Введение

Введение

Весна в тот год на Кавказе наступила необычайно рано. В начале мая по-летнему жаркое солнце растопило снега, с гор понеслись лавины, ручьи превратились в бурные потоки, ворочающие глыбы камней, а водопады обрели гигантскую мощь и красоту…

В 1935 году дороги на прославленную «жемчужину Кавказа» — озеро Рица — еще не было. Тем, кто хотел увидеть его, приходилось добираться туда пешком по каньонам Геги и Юпшары. Шоссе начиналось от Адлера у широкого устья Бзыби, сворачивало, проходя вдоль бурной и пенистой Геги, еще раз поворачивало в каньон Юпшары и там заканчивалось.

Удивительная река эта Юпшара — по своей прозрачности и кристальной голубизне она не сравнится ни с одной из горных рек Кавказа. Только на Алтае есть похожая — Катунь.

Если встанешь на мостике — над слиянием Геги и Юпшары, диву даешься! Косматый, бурный глинистокоричневый поток Геги переплетается с белопенными голубыми каскадами Юпшары, как две ленты, вплетенные в косу, прежде чем смешаются они в одну рыжую гриву. Откуда такое чудо? Быть может, оно возникло потому, что Юшпара, вытекая из Рицы и чуть войдя в узкий каньон, тут же вдруг вся уходит под землю и снова появляется только несколько километров спустя?

Окрестности Гагры изобилуют такими провалами, «карстовыми явлениями». Вырвавшись из подземного плена (может быть, очищенный какими-то подземными химикалиями?), поток необычайной чистоты и бирюзовой голубизны несется между отвесными скалами каньона, так и не замутив свои воды до самого слияния с Гегой.

Вдоль нее, все дальше к Юпшарскому каньону, группы полуголых людей с черными от загара спинами прокладывали шоссе. Струи пота стекали по их запыленным телам. На головах — какие-то грязные тряпки, чтобы хоть чем-нибудь прикрыться от безжалостного солнца. Люди вяло долбили камни чем-то вроде огромных кирок и еще более вяло перетаскивали камни с места на место, укладывая их вдоль шоссе. Когда мы проходили мимо, они распрямлялись, обращая к нам худые, хмурые лица и задавали всегда один и тот же вопрос:

— Который час?

И тотчас откуда-нибудь с пригорка лениво отзывался человек с ружьем:

— Не разговоривать! Давай, двигайся, а то я те поговорю!

Непонятно, к кому это относилось — к работающим или к нам, беспечным путникам, и мы, смущенные, спешили пройти… Но у следующей кучки, где работали люди, нам непременно задавали тот же вопрос…

Что знала я об этих людях с угрюмыми лицами, которые задавали один-единственный вопрос, как будто ни до чего другого в мире им не было дела? Что знала я о них? Ничего. А что хотела знать? Ничего.

Кольнуло ли у меня в сердце: ты стоишь на пороге своей судьбы? Встревожилась ли?.. Нет, не кольнуло. Не встревожилась. Спешила пройти.

А он, мой спутник? Обаятельный мальчик, почти подросток на вид, лучший экскурсовод Краснополянской турбазы. Стройный, смуглый, в так идущей ему турецкой красной фесочке с кисточкой. На крутой выпуклый лоб выбились темные кудряшки. Блестящие восторженные глаза чуть прищурены — тогда еще не было модно носить солнцезащитные очки…

Он, быть может, и знал, но думать об этом не хотел. Только не сейчас… Потом, потом… Ведь он не хотел зла… Нет, никому, никогда…

А кругом буйствовала весна — зеленая, кипящая, пьянящая… И любимый Кавказ… И строки обожаемой Цветаевой, тогда еще мало кому у нас известной:

Пляшущим шагом прошла по земле! —

Неба дочь!

С полным передником роз! — Ни ростка

не наруша…

…Вот и кончилось строящееся шоссе. Дальше — узкие тропы, карнизы, высеченные в скалах Юпшарского каньона то с одной, то с другой стороны, и подвесные мостики, их соединяющие, всего — двадцать четыре! Раскачивается, трепещет мостик над вспенившейся неистовой Юпшарой, вздыбленной весенними снежными водами. Перебираемся чуть ли не ползком. Дух захватывает — вот-вот сорвет мостик, унесет в реку…

Каньон — то совсем узкий, с отвесными стенамы, и синяя лента неба; где-то над головой солнце золотит едва видные вверху на скалах стволы сосен, а внизу, в ущелье — тень и прохлада, а то вдруг стена скал отступит от реки, и на берегу возникнет самшитовая роща. Причудливо изогнутые, тяжеловесные стволы; словно водоросли, свисают длинные бороды мхов, и повсюду царит полумрак. Будто глубокое подводное царство…

А под ногами что творится! Сплошной благоуханный ковер — ландыши! Такие крупные, чистые, словно склоненные вниз восковые капли. А тропинки и совсем нет — как идти? Как же ступать по этому — из живых ландышей — ковру? Голова кружится…

Мы идем тихонько, бережно ступая. Идем, держась за руки. «Ни ростка не наруша…» Ах, если бы остановить время!..

Мой спутник насвистывает мотив из только что показанного в Москве фильма «Под крышами Парижа» — первого прорвавшегося к нам иностранного фильма. В Москве была сенсация!

«Sous les toits… de Paris…» — напевает он и тут же придумывает другие, русские слова:

…По лугам, где растут молодые цветы,

Мы сегодня идем — я и ты…

Я ловлю твой взор, твой приветный взгляд.

Мы болтаем вздор целый день подряд…

Бегут счастливые часы, струятся среди тишины и полумрака, тают в аромате ландышей… Мы молоды, мы счастливы. Нам хорошо вдвоем. Все наши беды, все наши несчастья — впереди, и мы о них ничего не знаем…

Что может знать человек о том, что ВПЕРЕДИ?.. Он не хочет знать даже того, что ПОЗАДИ, о чем узнать еще можно… Счастливое неведение. Счастливые прохожие…