сначала Михаил Инну не замечал, а потом она перекрасилась в блондинку — и все: он влюбился по уши. Марина Ходорковская вспоминает, что случайно узнала, что в институтском комитете комсомола появилась девочка, которая смотрит на ее сына влюбленными глазами. Девочке было 17 лет, когда они познакомились.

Инна Ходорковская: Я была влюблена в химию. На дневное отделение не поступила — завалила сочинение. Тут же перевелась на вечернее. О работе до этого не думала. Пошла устраиваться в лабораторию по своей специальности (органическая химия). Там мне сказали, что нужна путевка от комсомола, то есть разрешение. Вот за путевкой я и отправилась. До сих пор помню массивные деревянные крашенные лаком двери комитета комсомола. Двери такие гулливерские, а я хоббит, пробивающийся сквозь сказочный лес к своей цели. Но за этими дверями чего-то сверхъестественного я не обнаружила. Путевку мне не выдали по причине того, что им нужен был срочно человек на работу в сектор учета. Тема взносов и учетных карточек мне тогда была далека, за исключением лишь того факта, что мама у меня всю жизнь проработала главным бухгалтером на заводе и других госпредприятиях и цифрами владела очень неплохо. Я впряглась в эту работу с удовольствием — с 22 октября 1986-го. Постепенно знакомилась с новым коллективом. Ребята были достаточно самостоятельные и амбициозные. Каждый имел свою харизму. Отдельно держался заместитель по оргработе. Он был моим непосредственным «надсмотрщиком» и помощником. Звали его Михаилом. Для меня он был взрослым мужчиной (как, впрочем, и все остальные члены комитета ВЛКСМ), мне это, конечно же, льстило. Ему 23 года, а мне 17 — пропасть. Они все уже закончили институт, я же только начинала. Стали мы ближе общаться с Михаилом, когда я писала свой первый отчет, в декабре 1986-го. Отчет не шел, карточки не сходились, я начинала снова и снова. Сидели до часу ночи. Собственно, с этого момента я и отталкиваюсь как от начальной точки отсчета в наших отношениях.

Ну как он ухаживал? Как в книжках написано. Классически. Да что я об этом знала в свои 17 лет? Бывает, что человек в 17 лет уже вполне взрослый. Но не я. Я была девчонка девчонкой. Да я и не торопилась никуда, не было этого — побыстрее замуж, дети, как у нас бывает, ты знаешь. Я жила как в броуновском движении — меня куда-то носило, то на учебу, то еще куда-то. Он все решил. Он так издалека наблюдал, чтобы никто даже мысленно меня не испортил, вот это мое идеалистическое представление о жизни.

Я была абсолютным идеалистом. Так до 2003 года им и оставалась. Пока по мозгам не надавали как следует: Инна, проснись наконец, хватит жить за своими розовыми очками… Но он же этот идеализм и поддерживал. Он как в «Маленьком принце» поставил розу под колпачок, только попробуйте троньте. То есть все мои представления о жизни были сказочными. Я знаю, что это опасно. Когда все это разрушилось, у цветочка-то были шипы, но они за ненадобностью были такие хиленькие. А теперь? Мне шипов не надо. Я понимаю, где опасность и где безопасно. Я эту защитную кожу нарастила.

Многие российские олигархи женились вторым браком (а некоторые — третьим и четвертым) уже после того, как стали состоятельными. Обычно на девушках гораздо моложе себя и скроенных как по лекалу: высокие, стройные, с ногами от шеи. Я примерно так и представляла себе жену Ходорковского. Ну, плюс еще аксессуары: бриллианты, безумные каблуки, дорогая шуба. В общем, стандартный набор. И когда передо мной появилась субтильная невысокая женщина с убранными в пучок светлыми волосами, которые оттеняли большие темные глаза, в стеганой короткой куртке, брюках и удобных сапогах, я невольно рассмеялась, настолько она не отвечала стандарту. Никаких вызывающих камней. Довольно экстравагантные крупные часы. Хорошая сумка. Интровертная, сложно идущая на контакт, любопытно формулирующая, обаятельная женщина.

Когда Ходорковские и Невзлины в 1991 году переселились на Успенку, они уже вполне могли снимать каждый по даче. Но как-то решили, что им две не нужно. До этого Ходорковский с Инной снимали квартиру на Павелецкой. Дом прилегал к метро, рядом ресторан, Садовое кольцо, трамвайные пути. Шумно, смог, в квартире полно тараканов. Инна говорит, что «для пары без детей это клево, а вот с грудным ребенком не очень. И в начале июня мы решили переехать за город. Так как я прожила всю свою неосознанную и сознательную жизнь в Москве, работала и училась тоже в центре города, то тяжело было привыкать к лесу, тишине и комарам. Ребенок был только на мне, так что ответственность была жуткая. Я боялась сделать что-то не так, все по графику. Миша приезжал-уезжал, встречались поздно вечером».

Жили две семьи в одном доме: Ходорковский с Инной — на втором этаже, Невзлины — на первом. И общий вход. Потом какое-то время снимали там же бывшие цэковские дачи, и там уже каждый жил в своем доме. А еще через некоторое время арендовали часть кампуса у международного университета в Сколково с двухэтажными домами и снова жили в одном доме, переделав коттедж под двухсемейный дом: общий вход, а потом одна семья — налево, вторая — направо. «Яблоневый сад» в Жуковке появился позднее — в 1999 году, и там у каждого из акционеров будет свой дом.

Леонид Невзлин: Отношения были легкими и комфортными. Мы друг другу не мешали. Жены тоже, мне кажется. Мы много работали, свободного времени оставалось мало. Принцип — воскресенье отдать семье, но тоже не всегда получалось. У нас есть еще одно общее с Мишей: мы никогда не обсуждаем отношения с женщинами, детьми. Не то чтобы это было табу, а просто не принято. Ни он не любит, ни я. Мы могли о чем угодно говорить, спрашивать, просить совета. Но вот обсуждать детали отношений, что-то очень личное в области эмоций — этого не было. И не потому что не могли — я ему абсолютно доверял, думаю, он мне тоже, просто этой темы не было.

Инна Ходорковская: Для Михаила очень важна среда. Он, мне кажется, таким родился. Он существует в социуме, и он лидер. Родители — чудесные, благородные люди, со своими принципами, понятиями. Но он какой-то отдельно стоящий от отдельно стоящих… Мне очень в жизни повезло. Я люблю интеллектуальных людей и люблю наблюдать, как у них складывается общение. Я Невзлиным наслаждалась в свое время. Он приходил, а я садилась — и все, слушала. У него мыслительный процесс же постоянно происходит, у Миши свой. Потом появился Платон — его вообще очень сложно понимать, но там такая база знаний чувствуется. У них была одинаковая скорость мышления и память, конечно. Каждый из них феноменальный человек. И они дополняли друг друга. Думаю, не случайно они оказались все вместе.

Инна так и не закончила Менделеевский институт. Смеется и говорит, что муж ее «утащил», пугал, что химия чревата облысением. «Он бы меня не отправил в самостоятельное плавание. Ревнивый, конечно! Нормальное мужское чувство. Я в институте начала курить. Он бесился, на обед меня не отпускал. Представляешь, только от мамы вырвалась, а тут еще одна „зануда“… Выдергивал изо рта сигареты, крал пачки, в общем, вел себя безобразно. Не сказала бы, что сильно изменился в этом отношении. Он не любит, когда я себя порчу. Я курила 20 лет, а потом бросила. Сама. И только так это и могло произойти. Когда в мое пространство врывается другая энергия, я начинаю сопротивляться. Вот это он не понял. И не понимал до самого ареста. Да и я только потом поняла, что меня просто надо было оставить в покое, чтобы я разобралась со всем сама. Я вообще саморегулирующийся человек, вот мой вакуум, мой угол, я разберусь. Собственно, я и разобралась, когда осталась без него. А до этого был непрерывный забег, мы неслись…»

Настя родилась 26 апреля 1991 года. Михаил в это время был в командировке на Тайване. К моменту рождения дочки Михаил и Инна не были формально женаты.

Владимир Дубов: Я как-то сказал, что не уеду в отпуск, пока их не поженю. Ну, пришло время отпуска, и Ходорковский говорит: «Уезжаешь, ну понятно. Инка расстроилась, узнав, что едешь в отпуск». Я говорю: «Почему?» — «Она тебя держала за серьезного человека, ты же обещал ее замуж выдать». А у меня билеты на руках, уезжать через неделю. Я говорю: «Давай сюда документы». Быстро договорился с ЗАГСом, чтобы они приехали домой, то есть к ним туда, на дачу. Времени-то нормально ждать очереди нет. Потом мы с ним вдвоем заехали за моей женой Олей в Переделкино. И поехали его женить. Оля эту дорогу до сих пор помнит. Миша водил тогда не очень, но очень лихо, и было страшновато. Так торопились, что на железнодорожном переезде проскочили прямо перед поездом, в общем, это была выездная сессия по заключению брака на дому. И вот где-то между кухней и столовой в коридоре их и расписали. Ребенка предъявили уже трехмесячного. Это было в июле 1991 года. На свадьбе были мы с Олей, Невзлины, Брудно — и все. Ни родителей, ни других гостей. Было весело!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.