КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ

КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ

А сам весь на эмоциях, сразу написал Свете письмо. И она тут же написала ответ. О чем? Боялась, что забыл про нее в Болгарии. Что все время слушает кассету с записью моих песен и спит в моей рубашке, что я ей подарил, приглашала меня с Валерой Крахмалюком в гости. И что мама ее скептически выслушала рассказ про слет, про меня, сказав, что дружбы и любви на расстоянии не бывает.

От новороссийской команды в Болгарию ездила еще девушка по имени Ира. Вернувшись из Болгарии, та наплела Свете, как я бухал всю дорогу и пытался заходы к ней делать. Я тебе сейчас фотографию этой Иры покажу, у тебя все вопросы отпадут насчет заходов! Никаких заходов там быть не могло. Типа я поэтому и бухал, чтобы какой-то «заход» произвести? Это такая девушка… знаешь, все девочки, которые завидуют подружке из-за парня, начинают говорить про него всякие гадости. Наверное, бухал. Как же тут не бухать-то? Потом мне эта Ира письмо написала, полное выпендрежа. Я не ответил, конечно.

И началась у нас переписка. Поначалу она начинала письма так — «привет, мой любимый пациент!», а подписывалась как «твой лечащий врач», я же в Москве после слета сильно простудился из-за погоды, и она меня пыталась «лечить».

Почта работала фигово. Когда письма запаздывали, друг на друга дулись, подозревали, что все — любви конец. Мы постоянно планировали приехать друг к другу в гости, но случались какие-то глупости: я ждал, когда она мне телеграмму вышлет с «официальным приглашением» в гости, она ждала телеграмм) с датой, когда я смогу приехать. К Свете часто приезжала Ксюха из Краснодара наша общая подруга по слету. Однажды они мне прислали письмо «на двоих» — вместе его написали.

Вот так было. Света шлет мне письма. Я — ей. Длинные бумажные письма. Она — про свою жизнь, про учебу в своем Индустриальном техникуме, свою общественную деятельность, театральный кружок, Подружек. Я очень часто писал. Писал о чем… о чем… о жизни своей тоже.

О том, что я Ираиду замуж выдал. У нее никого не было, отец в Москве. Никого из близких рядом. Она была одна в Таганроге. А познакомились с парнем из группы, где раньше играли Дима Рябов, Сидашенко Женя. Решили они пожениться. Я говорю, круто Ираида, молодец, зашибись.

И она позвала меня свидетелем на свадьбу. Свадьба была в Таганроге. Мы приехали в загс, Ираида же без родителей. В общем, я был вместо мамы, папы, всех родственников. У меня тогда волосы были длинные, сам в пиджаке, галстуке, и руки в кольцах — такой вот свидетель.

Отпраздновали свадьбу. Кроме родственников жениха, никого не было. Со стороны невесты был только я. А Оксана, кажется, тогда уезжала к себе домой в станицу Вешинская. Папа невесты не приехал. Он, кажется, где-то в командировке был за границей. Пел. У Ираиды с папой были тяжелые очень отношения. Натянутые. Он мало помогал. В Москве у него была другая женщина. Ираида тоже на него никогда не надеялась, но очень любила. И мне свадьба эта показалась… знаешь, как раньше на Руси было? Вот парень берет дивчину в жены. Потому что парень взрослый, наверное, мать давила, давай, чувак! Пора тебе уже. Было ощущение, что какой-то в этом подвох. Я, конечно, спрашивал ее, счастлива ли ты, Ираида, любишь ли его. Да, да, мне нравится с ним, он такой-растакой.

И после свадьбы они куда-то поехали, а потом она очень редко появлялась. И когда она появлялась, я стал замечать, что она очень далеко. Она стесняется общаться, как прежде. Поменяла речь. Отдалилась от нас, от меня, от Оксаны. Она уже не могла сесть за пианино и спеть песню, как раньше. Возможно, это из-за мужа. Она настолько восприняла все всерьез, что, даже если муж не видит чего-то, ей все равно было неловко как-то расслабленно себя вести. Тем более человек верующий. Зажата была. Как будто мы не свои и раньше не общались на такие темы. Молчит, «как у тебя?» — «нормально».

Я учился в колледже, участвовал во всех этих мероприятиях, которые в городе происходили. Я тебе рассказывал про фестиваль «Снеговики не умирают»? Ну вот, вообще-то, это не разовое мероприятие было. Тот Дима Шарко имел самое что ни на есть непосредственное отношение к группе «Дух волны», которая впоследствии переросла в группу творческую. Дима был на короткой ноге с администрацией города: помогал местным кандидатам какую-то политическую агитацию вести, за счет чего местные группы получали возможность играть. И вот он руководил этим творческим движением «Дух волны», одной из акций которого и был фестиваль «Снеговики не умирают». Ага, где я познакомился с Витей Бондаревым.

«Дух волны» проводил серию фестивалей. Что имелось в виду под «Духом волны», я не знаю. Просто дух волны, и все тут. По меркам столицы это, конечно, нельзя было назвать фестивалем. Просто сбор всей тусни музыкальной, околомузыкальной, театральной Молодой поросли. Плюс еще из Ростова приезжали люди, из других ближайших городов. Слыхал, в Таганроге проводится такая вот байда, поедем? Поедем!

Дима Шарко проводил много различных акций Например праздник «Ивана Купалы» у нас есть в городе солнечные часы перед Каменной лестницей, которая ведет к морю, очень старая. Как в Одессе, только она чуть поменьше постаринней. Потемкинская какая-то уж больно современная, А в Таганроге она старая, каменная, очень красивая с раздолдбанными ступенечками.

Наверху возле солнечных часов начиналось мероприятие. Шарко увлекался язычеством. Его это прикалывалю. Иван Купала же языческий праздник. И вот мы у солнечных часов пили медовуху, которую Дима подгонял. Он все организовывал, какие-то маски шили, выбирали короля праздника Мы с ребятами в таком не участвовали, просто стояли и смотрели.

И потом факельное шествие-все зажгли факелы и спускались к морю продолжать праздник и вот там прыгали через костер. Венки в воду пускали. Да, прыгал прикольно, а что тут страшного-то.

Дима веселый, задорный человек был. Очень смешной. С бородой мужичок лет тридцати, странноватый такой. Мог находить деньги для творческой молодежи, для людей, которые чем-то интересуются. Потом он уехал в Москву. Сейчас он работает в журнале «Рублевка»… О чем мы говорили? Так вот, театральных фестивалей как таковых не было. Были такие мероприятия — вроде театрализованные действа.

Еще Дима занимался какой-то медитацией. Люди стучали в барабаны — в бочки такие и крутились на месте, шаманили. Я пару раз приходил, смотрел, достаточно интересно. Сам не участвовал, мне просто нравилась сама атмосфера — как будто обряд какой-то. Я не врубился, но было прикольно. Дима босиком ходил, за ним люди, типа ученики, последователи… Все это происходило в ДК «Красного Котельщика», в каком-то актовом зале. Все громко стучали в эти барабаны — бочки. Дима крутился вокруг себя. Потом они какие-то предметы пытались передавать, мысли, энергию, в общем, полная хрень какая-то.

А потом я познакомился с Димой Рябовым, он играл на аккордеоне в группе «Та-ту». Приезжал изредка Валера Полиенко… Все это было такой смешной самодеятельностью. Если взять из современных групп, чтобы сравнить, то это немножко от Петра Мамонова, Феди Чистякова, «Billy’s Band». Но по тексту гораздо проще и с легким народным уклоном. Весело. Участвовали девочки из музыкальной школы — хор из трех девиц. «Ой, люли-лю-ли, ой, на-на на-на…» Такое стебалово, но доброе.

Витя Бондарев тоже написал для них песен пять. Некоторые серьезные, некоторые простые. У него было много стихов. Там, «Благовест — не дари мне небо чужих невест», «Завяжи узлом кружева зари». Бондарев любитель такого: «Вечер научит молчанью плакучие ивы».

Музыкантов профессиональных практически не было. Иногда нарывались на людей совершенно неадекватных. Был у нас барабанщик Зыка — из таких. Мы выступали на каком-то многодневном фестивале в ДК комбайнового завода. Там было много молодых групп, а в конце каждого дня играла более-менее известная команда — вроде хэдлайнера. «Асимметрия» должна была закрывать фестиваль. Этот Зыка чего-то психанул и минут за двадцать до выступления куда-то слился. Больной человек. Ему все не нравилось, все идиоты, он один знает, как надо. А сам ничего не может сделать. Он самый умный, самый звездатый. А все остальные — кретины. Но мы с ним играли, потому что не было замены. Не хватало барабанщиков. Никого не хватало. Все, кто играл, были взаимозаменяемы. Школ барабанных не было, гитарных не было. В музучилище народ профессионально играл. Но там было просто много придурков, играющих джаз. Чему могут научить в музучилище? Ну, нотам. Но рока там нет. Только джазовое какое-нибудь отделение. Это несерьезно для нас тогда было. Какой это рок? Смешно…

Поэтому все друг другу помогали. Я помогал Рябову. Я подыгрывал им на гитаре на каких-то мероприятиях. Потому что гитаристов тоже не было. Басистое не было. «Рома Билык и Дима Рябов». Мы делали потом даже совместный акустический концерт… Такое свободное уже творчество. Что могли, какие были возможности, то мы и делали всегда.

Просто тогда «Асимметрия» сама по себе уже немного подраспалась, потому что возможностей заниматься не было. Иван уже женился, у него не так много времени было на эту тусню. Ты же понимаешь, что это была тусня, а не в чистом виде музыка, музицирование. Если получалось играть какие-то концерты, то да. А так… Какие-то встречи, идеи, планы, задумки. Придумывали какие-то вещи. Ну и что получалось, то получалось.

Делали в Доме учителя в зале на 200 мест акустический концерт. Брали две колонки «Том», усилитель «Том», перкуссию, баянчик, пару акустик, бас-гитарку включили, девочек на подпевочках, бубен. Приходили люди, все знакомые, любители. Практически каждого знал в лицо, может, не каждого, но со многими пересекался.

Потом «Дух волны» немного спал, мы с Витей решили организовать свою творческую группу, в которую входили Рябов, Витя и я. И назвали ее «Белый шум». Потом на афишах по городу так и было написано: «Творческая группа „Белый шум“ представляет». Мы делали акустические концерты, электронные эксперименты, артперфомансы так называемые.

Есть такое понятие — белый шум. Это когда радиоволны шумят: «Ш-ш-ш-ш-ш…» Нормально. Прикольно. Как надо. Мы пытались организовывать какие-то мероприятия в городе, чтобы люди приходили, чтобы им не было скучно. Люди встречались, тусили, выпивали… Да это Даже не фишки какие-то были, скорее концерты. Люди были готовы платить какие-то деньги, чтобы просто что-то услышать, увидеть…

Мы были достаточно известными людьми в городе. И у нас был свой слушатель. И уже подрастающее молодое поколение, ребята, которым по шестнадцать-семнадцать лет, интересовалась, им нравилось, что в городе какой-то движняк происходит. У нас были цены на билеты по три рубля, другими еще деньгами. Это были, конечно, символические суммы, но такие, чтобы мы могли оплатить аренду помещения, в котором проводили концерты. И еще оставалось на вино и сигареты.

Бухгалтерии никакой не было, все очень просто. Есть Дом учителя. Зал практически всегда пуст. Кроме того, что там свои собрание проводят коммунисты, ничего. Подходишь к директору и говоришь: «Вот мы хотели бы провести концерт». — «А что это за концерт?» — «Ну, мы тут тихонечко, ничего вам тут не попортим — акустический концерт; можно?» — «Ну, можно». Вот и все.

Билеты? Билеты мы печатали банально на ксероксу. Развешивали афиши, и буквально в день концерта все приходили и покупали билеты. Сидела бабушка в окошечке и продавала. Конечно, процентов пятьдесят приходило бесплатно, потому что это все были знакомые. Остальная половина платила за вход, посмотреть, что же там такое происходит. Вот такими вечерами мы занижались.

Изредка куда-то выезжали. Только без всякой организации — когда приехал, тогда и играешь. Выступали все подряд, кто-то лучше играл, кто-то хуже. По-разному. На местные радиостанции мы не успели толком выйти, они только появлялись.

Тогда у «Асимметрии» случился концерт, на который приехал Леха из Мариуполя. Он разучил пару наших песен на трубе и тоже с нами играл. Поскольку с гитаристами, как я тебе говорил, был напряг, я пригласил дружественных музыкантов.

Один из них был по кличке Бугай, играл на басу. Барабанщик был Зыка. Даже Иван пришел на концерт, мы его позвали на сцену из зала. Вот такой концерт.

С нами, с «Асимметрией», Леха играл только один тот раз и тогда, после концерта, оставил трубу. Леха мне однажды привез какой-то хороший усилитель, ему нужно было его продать. Еще трубу свою привез на продажу. Но усилитель я не продал. «Дудку», как он трубу называл, тоже. Потом пару раз мы с ним напивались, когда он приезжал в Таганрог, выходили во двор, и он начинал на трубе играть. Какой-нибудь «Турецкий марш». Как он звучит? Такая известная мелодия. Это, конечно, было ужасно, он к тому моменту ведь уже перестал заниматься. А мы все равно напивались и пьяные гудели на улице, трубили.

Еще, я помню, трубили весело, когда Леха женился. Я был свидетелем у него на свадьбе. Отгуляли свадьбу, и на второй день поехали к его знакомому, к Виталику. Он жил в центре на Кировской площади, рядом с моим проспектом Металлургов. Мы поехали к нему в гости: Леха, его жена Юля, я. А мы пьяные были, сделали привал на газончике, не доходя до дома Виталика. А у Лехи зачем-то труба была в кофре. Он кофр раскрыл и стал на трубе всякую шнягу играть, а мы с Юлей бегали, кричали прохожим: «А у нас свадьба!» И нам кидали в кофр какие-то деньги. И вот так минут пятнадцать мы трубили, после чего пришел Виталик, и мы отправились дальше бухать.

Леха тоже что-то пытался мутить у себя, но ничего так и не замутилось. Мариуполь — город рабочий. Это не Таганрог со своей, бля, богемой.

Леха большую часть времени, конечно, общался с друзьями по училищу, по инерции просто, интересно было ему. Какие-то знакомые, девушки… он тоже тусил по-своему. Нормально. Как это в небольших городах бывает? Ты в принципе в курсах, что в городе происходит. В Мариуполе театр был какой-то. Это были какие-то Лешины знакомые. И он хотел, чтобы они приехали в Таганрог со своим спектаклем каким-то. А Дима Рябов, кстати, занимался сначала в театре Чехова, потом у него был свой какой-то небольшой театр, потом частный театр, театр кукол. И он как-то в театральной тусне темы разруливал. Разбирался и знал, что происходит в городе. За пределами его. Поэтому Леха меня и спрашивал. А мы каким боком к театру? Так ведь это одна тусня. Театр, музыка — это одно и то же практически было. Люди творческие собирались, придумывали фестиваль театрально-музыкальный, где все вперемежку. Помимо трупп, приезжали еще и музыканты. Певцы, барды, группы. И в таком фестивале как-то Леха и предлагал участие. Но что-то не срослось.

Вот я Свете все свои дела и описывал. Рассказывал про концерты, передряги в колледже… Короче, про жизнь свою, а она мне — про свою.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.