Глава 12 Влияние Америки и других западных стран на реформаторство Хрущева

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12 Влияние Америки и других западных стран на реформаторство Хрущева

Американское сельское хозяйство и промышленность всегда были предметом большого внимания и определенной зависти Хрущева, и очень многое, что Хрущев узнал, а впоследствии и лично увидел в Америке, он старался в той или иной форме использовать в СССР. Именно промышленные и сельскохозяйственные достижения США в значительной степени определяли желание Хрущева улучшить отношения между СССР и США и окончить холодную войну. Политика «мирного соревнования», выдвинутая Хрущевым, была его главным внешнеполитическим достижением, а демократические преобразования – прежде всего реабилитация жертв сталинского террора, – создавали в США и в других странах атмосферу доверия и заставляли поверить в искренность Хрущева и его попыток наладить отношения. Достигнутый в этом направлении прогресс, несмотря на многие периодические обострения, является главной заслугой Хрущева перед всем человечеством, заслугой, которая перевешивает многие его просчеты и недостатки.

Начав интенсивную международную политику, он понимал, что экономика и сельское хозяйство СССР отстают не только от уровня США (что можно было объяснить историческими факторами) или Великобритании (что можно было приписать эксплуатации колоний и бывших колоний), но и от экономики Германии, Франции и даже Японии, быстро восстановившихся после разрушений войны. Копировать капиталистическую систему было, конечно, нельзя, но призыв Хрущева – изучать достижения других стран, сменивший прежний сталинско-ждановский период борьбы с «космополитизмом» и всем иностранным, имел очень большое значение для развития науки и техники в СССР и для большего внимания органов власти к развитию потребления. Хрущев не мог по-настоящему глубоко вникать в суть дела, но он, например, лично просматривал все покупаемые за границей научно-популярные и технические кинофильмов. Особенно он любил научно-популярные фильмы о сельском хозяйстве, как и Сталин в прошлые времена, только тогда это были советские фильмы о «счастливой жизни» колхозников. Типичный пример – фильм «Кубанские казаки», который Сталин смотрел не менее десяти раз. (Нравившиеся ему киноленты Сталин иногда пересматривал много раз – это была одна из его странностей.) В Кремле работали специальные кинослужбы, которые при Хрущеве организовывали закрытый показ высшему советскому руководству технических и сельскохозяйственных достижений в других странах. Специальные комментаторы (иногда по сельскохозяйственным фильмам это был Лысенко) после просмотра фильма (с синхронным переводом) давали разъяснения Хрущеву по тем или иным непонятным вопросам. Для Кремля покупались датские, голландские, шведские и другие образовательные фильмы о сельском хозяйстве или фильмы, пропагандировавшие тот или иной агрономический прием. Потом эти фильмы демонстрировались иногда в клубах сельскохозяйственных институтов и в других учреждениях.

Западное влияние стало ощущаться с 1953–1954 годов во многих отраслях экономики, строительства, сельского хозяйства и промышленности. В СССР периодически открывались иностранные промышленные, сельскохозяйственные и общие выставки (наиболее знаменитой была Американская выставка в 1959 году), почти все экспонаты с них закупались потом как образцы для последующего изучения и использования в модернизации советских продуктов, машин или приборов того же типа.

В целом такого рода влияние было положительным и энергичные попытки Хрущева внедрить в СССР все, что можно, для развития народного хозяйства были неиссякаемы.

Трудно перечислить множество нововведений, которые были сделаны по прямой инициативе Хрущева и под влиянием того, что он узнал или лично увидел в Америке, Великобритании, Скандинавии и в других странах, на международных выставках или даже в кинофильмах. Многие из этих нововведений имели весьма положительное значение и используются и развиваются до настоящего времени. По примеру Запада началось, например, так называемое «крупноблочное» строительство домов, позволившее индустриализировать и ускорить жилищное строительство. Повсюду появились американского типа столовые и кафе самообслуживания и торговые автоматы (такое питание американцев через быстрое самообслуживание в 1935 году высмеивали И. Ильф и Е. Петров в книге «Одноэтажная Америка»). Была «реабилитирована» кибернетика, объявленная при Сталине «буржуазной лженаукой», и начала, хотя и с большим опозданием, развиваться компьютерная техника и использование компьютеров в индустрии, науке и экономике. В сельскохозяйственной области постепенно переходили от устаревшей системы «прицепных» сельскохозяйственных орудий к так называемым «навесным» орудиям, что позволяло трактористу проводить множество разных работ без помощи «прицепщиков». Большие средства шли на дорожное строительство, и появились дороги, сравнимые с западными автострадами (Московская кольцевая, Москва – Крым и некоторые другие).

В какой-то степени именно под влиянием Запада Хрущев произвел децентрализацию экономики и создание совнархозов. Но эта реформа не имела успеха, так как децентрализация руководства промышленностью без независимости предприятий и фирм, характерной для Запада, создала впоследствии еще больший двойной бюрократизм – местный через совнархозы и центральный через быстро возникшие государственные комитеты, которые фактически взяли на себя функции бывших министерств.

Сравнительно небольшие последствия «американизации» и «европеизации» в быту, промышленности и в сельском хозяйстве почти все были успешными и сохранились до настоящего времени. Но некоторые кардинальные реформы, с помощью которых Хрущев пытался приспособить советскую централизованную экономику к американским и европейским принципам «свободной конкуренции» и «самостоятельности» без отмены государственной монополии и партийной диктатуры привели к отрицательным результатам общесоюзного масштаба, из-за них страна оказалась в тупике. Сделать советский тип социалистической экономики «свободным» в смысле свободы хозяйственной инициативы Хрущеву не удалось, и его бесконечные лихорадочные реорганизации лишь затормозили после 1958 года развитие народного хозяйства СССР. Уместно рассказать о судьбе некоторых наиболее известных попыток Хрущева создать советско-американский хозяйственно-экономический «гибрид».

Получая информацию об американском сельском хозяйстве, слушая советы своих новых американских друзей-фермеров (наиболее известным был фермер из Айовы – Росуэлл Гарст (Roswell Garst), часто приезжавший в СССР), а также наблюдая сельское хозяйство во время поездки в США осенью 1959 года, Хрущев стал придерживаться мнения, что независимость фермера в решении вопросов, касающихся его собственной фермы, – это большой плюс. Хрущев понял, что в США Департамент сельского хозяйства не дает приказов фермеру, а влияет на сельское хозяйство косвенно через экспериментальные станции, агрономическую и прочую помощь, путем примеров, моделей, рекомендаций, советов, а не директив. Таким образом, окончательное решение принимает сам фермер, который лучше знает, что и как ему делать и какой метод лучше подойдет для его хозяйства. Поскольку Хрущев считал, что колхоз мог быть сравним с большой фермой в США, то он попытался перенести в СССР американскую систему руководства сельским хозяйством, реорганизовав для этого всю государственную надстройку – сельскохозяйственные министерства, сельскохозяйственные высшие и средние учебные заведения и систему опытных станций. Был полностью изменен и порядок планирования производства в сельском хозяйстве. Некоторые из составляющих этих реформ могли бы быть весьма полезными, но при той поспешности, с которой Хрущев пытался решать все проблемы, реорганизация в целом могла бы впоследствии обернуться катастрофой, да и фактически сильно способствовала сельскохозяйственному упадку 1958–1963 годов.

При Сталине колхозы и совхозы получали почти весь план производства, в котором прописывались такие показатели, как производство каждой культуры, объем государственных поставок, объем натуроплаты за работу МТС и другие показатели. Это было так называемое планирование «сверху-вниз», часто без учета местных условий и возможностей. Но при том положении, когда колхоз сдавал свою продукцию государству почти бесплатно, а колхозник не получал практически никаких доходов от работы в колхозе, только планирование «сверху» было возможно, потому что снизу всегда были заинтересованы в минимальных заданиях.

После некоторых реформ 1953–1954 годов, когда развитие производства стало выгодным для колхозов, по инициативе Хрущева в марте 1955 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли постановление «Об изменении практики планирования сельского хозяйства». Согласно этому постановлению государство сохраняло за собой право определять объем отдельных видов продукции, который колхоз должен был продать государству за год, но размеры производства в целом, размеры посевных площадей и стада сельскохозяйственных животных, применение того или иного вида агротехники и многое другое колхоз мог планировать сам, независимо от государства. При такой системе колхоз был материально заинтересован в увеличении производства тех или иных культур, так как излишки сверх государственных поставок он мог продать по более высоким ценам и распределить по трудодням между крестьянами.

Эта новая система планирования, скопированная в известной степени с практики «свободного предпринимательства», дала положительный результат. Хотя она слишком часто нарушалась и игнорировалась и местными органами, и центральной властью, и самим Хрущевым, все же многие успехи в развитии сельского хозяйства в 1955–1958 годах были связаны с изменениями в порядке планирования, которые, пусть и не полностью, но все же проводились в жизнь. Но с 1959 года, когда началось «выполнение» нереального семилетнего плана развития народного хозяйства, предусматривавшего слишком высокие темпы производства в сельском хозяйстве, новая система планирования фактически перестала существовать, и колхозам и совхозам стали навязывать «сверху» не только планы обязательных госпоставок и продажи государству, но и размеры посевных площадей, поголовья скота, даже структуры посевов и выбор сортов растений и пород животных. Опять шли приказы о сроках уборки и сева, запреты на свободную продажу сверхплановой продукции, насильственные обязательства о закупках машин и удобрений. После рязанской авантюры, повторенной во многих других областях в уменьшенном варианте, был издан приказ, вообще запрещавший колхозам самостоятельно решать вопрос о «выбраковке» скота на убой, и за отправку на мясокомбинат непродуктивных коров без разрешения государства председателя колхоза могли отдать под суд.

Так, путем давления «сверху», Хрущев пытался обеспечить быстрые темпы развития, но фактически этот метод приводил лишь к негативным последствиям. Колхозы, например, вынуждены были содержать на фермах коров, которые не давали молока, а только потребляли корм. За 3–4 года в некоторых хозяйствах было уже 30–40 % непродуктивных или малопродуктивных коров. План по развитию поголовья скота выполнялся, но с экономической точки зрения это «выполнение» было, конечно, бессмысленным.

В США Хрущев обратил внимание на то, что многие американские сельскохозяйственные колледжи при университетах расположены не в больших городах, а в центрах земледелия и имеют отдельные благоустроенные исследовательские центры и студенческие кампусы. Понравилось Хрущеву и то, что Департамент сельского хозяйства в США не издает приказов, а лишь дает рекомендации и советы через убедительную систему экспериментальных станций. Агрономическая служба была, таким образом, вроде системы сервиса, которая могла дать фермеру рекомендации о характере удобрений, провести анализ почв и т. д. Все эти сложившееся в США за десятилетия отношения между фермером, государством, частными фирмами, производящими удобрения и корма, и системой сельскохозяйственного образования, послужили и в СССР основой для множества крупных реорганизаций, из которых только одна – создание в областях объединенных опытных станций, а в климатических зонах – более крупных «зональных» сельскохозяйственных научных институтов, сохранилась и до настоящего времени. В областях несколько разных маленьких научных центров (селекционные станции, сортоучастки, агрохимические лаборатории при МТС и др.) были объединены в более крупные научно-прикладные центры. Другие реформы «американизации» оказались неэффективными, и после отставки Хрущева их реализацию прекратили.

Хрущев считал, что министерства сельского хозяйства должны давать только рекомендации колхозам путем экспериментов и примеров. Поэтому он неожиданно решил, что Министерство сельского хозяйства СССР, уцелевшее после создания совнархозов, должно переехать из Москвы в сельскую местность и организовать там большое образцовое хозяйство, своего рода сельскохозяйственную выставку всесоюзного масштаба. У министерства конфисковали большое административное здание и приказали разместить все свои управления и отделы в совхозе «Михайловское» в ста километрах от Москвы. Соответственно Министерство сельского хозяйства РСФСР было переведено из Москвы в совхоз «Яхрома» в ста двадцати километрах от Москвы. Та же участь постигла и министерства сельского хозяйства союзных и автономных республик. Им было приказано не только руководить сельскохозяйственным производством в стране, но и создать на базе полученного совхоза «образцовые» хозяйства, с которых приезжающие в министерства по делам работники на местах могли бы копировать все новейшие достижения агротехники и производства.

Перевод министерств в совхозы был выполнен настолько быстро, что ни о каком строительстве там нужных зданий и жилых домов для сотрудников не могло быть и речи. Министерство сельского хозяйства СССР расположилось в здании санатория «Михайловское», а его сотрудники каждый день на специальных автобусах ехали туда по довольно плохим дорогам. Обычно путь в один конец занимал от двух до трех часов. Посетители министерства, приехавшие из других городов, или люди, вызванные на разные совещания и проживавшие в московских гостиницах, тоже должны были совершать эти путешествия каждый день. Кроме того, всем сотрудникам, от начальников управлений и трестов и кончая работниками столовых, нужно было часть времени проводить на полях, участвовать в сельскохозяйственных работах, в испытании новых видов техники, в прополке урожаев и уборке картофеля. Для бюрократического аппарата министерства это оказалось невыносимым испытанием. За один год из 2 200 сотрудников Министерства сельского хозяйства СССР более 1 700 подали в отставку, и в 1960 году там работало уже только около 400 человек, причем важнейшие посты занимали неопытные, неквалифицированные сотрудники. Связь министерства с разными районами страны резко ухудшилась – за несколько лет не удалось даже подключить его к центральной московской телефонной сети. Чтобы позвонить из Министерства сельского хозяйства СССР из совхоза «Михайловское» например, в Министерство сельского хозяйства Украины, расположенное в каком-то совхозе под Киевом, требовалось несколько часов вести переговоры с различными телефонными станциями, и часто ничего нельзя было услышать в телефон. Раздраженный тем, что министерствам не удалось превратить совхозы, куда они были направлены, в передовые образцовые хозяйства (совхоз «Михайловское» и другие «министерские» совхозы стали предметом насмешек), Хрущев назначил министром сельского хозяйства СССР И. П. Воловченко, директора передового совхоза «Петровский» Липецкой области. Одновременно были смещены с должностей и министры сельского хозяйства почти всех союзных республик, а вместо них были назначены директора передовых совхозов. По мнению Хрущева, выдвижение «практиков» на ключевые посты должно было повысить уровень руководства. К сожалению, этого не произошло, так как управление колхозом или «министерским» совхозом и управление отраслью производства в масштабах страны или союзной республики – это совсем разные вещи.

Была неудачной и попытка Хрущева перевести сельскохозяйственные институты и техникумы из городов в сельские местности на базу совхозов или учебных хозяйств («учхозов»). В нескольких выступлениях и заявлениях после возвращения из США в 1959 году он связывал недостатки сельскохозяйственного образования в СССР с тем, что оно сосредоточено в столицах и в крупных городах, а не в сельскохозяйственных районах. При этом Хрущев всегда приводил в качестве примера Америку и некоторые другие страны.

Упреки Хрущева были во многом справедливы. Когда советская власть делала первые шаги в области высшего и среднего образования, сельскохозяйственное образование получило очень большую государственную поддержку. Только с 1928 по 1940 год число специалистов, ежегодно оканчивавших высшие и средние сельскохозяйственные учебные заведения (с дипломами агрономов, зоотехников, ветеринаров, сельскохозяйственных инженеров и т. д.), увеличилось с 11 000 до 40 000. После 1947 года их количество выросло до 50 000 в год, и теоретически в 1953 году не менее миллиона граждан СССР имели диплом в той или иной отрасли сельского хозяйства. Непосредственно в колхозах, совхозах, МТС и в подсобных предприятиях работало лишь 96 000 специалистов с высшим и средним образованием [42] . Но после сентябрьского пленума ЦК КПСС положение было улучшено, и в 1957 году в сельскохозяйственном производстве работало 280 000 специалистов. После ликвидации МТС ситуация опять ухудшилась, так как именно МТС были основными центрами, в которые направлялись молодые специалисты. Хотя за 1958 и 1959 годы в СССР 90 высших сельскохозяйственных учебных заведений и более чем 600 техникумов подготовили 210 000 специалистов, общее число специалистов, занятых непосредственно в производстве, уменьшилось в 1959 году по сравнению с 1957 годом на 14 000 человек [43] . Это нежелание значительной части выпускников работать в колхозе или совхозе было связано со многими факторами: низкой зарплатой (зарплата агронома в колхозе, а также зарплата зоотехника или ветеринарного врача была на уровне 70–80 рублей в месяц, то есть меньше зарплаты малоквалифицированного рабочего в городе), нежеланием вступать в члены колхоза, плохими условиями жизни в деревне и т. д. Конечно, если тот или иной институт находился в крупном городе, его выпускникам было легче избежать распределения на работу в колхоз или в сов хоз. (Для девушек, которые составляли не меньше 70 % от общего числа студентов сельскохозяйственных институтов и техникумов, самым простым способом избежать направления в деревню было замужество.)

Поэтому проект постепенного, медленного, рассчитанного на много лет перевода сельскохозяйственных институтов и техникумов из столиц и крупных городов в сельские районы был вполне разумным. Для этого следовало строить современные учебные и научно-исследовательские корпуса, студенческие общежития и т. д., создавать типовые проекты таких американизированных кампусов. Но Хрущев и в этом случае не мог долго ждать и оценить реальные финансовые затраты на подобное строительство. Он сначала форсировал принятие решения Совета министров СССР о переводе всех сельскохозяйственных учебных заведений в сельские районы в течение двух-трех лет, а потом стал настойчиво требовать, чтобы это постановление выполнялось. Однако ни Госплан СССР, ни Министерство финансов СССР не могли выделить необходимых средств для столь обширной программы строительства. Кроме того, не было еще и самих проектов. В некоторых случаях, например для Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева, Хрущев, чтобы обеспечить ее эффективный перевод в совхоз недалеко от Курской области, просто запретил с 1961 года прием студентов на все 7 факультетов академии (в 1961 году там училось около 7 000 студентов). Срочно начали проектировать Академгородок сельского хозяйства в ста пятидесяти километрах от Москвы. На это ушло около года. Был составлен блестящий проект современного типично американского Сельскохозяйственного университета. Старый подмосковный центр Тимирязевской академии с ее прекрасными корпусами, лабораториями и общежитиями предполагалось передать вновь созданному Хрущевым Университету имени П. Лумумбы для обучения молодежи из развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки.

Однако ни одно из заинтересованных министерств не могло финансировать проект создания образцового агрономического Академгородка, так как по смете это строительство требовало около 2 миллиардов рублей. А на всю программу по переводу сельскохозяйственных учебных заведений «с асфальта на землю» нужно было выделить не менее 50 миллиардов рублей – больше, чем все расходы государства на развитие сельского хозяйства за несколько лет. Поэтому в итоге программа так и осталась проектом, а те учебные институты, вроде Академии имени К. А. Тимирязева, в которые запретили принимать студентов, медленно умирали, закрывая одну кафедру за другой. В 1961 году в академии исчез первый курс студентов, в 1962 году – второй, в 1963 году не стало в третьего курса и число профессоров и преподавателей сравнялось с числом студентов. В сентябре 1964 года опять не было приема, и в этом году должен был исчезнуть предпоследний четвертый курс. В 1965 году академия перестала бы существовать, если бы ей не удалось дожить до отставки Хрущева. Уже в октябре 1964 года, через три дня после его отставки, прием студентов в академию был восстановлен.

Однако в целом по стране ряд сельскохозяйственных техникумов удалось перевести «на землю». Кроме того, когда вставал вопрос о строительстве нового техникума или института, то оно сразу планировалось в сельских районах.

Попытка Хрущева ввести в СССР вместо свободной конкуренции децентрализацию и совнархозы была еще менее успешной. Между мелкими областными совнархозами возникли не конкурентные, а сложнейшие бюрократические отношения, потому что по областям и районам были разбросаны и подчинены разным ведомствам звенья общих индустриальный комплексов. Какой-нибудь тракторный завод Волгоградского совнархоза зависел в организации производства от предприятий бывшего Министерства тракторного машиностроения, разбросанных по десяткам областей. Раньше директор завода мог координировать всю деятельность через «свое» министерство, теперь же ему нужно было иметь дело с предприятиями, подчиненными десяткам разных совнархозов, которые иногда вмешивались в их производственные планы и срывали, таким образом, выпуск деталей, нужных для Волгоградского тракторного завода, обеспечивая выпуск продукции, необходимой для заводов местного значения. Постепенно наступила анархия в промышленности, мешавшая специализации предприятий. Многие заводы стали сами производить детали, которые раньше они могли легко получить в нужном количестве из других областей.

Система совнархозов улучшила работу мелких местных заводов и фабрик, но тормозила развитие крупной и специализированной индустрии. Это стало очевидно уже в 1958 году, через год после реформы. В 1959 году было решено «укрупнить» совнархозы, то есть создавать один большой межобластной совнархоз вместо нескольких областных. Например, Московский совнархоз ассимилировал мелкие совнархозы соседних Калужской, Тульской и Калининской областей, Новосибирский – присоединил к себе совнархозы всей Западной Сибири, Омской, Томской, Кемеровской и других областей. Над этими укрупненными совнархозами создавались центральные совнархозы, например Совнархоз Украины или Совнархоз РСФСР. Затем был создан Высший Совет народного хозяйства СССР. И все же это не решало проблемы. Нужно было восстанавливать общесоюзное регулирование по отраслям. В связи с этим стали возникать Государственные комитеты в Москве по отдельным отраслям промышленности, фактически взявшие на себя функцию бывших министерств. Председатели комитетов вошли в Совет министров СССР. В итоге к 1963 году бюрократический аппарат руководства промышленностью вовсе не уменьшился, как предполагал Хрущев, задумывая децентрализацию, а увеличился почти в три раза, а вместо американской конкуренции возник параллелизм в работе множества звеньев и разделение реальной ответственности. Снизились темпы технических реконструкций и модернизаций, все время рос список дефицитных товаров, тогда как склады были переполнены товарами устаревших образцов и моделей, которые население не хотело покупать. Руководство промышленностью превратилось в сложный лабиринт взаимоотношений с десятками управлений и ведомств, и чтобы получить ответ на тот или иной запрос по производственным проблемам, часто приходилось ждать месяцами. Таким образом, новая система руководства промышленностью завела страну в тупик, из которого не видно было выхода.

Несколько более успешной была начатая по инициативе Хрущева децентрализация науки. До 1953–1954 годов почти все новые научные учреждения появлялись в трех городах: Москве, Ленинграде и Киеве. В Москве создавались даже такие институты как горный, нефтяной, рыбный, институт леса, океанографии и т. д., хотя было очевидно, что их связь с разрабатываемыми областями науки будет в столице лишь косвенной. Хрущев переместил многие из таких институтов в места наибольшей концентрации предприятий той или иной промышленности, и это, несомненно, имело положительное значение. Во времена Хрущева и по его прямой инициативе недалеко от Москвы и в более отдаленных районах стали создаваться небольшие научные города (самые известные – это Новосибирский академгородок и Дубна в Московской области, но фактически таких городков было создано около десяти: Пущино, Обнинск, Черноголовка и другие.) Это также было в известной степени влияние Запада, где небольшие научные и университетские городки (Кембридж, Оксфорд, Гейдельберг, Сюр-жив-Ивет, Стэнфорд, Беркли и т. д.) существуют уже в течение ряда столетий. Хрущев несколько упрощенно считал, что ученые на Западе работают более успешно, потому, что они находятся далеко от шумов и соблазнов большого города, имеют хорошие бытовые условия и могут сосредоточить все внимание на науке. В условиях СССР создание таких научных городков-«спутников» в 40—100 км от больших промышленных центров было действительно хорошей идеей, позволившей улучшить условия жизни и работы молодых ученых (старые и заслуженные ученые не очень охотно покидали Москву и Ленинград). Но впоследствии такие городки, насыщенные творческой интеллигенцией, стали центрами и политического свободомыслия. Поэтому примерно с 1968 года ограничения на создание научных учреждений в Москве, Ленинграде и больших городах были сняты, а тихие научные городки постепенно превратились в более крупные города, в которых существовали промышленные предприятия, а рабочий класс составлял значительную часть населения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.