Пиаф Эдит

Пиаф Эдит

Настоящее имя — Эдит Джованна Гассион (род. в 1915 г. — ум. в 1963 г.)

Великая французская эстрадная певица, гордость Франции, символ ее культуры, явление мирового музыкального искусства.

Главной темой песен Пиаф была любовь. Трагическая, изломанная, несчастная, дерзкая, всем своим порывом противоположная мелкому благополучию и мещанской благопристойности. Любовь — рок, любовь — испытание, любовь — проклятие, ниспосланное судьбой. Такой была и ее жизнь.

Личная жизнь Эдит Пиаф не пример для подражания. В ней было все: и дружеские отношения, и мимолетные увлечения, и конечно любовь. Едва кончалась одна большая любовь, начиналась другая. В этом у нее было свое правило: «Женщина, которая позволяет, чтобы ее бросили, — круглая дура. Мужиков пруд пруди, вон сколько их по улицам ходит. Только нужно найти замену не после, а до. Если после, то тебя бросили, если до — то ты! Большая разница».

Этот принцип Эдит всегда применяла с сознанием исполняемого долга. Ни один мужчина не мог ее переделать. И если находился такой, кто пытался ее бросить, он попадал впросак — она уже давно была на несколько корпусов впереди. Пока новый любовник еще не мог жить с нею под одной крышей, она молчала, держала при себе старого, считая, что в доме всегда должен быть мужчина: «Дом, где не валяется мужская рубашка, где не натыкаешься на носки, галстук, висящий на спинке стула еще теплый пиджак, — это дом вдовы, в нем тоска и мрак».

Эдит появилась на свет 19 декабря 1915 г. в три часа ночи под фонарем около дома номер 72 на улице Бельвиль в Париже. Роды принимали двое полицейских — «скорую помощь» вызывать было уже поздно. Будущая эстрадная звезда родилась в цирковой семье акробата Луи Гассиона и певицы Аниты Майар в не очень подходящее время. Шла Первая мировая война, и отец, выбравшийся по случаю в отпуск, сразу же после рождения дочери вернулся в окопы кормить вшей. Мать через два месяца отдала девочку своим родителям-алкоголикам и забыла и о муже и о ребенке: она была «настоящая актриса, но у нее не было сердца».

Когда Луи Гассион в 1917 г. смог приехать в очередной отпуск, он увидел свою дочь в таком состоянии, что пришел в ужас: «головка, как надувной шар, руки-ноги, как спички, цыплячья грудь». Недолго думая, отец забрал ребенка и отвез его к своей матери в Нормандию — у него даже мысли не было отдать ее в приют. Здесь в городке Бернейе бабушка Луиза служила кухаркой у своей сестры Мари, которая содержала публичный дом.

«Мадам» Мари и ее девицы были в восторге от маленькой Эдит. «Ребенок в доме — это к счастью!» — считали они. Им с трудом удалось отмыть ее от грязи, и тут выяснилось, что у девочки катаракта — она ничего не видит. Малышка оставалась слепой в течение трех лет, и все это время ее новая большая семья не теряла надежды на ее выздоровление. Сначала Эдит возили по врачам, а потом одной из девиц пришла в голову мысль съездить на богомолье к Святой Терезе в Лизье.

Праздник Успения Богородицы 15 августа 1921 г. все девицы во главе с «мадам» провели в соборе, где они молились о здоровье их любимицы. И чудо произошло. Через неделю после посещения Святой Терезы ребенок прозрел. Потрясение было настолько велико, что «заведение» во второй раз закрыли на целый день и закатили пир без мужчин, но с шампанским.

Так Эдит обрела зрение, но вскоре лишилась уютного дома, где ее все очень любили. Не дав девочке проучиться в школе и года, под давлением кюре и «приличной» общественности Луи Гассион был вынужден забрать ее из «неприличного дома». С восьми до четырнадцати лет он таскал за собой Эдит по кабачкам и бистро, по городским улицам и деревенским площадям — война окончилась, и он снова стал уличным акробатом. Позже Эдит говорила: «Я столько исходила с папой дорог, что у меня ноги должны были бы стереться до самых колен».

Ее работа заключалась в сборе денег. «Улыбайся, — учил отец, — тогда больше дадут». Уже тогда Эдит пробовала петь перед завсегдатаями кафе, что гарантировало Луи ежедневную выпивку. Он давно отказался от мысли сделать из нее гимнастку: «У этой девочки все в горле и ничего в руках!» — говаривал он. Первый раз Эдит спела на улице, когда ей было девять лет. Песенка, с которой она дебютировала, называлась «Я потаскушка».

В пятнадцатилетием возрасте Эдит надоело бесплатно работать на отца и терпеть его подружек, постоянно сменяющих друг друга. Она пробовала разносить молоко, мыла полы и понимала, что это все не для нее — она мечтала петь на улице. Но для того, чтобы не выглядеть в глазах прохожих обыкновенной попрошайкой, нужно было найти аккомпаниатора. Как-то раз Эдит встретила музыканта-самоучку по имени Раймон, с которым она некоторое время выступала в солдатских казармах и на площадях.

Скоро она стала петь самостоятельно, а потом уговорила свою сводную сестру Симону Берто уйти от пропойцы-матери и работать вместе. Ко времени их встречи Эдит уже знала множество мужчин. Первого она не помнила, о втором могла сказать только то, что он научил ее играть на банджо и мандолине. Вокруг нее всегда крутились мужчины, но больше всего уличной певице нравились солдаты Иностранного легиона, колониальных войск и моряки: «Если на тебя смотрит парень, ты уже не пустое место, ты существуешь. С ними можно и похохотать и побеситься, солдаты — легкий народ».

Однажды вечером в 1932 г. в бистро возле форта Роменвиль Эдит встретила своего Малыша — светловолосого паренька Луи Дюпона, который был на год ее старше. Несмотря на то что у Эдит было множество поклонников в близлежащей казарме, Луи стал ее первой настоящей любовью. С того вечера она начала жить вместе с Малышом под одной крышей, потому что он был первым, кто ей это предложил. О женитьбе вопрос не стоял, но уже через два месяца Эдит забеременела.

Будущий папаша ревновал свою подружку и частенько поколачивал. Их взгляды на жизнь были диаметрально противоположны — Эдит рвалась на улицу, а он хотел, чтобы она сидела дома. Даже рождение их дочери Сесель не смогло изменить ситуацию: Эдит снова стала петь на улицах, поздно возвращалась домой, что приводило к частым ссорам и дракам, которые заканчивались в полицейском участке. Долго так не могло продолжаться. Окончательно они расстались после того, как Эдит устроилась на работу в кабаре «Жуан-ле-Пэн» на улице Пигаль — в самом центре парижского «дна».

Ее новыми друзьями стали проститутки, грабители, сутенеры, торговцы краденым, шулера. Постоянного дома у нее теперь не было — она кочевала из отеля в отель, снимая комнату на ночь, где Сесель могла спокойно спать. Утром Эдит укладывала ее в коляску и целый день возила с собой по городу. Несмотря на такой беспорядочный образ жизни, девочка росла здоровой и веселой. Однажды Малыш выкрал дочку из отеля, надеясь, что Эдит вернется к нему. Но такие номера с ней не проходили — она вычеркнула его из своей жизни.

У Малыша Сесель пробыла недолго: в два с половиной года она заболела менингитом и умерла. Эдит в это время было девятнадцать лет. На похороны не хватало десяти франков, и Эдит в первый раз пошла на бульвар: «Тем хуже… я это сделаю». В номере отеля клиент поинтересовался, зачем она этим занимается. Услышав, что стоявшая перед ним малолетка только что потеряла дочь, он выругался, положил на стол крупную купюру и ушел.

Через несколько дней Эдит уже не вспоминала об умершей дочери — улицы днем, кабаре ночью — жизнь продолжалась как прежде. Однажды в октябре 1935 г. она выступала на Елисейских полях, и здесь на улице Труайон в ее судьбу вмешался случай — ее заметил владелец фешенебельного кабаре «Жернис» Луи Лепле. Исполнение песни Жана Ленуара «Как воробышек» так поразило его, что он тут же предложил уличной певице работу.

Молодой артистке нужно было подобрать звучное сценическое имя. Папашу Лепле осенило: «Ты настоящий парижский воробышек, и лучше всего к тебе подошло бы имя Муано. К сожалению, имя малышки Муано уже занято. Надо найти другое. На парижском жаргоне „муано“ — это „пиаф“. Почему бы тебе не стать Мом Пиаф?» Так с его легкой руки Эдит Гассион стала именоваться Малюткой Пиаф.

Через неделю в кабаре «Жернис», которое посещали аристократы, деятели литературы и искусства, состоялся дебют Пиаф. После первой же песенки раздался шквал аплодисментов. Успех Пиаф превысил все ожидания Лепле: «Порядок. Она их покорила…» Это был самый трудный момент за всю ее карьеру, но до самой смерти она считала его самым прекрасным. Она опьянела от счастья.

С работой все было в порядке, но в личной жизни в это время Эдит просто «сошла с рельс». Это был период бурного увлечения моряками, легионерами и разными проходимцами, которые поджидали ее после концерта у дверей кабаре.

Каждый день, в течение семи месяцев Эдит не жалела на своих дружков заработанных с таким трудом денег — они пропивали все до последнего су. Она была по-своему счастлива: «Любовь — это не вопрос времени, а вопрос количества. Для меня в один день умещается больше любви, чем в десять лет. Мещане растягивают свои чувства. Они расчетливы, скупы, поэтому и становятся богатыми. Они не разводят костра из всех своих дров. Может быть, их система хороша для денег, но для любви не годится».

Ночью 6 апреля 1936 г. все рухнуло — папаша Лепле был убит в своем доме людьми, которые составляли в последнее время окружение Эдит. Некоторые из них были даже ее любовниками. Газеты взвыли — такая сенсация — певица причастна к убийству своего хозяина. Однако полиции не удалось ничего доказать, и Пиаф выпустили на свободу. Но от нее уже все отвернулись: «Как жаль, что ты потеряла своего покровителя. Только он один и мог поверить в тебя. Теперь тебе один путь — обратно на мостовую».

В Париже Эдит объявили бойкот, и она уехала в Брест петь в антрактах между фильмами в местном кинотеатре. Здесь она осталась верна себе — в первый же вечер завела знакомых среди моряков. «Славные ребята, они не задавали никаких вопросов», но вели себя так, что распугали всех штатских зрителей в кинотеатре. В итоге дирекция осталась недовольна работой Пиаф и не продлила ей контракт. В провинции тоже ничего не получилось…

Казалось, что второй раз подняться с самого дна Эдит уже не сможет. Но ее выручил старый приятель Реймон Ассо — «длинный, худой, нервный, с очень черными волосами и загорелым лицом» — он стал для нее другом, учителем, импресарио и, конечно, любовником. Именно Реймон сделал из «Малютки Пиаф» «Эдит Пиаф», что было очень нелегко. Он буквально учил ее читать и писать — Пиаф не понимала некоторых слов в собственных песнях и не могла без ошибок дать автограф, кроме того, она не разбиралась в нотной грамоте. Реймон учил ее хорошим манерам и терпеливо объяснял, как следует вести себя в жизни, за столом, с людьми.

В их отношениях взлеты сменялись падениями, но все же Эдит повторяла: «Как я его люблю! Он заставляет меня делать все, что хочет». Реймон Ассо отшлифовал ее биографию и создал «стиль Эдит», написав для нее несколько шлягеров. Ассо был первым мужчиной из тех, кого знала Эдит, интересы которого простирались дальше желания выпить, погулять или заняться любовью. Он был ей необходим, и она не могла без него обойтись, чтобы вырваться из мира прошлой уличной жизни.

Реймон любил Эдит как свою жену, как свое творение и как своего ребенка, но понимал, что ничто не может ее удержать. Они расстались через полтора года после ее триумфального дебюта в самом знаменитом парижском мюзик-холле «АВС» на Больших бульварах. «Вчера во Франции родилась великая певица…» — писали газеты. Блестящей победой она во всем, исключая разве что свои вокальные данные, была обязана Реймону Ассо, и Пиаф всегда помнила об этом. Каждый раз, когда он в ней нуждался, она оказывалась рядом. Но любовь прошла, и в этом Эдит никогда не шла на компромисс. Ей нужно было новое, свежее чувство: «Любить по-настоящему можно, только когда чувствуешь это как в первый раз. Когда любовь остывает, ее нужно или разогреть, или выбросить. Это не тот продукт, который хранится в прохладном месте!»

Следующей любовью Эдит Пиаф стал певец Поль Мерисс. Он поразил ее воображение, его поступки были непредсказуемы: «Если за завтраком он вдруг стал бы есть орхидеи, она восприняла бы это нормально». Отношения между ними были непростыми — слишком разным был темперамент, но, несмотря на постоянные ссоры, они не расставались.

В 1940 г. Эдит познакомилась с драматургом Жаном Кокто, который стал ее добрым другом. Он искренне хотел помочь Эдит наладить нормальные отношения с Полем. Для этого он написал одноактную пьесу «Равнодушный красавец», сюжет которой был взят из рассказа Пиаф об их с Мериссом жизни, и предложил им сыграть это в театре. «Все очень просто, — уговаривал он Эдит, — Поль ничего не говорит, а ты играешь сцену, которую устраиваешь ему каждый день». Некоторые друзья Пиаф сомневались в успехе и даже в день премьеры предрекали провал. Выйдя на подмостки, начинающая актриса от волнения вдруг забыла все слова, но, взяв себя в руки, она отыграла спектакль на одном дыхании, покорив зрителей своим талантом.

«Равнодушный красавец» продлил пребывание Поля в жизни Эдит, но ее чувство умерло. В августе 1941 г. на съемках фильма «Монмартр-на-Сене» она встретила высокого, элегантного мужчину — журналиста Анри Конте. Он был полной противоположностью Полю, но вошел в жизнь Пиаф не столько как ее очередной любовник, сколько как автор ее бессмертных песен, в которых она так нуждалась. К большому сожалению певицы, он не хотел жить в ее доме — был разгар немецкой оккупации, и каждый вечер он уходил к другой, обманывая Эдит, что у него нет ночного пропуска. Пиаф еще какое-то время боролась за него, но удержать не смогла.

К этому времени относится ее участие в антифашистском движении Сопротивления. Во время войны Эдит Пиаф почти не появлялась на сцене, но, к удивлению многих, приняла предложение спеть в Германии. За это ее обвинили в сотрудничестве с немцами. Не все знали, что певица выступала в лагерях военнопленных и отдавала им полученные гонорары. Однажды она попросила руководство лагеря разрешить ей сфотографироваться на память с соотечественниками. В Париже из большой фотографии подпольщики сделали 120 маленьких и изготовили фальшивые документы для «французов, добровольно приехавших в Германию». Вернувшись в лагерь через несколько месяцев, Пиаф привезла эти документы в коробке с гримом и передала их военнопленным. Тому, кто сумел бежать, эти бумаги спасли жизнь.

За месяц до освобождения Франции от фашистов в жизни Эдит начался период, который она называла «фабрикой по производству певцов», продолжавшийся до самой ее смерти. Начала она с Ива Монтана и сразу же влюбилась в него по уши. Ив отвечал ей взаимностью и неоднократно предлагал ей стать его женой. Однако этот разговор он заводил всегда не вовремя — либо за едой, либо когда Эдит пила и ей хотелось подурачиться. Ив упорно продолжал называть ее своей невестой и то носил на руках, то ни с того ни с сего закатывал ей сцены ревности, и они часами орали друг на друга.

После первого удачного выступления Монтана в «Альгамбре» в отношениях между ними повеяло холодом, а после совместных съемок в кинофильме Марселя Блистэна «Безымянная звезда» они расстались. Уходя с триумфом после двухчасового сольного концерта на сцене «Этуаль», где до этого мог выступать только великий Морис Шевалье, Монтан обнял Пиаф в последний раз и сказал: «Спасибо. Я тебе обязан всем».

В начале 1946 г. Эдит решила заняться малоизвестным ансамблем «Друзья песни» и вывести его на большую эстраду. Когда ее спросили, как она собирается справиться с девятью молодыми людьми сразу, она ответила: «Нужно уметь меняться, в этом секрет вечной молодости». Одного воспитанника ей уже было мало. Вместе с ансамблем Эдит Пиаф в ноябре 1947 г. отправилась в турне по Америке.

Здесь, в Нью-Йорке она познакомилась со своей самой большой Любовью, которая сразу стерла все ее прошлое. Боксер Марсель Сердан готовился к своему первому матчу, а Эдит — к выступлению на сцене театра-кабаре «Версаль» — они оба собирались покорить Америку. «Это была моя настоящая и единственная любовь. Я любила. Я боготворила… Чего бы я ни сделала, чтобы он жил, чтобы весь мир узнал, как он был щедр, как он был безупречен».

Марсель Сердан заставил Эдит переродиться и избавил от горечи, которой было отравлено ее сердце. Он открыл в ней нежность, доброту и зажег яркий свет в ее душе. Ее спрашивали: «Как вы могли полюбить боксера? Это же сама грубость!» «Грубость, у которой стоило поучиться деликатности!» — парировала Эдит. Их нежные отношения ни для кого не были секретом, в том числе и для жены Сердана — Маринетты, живущей с сыновьями в Касабланке. Казалось бы, этим двум женщинам следовало ненавидеть друг друга.

Но когда Марсель погиб вместе со всей командой в авиационной катастрофе под Нью-Йорком, жаждущая утешения Маринетта позвала к себе Эдит, и та первым же самолетом вылетела в Касабланку. Затем осиротевшее семейство было доставлено в Париж, где Пиаф нянчилась с недавней соперницей и ее детьми с такой сердечностью, какой не удостаивала даже родственников.

А в тот вечер 27 октября 1949 г., когда стало известно о трагедии, Эдит должна была выступать в «Версале». Певица находилась в состоянии, близком к сумасшествию или самоубийству, но отказаться от концерта она не могла. «Свое выступление я посвящаю светлой памяти Марселя Сердана», — сказала она, когда увидела зал, и запела «Гимн любви» на свои собственные слова, положенные на музыку ее любимым композитором Маргерит Монно.

Она пела так, как никогда еще до этого не пела. И это была та одухотворенность исполнения, та торжественность и мощность подлинных чувств, которая заставляет тысячу человек превратиться в одного. Ее маленькое, невзрачное тело, одержимое величайшим духом, сообщало бессмертие ее погибшей во цвете лет любви. Со сцены Пиаф унесли в глубоком обмороке.

Странно, но в биографии Эдит Пиаф заметны некоторые печальные совпадения: двое ее любовников погибли в авиакатастрофах, а сама она четырежды попадала в автомобильные аварии. И ладно, если бы последствием были только сломанные ребра, изуродованная губа, рубцы на лице. В больнице, куда она попала после первой автокатастрофы, Пиаф спасали от боли морфием, к которому она в конце концов пристрастилась, как до этого привыкла к алкоголю.

Знаменитая певица прятала бутылки со спиртным в самых неожиданных местах квартиры, и наступил день, когда содержание алкоголя в крови достигло опасной концентрации — теперь она пьянела от нескольких стаканов пива. Иногда, уже основательно набравшись, она вдруг удирала на ночную прогулку по питейным заведениям, щедро угощала засидевшихся там завсегдатаев и, не отставая от них, опрокидывала рюмку за рюмкой.

В какой-то момент, еще не потеряв над собой контроля, она принималась петь, и невольные слушатели поощрительно хохотали: «Во дает! Не отличишь от Эдит Пиаф!» А на рассвете в квартире Пиаф раздавался телефонный звонок, и неизвестный хозяин бара требовал от прислуги: «Немедленно приезжайте за своей мадам. Уже шесть часов, мы закрываемся, а она не хочет уходить и орет: „Я твоя!“ Нам пора спать. Захватите, кстати, чековую книжку, за мадам порядочно записано».

В ночь, когда ее окружило полчище скользких сороконожек, стало очевидно: у Пиаф — белая горячка. Ее увезли в лечебницу, откуда она тут же сбежала. Помещенная туда вновь, снова вырвалась домой. Она клялась, что с морфием покончено, и тем не менее кололась тайно. Поставщики зелья преследовали Эдит, навязывая свой «товар», а стоило ей отказаться — угрожали разоблачением. Чтобы откупиться от них, она заключала новые контракты на выступления, однако пристрастие к наркотикам давало себя знать. Однажды она не смогла выбраться из-за кулис на сцену, ей почудилось, что выход наглухо закрыт, в другой раз — запела, но, как оказалось, произносила бессмысленные слова, в третий раз — ухватилась руками за микрофон, чтобы не упасть. Она не слышала ни музыкантов, ни собственного голоса — он пропал.

Пение для Эдит превратилось в пытку, ее тело было покрыто синяками и струпьями, она не воспринимала окружающих. Одна клиника сменялась другой, в периоды же просветления Пиаф возвращалась к работе над новыми песнями, становясь, как и прежде, весьма придирчивой. «Для публики я воплощаю любовь. У меня все должно разрываться внутри и кричать — таков мой образ… Моя публика не думает, она как под дых получает то, о чем я пою».

В это время певица первый раз вышла замуж. Ее мужем в 1952 г. стал поэт и певец Жак Пиль, с которым они давно были знакомы по совместным выступлениям. Пиаф снова была счастлива, но жизнь все время складывалась так, что супруги постоянно были в разлуке, выступая с концертами в разных театрах, городах и странах. Может быть, это было и к лучшему — с характером Эдит трудно было ужиться. По существу, они не были связаны ничем: ни дома, ни семьи так и не получилось, и в 1956 г. они развелись.

Пиаф опять выступала с сольными концертами, хотя недоброжелатели, проведавшие о ее наркотической зависимости, предвещали не просто провал, а скандальное отлучение ее от сцены. Она опять купалась в лучах славы — зрители, случалось, не отпускали ее по часу, несмотря на то, что программа была исполнена полностью. И опять в жизнь певицы вторгались ласковые и неутомимые мужчины, как правило, молодые, порою вдвое моложе ее. Они делили с ней постель, поскольку мужчин, которые говорили ей «Спокойной ночи!» и уходили, она попросту не признавала.

Как не признавала и тех, кто вместо того, чтобы заниматься любовью, пускался в рассуждения о работе, искусстве или собственном успехе. Однажды Пиаф сказала сестре: «Никогда не говори, что ты хорошо знаешь мужчину, пока не испытала его в постели. За одну бессонную ночь ты узнаешь о нем больше, чем за несколько месяцев самых задушевных бесед. Уж в постели-то они не врут!» Наверное, ее критерии были чрезвычайно высоки, так как при постоянном обилии поклонников она лишь дважды была замужем.

Симона Берто как-то подсчитала, сколько несчастий обрушилось на Эдит Пиаф в последние двенадцать лет жизни. Помимо четырех автокатастроф, в этом списке — попытка самоубийства, четыре курса дезинтоксикации, один курс лечения сном, три гепатических комы, приступ безумия, два приступа белой горячки, семь операций, две бронхопневмонии, внезапно обнаруженный рак.

В начале 1962 г. в больничную палату к Пиаф пришел с визитом обычный поклонник — двадцатисемилетний парикмахер Теофанис Ламбукас, который вышел оттуда ее любовником, молодым певцом Тео Сарапо. Они полюбили друг друга с первого взгляда и 29 октября того же года официально стали мужем и женой. Злые языки утверждали, будто Тео позарился на ее богатства и ради них принес себя в жертву. В действительности он получил в наследство только долги Эдит — 45 миллионов франков, которые добросовестно выплачивал кредиторам всю свою жизнь. Тео Сарапо стал довольно известным исполнителем — и его, как раньше Шарля Азнавура, Ива Монтана и других своих обожателей, Пиаф вывела в люди, превратив обыкновенного любителя в популярного певца. Псевдоним своему мужу она придумала сама, вспомнив, что «сарапо» по-гречески означает «я люблю тебя».

«Они любили друг друга необыкновенной любовью, — вспоминала Симона Берто, — той, о которой пишут в романах, о которой говорят: такого не бывает, это слишком прекрасно, чтобы могло быть на самом деле. Он не замечал, что руки Эдит скрючены, что она выглядит столетней старухой. Он никогда не оставлял ее…»

Она сама оставила своего Тео 11 октября 1963 г., скончавшись у него на руках от отека легкого в их доме на Лазурном берегу. Хоронили Эдит Пиаф через три дня. Десятки тысяч парижан пришли на кладбище Пер-Лашез к большому гробу, в котором затерялось маленькое тело великой певицы. Проститься с давней любовью пришли и все «мальчики Пиаф», как называл их Шарль Азнавур. Но на сей раз они надели не голубые, а черные костюмы.

В тот вечер Тео хотел остаться в одиночестве. Он вернулся в перевернутую вверх дном квартиру, где пахло кладбищем от забытых цветов, и увидел лежащий на комоде деревянный лист с девизом Эдит: «Любовь все побеждает!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.