Глава 11 Шарады придворного остеопата
Глава 11
Шарады придворного остеопата
Из «Гаррик клуба» английский остеопат и советский разведчик вышли под руку, словно старые друзья. Колин Кут, очевидно, был рад. Теперь русский был не только у него на попечении, но и у Стивена Уарда. Так будет надежнее, полагал умудренный опытом редактор «Дейли телеграф». «Кроме меня, на Бродвее, 54 появится еще один источник информации об Иванове».
Мистер Кут давно уже сотрудничал с Бродвеем. Насколько ему было известно, доктор Уард — тоже. Бродвеем сэр Колин именовал, конечно же, не район Нью-Йорка, известный на весь мир своими театрами и концертными залами. На Бродвее, 54 в Лондоне располагалась в те годы штаб-квартира британской разведки «МИ-6».
Это была организация, которая, как любили иронизировать острословы, официально в Великобритании не существовала. О ней ничего никогда не сообщалось. Руководители и рядовые сотрудники были строго засекречены. Служба эта нигде не регистрировалась. Формально ее попросту не было.
Нет, ревнители истории, безусловно, знали, что английская разведка появилась еще в XV столетии при короле Генрихе VII, воевавшем с Ричардом III в тридцатилетней войне Алой и Белой розы. Династия Ланкастеров тогда, как известно, одолела в тяжких сражениях династию Йорков. Ричард III был, в конце концов, повержен. Но случилось это, если верить знатокам, никак не без помощи королевской разведки, заблаговременно доносившей Генриху VII о военных приготовлениях в стане «Белой розы».
Современная «Сикрет Интеллидженс Сервис», впрочем, была учреждена 1 октября 1909 года уже при короле Эдварде VII в форме иностранного отдела Бюро секретной службы. В годы Первой мировой войны ее стали именовать «МИ-1», а позднее «МИ-6». Это неофициальное название сохранилось и теперь, хотя шестого отдела военной разведки, именно так расшифровывалась аббревиатура «МИ-6», уже не существует.
СИС представляла собой неожиданную комбинацию двух весьма специфических отделов: отдела R (Requirements) и отдела P (Production). Первый, как и следует из названия, определял потребности, а второй их удовлетворял.
В отдел потребностей входило девять секций, с R1 по R9, выявлявших потребности в разведданных в политической (R1), военно-воздушной (R2), военно-морской (R3), армейской (R4), контрразведывательной (R5), экономической (R6), финансовой (R7), коммуникационной (R8) и научной (R9) областях.
Отдел P включал в себя шесть региональных секций: североевропейскую, западноевропейскую, восточноевропейскую, ближневосточную, дальневосточную и лондонскую, которые обеспечивали сбор требуемой информации.
Иванов без труда попадал под интересы сразу нескольких секций как первого, так и второго отделов СИС.
Во главе СИС уже пять лет стоял сэр Дик Уайт. До этого он возглавлял «МИ-5», британскую контрразведку. Но после скандала с британским подводником, шпионившим за советским крейсером «Орджоникидзе» во время официального визита в Великобританию в 1956 году советской делегации во главе с Хрущевым и Булганиным, Уайтхолл сменил руководство «МИ-6», отправив на пенсию Джона Синклера и назначив на должность «Си», то есть шефа разведки, Дика Уайта.
Такое решение премьер-министра Энтони Идена было равносильно взрыву гранаты на Даунинг-стрит. Поставить презренного сыскаря во главе британской разведки — было воистину смелым шагом.
Выпускник Оксфорда, Мичиганского и Калифорнийского университетов, Дик Уайт не был военным человеком, как его предшественники. Кроме того, он был сравнительно молод: в год назначения ему исполнилось всего сорок семь лет. Но те, кто на первых порах недолюбливал моложавого шефа британской разведки, глубоко заблуждались. Дик Уайт действительно не служил в армии и начинал свою карьеру школьным учителем в Кройдене. Но у него за плечами были годы работы «в поле» — в Мюнхене накануне войны, затем в Лондоне, где он вел такого крупного агента, как сотрудник германского посольства Вольфганг Зу Путлиц, и, наконец, годы непосредственной работы против советской разведки в «МИ-5».
Дик Уайт по старой памяти проявлял особый интерес к советским дипломатам и военным, работавшим в Лондоне. Он имел выход на Колина Кута через своего бывшего зама в «МИ-5» и нынешнего ее руководителя Роджера Холлиса.
Кут, как уже отмечалось выше, был связан с британской разведкой много лет. И он никогда не отказывал ей в сотрудничестве. Встреча редактора «Дейли телеграф» с Евгением Ивановым была в интересах обоих руководителей британских спецслужб: и Дика Уайта, и Роджера Холлиса. Каждая служба предвидела свою потенциальную игру против Иванова.
Позабыв на время познакомившего их сэра Колина Кута, Уард и Иванов, выйдя из «Гаррик клуба», продолжали беседовать уже на улице.
— Не может быть, кэптен! Вы не знаете, что такое остеопатия? — Стивен Уард был явно шокирован откровенным невежеством своего нового знакомого. — Этот пробел в вашей подготовке нужно немедленно ликвидировать. Сейчас же поехали ко мне в клинику.
— Но я абсолютно здоров, доктор.
— А никто вас лечить и не собирается. Но цивилизованный человек обязан знать о целительных секретах остеопатии.
— Меня больше интересуют секреты военные и политические, — пытался отшутиться Иванов.
— Как вам не стыдно, кэптен, говорить такое в присутствии джентльмена и патриота. Поехали.
Сев в машину и помахав на прощание рукой сэру Колину, новоиспеченные друзья отправились в частную клинику доктора Стивена Уарда на Девоншир-стрит, где он практиковал уже не первый год.
По дороге Иванов получил еще одно подтверждение тому, что не бывает правил без исключений. Стивен Уард, например, никак не обладал той безусловной чертой британского характера, которая предполагала неразговорчивость и чопорность при первой встрече. Евгений Михайлович едва успевал вставить в поток пространных излияний своего нового знакомого хотя бы слово или фразу. Тщетно! Остановить болтливого британца в тот день не представлялось возможным. Рассказам и анекдотам в исполнении доктора Уарда не было конца.
Иванову это, впрочем, лишь облегчало задачу. За пару часов он узнал о своем новом знакомом столько, сколько не выяснил бы, наверное, и за месяц, не окажись Стивен Уард столь откровенным и разговорчивым собеседником.
Иванов узнал, например, что остеопатия — это великое искусство врачевания. Знающий остеопат способен без медицинских приборов и биохимических анализов проводить диагностику организма человека и исцелять многие заболевания без таблеток и уколов. Главный инструмент врача-остеопата — думающие умелые руки. А основное условие их применения — блестящее знание анатомии и физиологии человека и мастерское владение специальными методиками и техниками мануальной терапии.
Хороший остеопат, как понял из рассказа Стивена Уарда Евгений Иванов, может руками «просмотреть» весь организм человека и определить в нем причину того или иного заболевания. Руки остеопата действуют как точнейшие датчики, улавливающие малейшие изменения в организме. И эти же руки, воздействуя на скелетно-мышечный аппарат, а значит, и на кровообращение, способны нормализовать работу органов и систем и вылечить человека. Слышать такое советскому человеку было в диковинку.
— Остеопатия лечит больного, а не болезнь, — разъяснял своему новому знакомому доктор Уард. — Причина болезни чаще всего кроется не в том органе, который болит.
За один вечер Евгений не только получил полное представление о целительных свойствах остеопатии, но и, что было для него куда интереснее, о круге общения Уарда. В числе его постоянных пациентов оказался — и об этом не без гордости поведал ему сам Стивен Уард — весь цвет тогдашнего высшего общества, причем не только английского.
Усадив гостя в мягкое кресло в своем кабинете на Девоншир-стрит и налив ему рюмочку французского коньяка, Стивен без всякой принужденности принялся рассказывать Иванову о своей жизни и ее метаморфозах, в прошлом и настоящем. Искренность и откровенность англичанина ошеломляли.
Он явно хотел понравиться своему русскому гостю и не чурался саморекламы. Среди названных им имен знакомых, друзей и просто пациентов были бывший английский премьер Уинстон Черчилль и министр обороны страны Питер Торникрофт, президент США Дуайт Эйзенхауэр и посол США Аверелл Гарриман, кинозвезды Голливуда Элизабет Тейлор и Фрэнк Синатра, монархи в изгнании и политики в отставке.
От водопада популярных имен и высоких должностей в тот вечер у Иванова кружилась голова. Он старался не упустить ни одной фамилии, ни одного значимого факта, чтобы чуть позже в посольстве восстановить в памяти полученную информацию и детально проанализировать ее.
— Вы ведь военный человек, Юджин? — неожиданно спросил Стивен Уард.
— Конечно.
— Тогда скажите мне, пожалуйста, у вас в Красной Армии есть остеопаты?
Иванов опешил от столь курьезного вопроса и только развел руками.
— А вот в нашей армии они появились с моей легкой руки. Я, так сказать, проложил им дорожку. Вы где воевали во Вторую мировую войну?
— На Дальнем Востоке. Ходил курсантом в Японском море.
— А я служил в медицинском полку сначала в Англии, а потом в Индии. Военным врачом полковое начальство меня никак не назначало. «Что это, мол, за медицинская профессия — костоправ?!», — судачили в штабе полка. Не признавали ни диплома, который я получил в Соединенных Штатах, ни необходимости во мне самом. Так продолжалось до тех пор, пока я командира полка на ноги не поставил. У него сжатие позвонков было. Бедняга едва на ногах стоял. А я его за пару сеансов человеком снова сделал. Он-то и помог мне начать кампанию в армии за признание остеопатии. Но если бы не один случай в Индии, то вряд ли бы это мне удалось.
— А что это был за случай, если, конечно, не секрет?
— Секретов здесь никаких нет, — ответил Стивен и включил плиту, чтобы приготовить кофе. — О моем врачевании в Королевском медицинском полку в Дели знали не только англичане, но и индусы. Случилось так, что узнал о моих скромных успехах и старик Ганди. Он безбожно страдал от сжатия шейных позвонков. Меня попросили ему помочь. Помню, захожу я в его комнату, а он мне после приветствия говорит: «До сих пор английские офицеры приходили сюда лишь с одной целью — чтобы меня арестовать. А вы, как мне рассказывали, врач, и беретесь меня вылечить».
— Я не мог не посочувствовать старику, боли не давали ему покоя, — продолжал доктор Уард. — Мне тогда пришлось с ним немало повозиться. Позднее эта история дошла до самого лорда Маунтбаттена. Говорят, он замолвил словечко, где надо было, чтобы поддержать престиж моей любимой остеопатии. И отношение ко мне переменилось, как по мановению волшебной палочки.
Стивен разлил в чашечки приготовленный им кофе и добавил с усмешкой:
— А вот сэру Уинстону моя помощь старику Ганди пришлась явно не по душе. Он мне так без обиняков и заявил: «Какого черта ты не свернул этому Ганди шею?! Сколько забот бы сразу у меня поубавилось!» Выходит, моя история с Ганди дошла и до ушей премьера.
За непринужденным разговором время летело незаметно. После остеопатии Стивен переключился на садоводство. Начал рассказывать гостю о том, что Британия, по его глубокому убеждению, — страна садоводов.
— Это излюбленное хобби каждого британца, кем бы он ни был — шахтером или биржевым маклером, — рассуждал он. — Садоводство — наша национальная страсть. Для меня, например, нет ничего лучше, чем провести хотя бы пару дней в неделю в своем саду.
— А где у вас сад? — скорее из необходимости поддержать разговор, чем из любопытства, спросил Иванов.
— В Кливдене, в имении лорда Астора. У меня там небольшой коттедж на берегу Темзы. Чудное место! Вам обязательно надо побывать там. Буду рад показать вам свой сад.
Гость едва смог скрыть свой восторг, который произвело на него это очередное приглашение.
— Вы дружите с лордом Астором?
— С Билли? Ха-ха-ха! — Стивен от души рассмеялся. — Еще бы! Ведь я спас лорда Астора от инвалидности еще десять лет назад после несчастного случая на охоте, когда он неудачно упал с лошади и серьезно повредил позвоночник. Пришлось тогда с ним немало повозиться. А год назад я женил его на Бронвен Пью. Правда, на молодожена в свои пятьдесят три года он не очень-то походил. Бронвен стала его третьей женой, зато самой юной — она ведь на четверть века моложе Билли. Вы не поверите, но это именно я устроил им первое свидание. Старина Билл, замечу вам, волновался в тот день, как мальчишка. И это с его-то многолетним опытом!
— А вы сами женаты?
— Был женат, — коротко и не очень охотно ответил Уард. — Но больше никогда не женюсь.
Стивен закурил. Гостю знаменитого доктора заподозрилось, что вот как раз личная жизнь его нового знакомого не удалась.
Заметив замешательство Иванова, Уард добавил:
— Моя единственная супруга — свобода. Помните, как это у Генриха Гейне: немец относится к свободе как к бабушке, француз — как к любовнице, а англичанин — как к законной жене. А как у вас, русских, Юджин?
— Вы, англичане, склонны к недосказанности. Мы же не боимся преувеличивать свои страсти. Нас, русских, не пугает наша сентиментальность. Вряд ли какой-нибудь русский предпочтет красивой женщине какую-то свободу. Особенно если эту свободу он в жизни никогда не видел.
Беседа в кабинете на Девоншир-стрит в тот день продолжалась допоздна.
Так с подачи сэра Колина Кута советский военный разведчик повстречался с человеком, который не только располагал обширными связями и знакомствами в высшем обществе, но и во многом разделял его политические взгляды.
Как Иванову удалось расположить к себе сначала сэра Колина, а затем доктора Уарда — это интересный вопрос. Редактор «Дейли телеграф» был нередким гостем советского посольства в Лондоне. На приемах с ним знакомились и беседовали многие дипломаты и сотрудники военного атташата. Тем не менее, лишь контакт с Ивановым оказался результативным. Почему? Недруги разведчика (а их у любого незаурядного человека бывает достаточно) утверждают, что причиной тому стали не достоинства Иванова, а его недостатки. Дескать, он был слишком открыт для общения и тем самым предлагал себя в качестве приманки для потенциального противника.
— Иванов активно, без оглядки, шел на контакты с влиятельными англичанами, — объяснял мне через тридцать лет после описываемых событий недостатки поведения своего коллеги его бывший партнер, тоже помощник военно-морского атташе в Лондоне контр-адмирал в отставке Иван Сакулькин. — Неосторожным поведением Иванов подвергал себя, да и всех нас, опасности. Британская контрразведка буквально цеплялась за каждую подобную возможность, чтобы скомпрометировать наших военных дипломатов или, хуже того, подставить их и завербовать.
Сакулькин был не одинок в таких суждениях об Иванове. Сухоручкин, их непосредственный руководитель, тоже полагал, что «Иванов работает наскоком, нецелеустремленно». Как я уже говорил, откровения подобного рода можно найти в отчетах военно-морского атташе в Центр. А в Лондоне все это капитан 1-го ранга выговаривал Иванову лично. Константин Николаевич не хотел рисковать и подставлять свою голову из-за «бурной активности» своего подчиненного. В ходу среди работников атташата были перестраховка и осторожность, послушание и казарменная дисциплина. Инициатива и самостоятельность карались нещадно. Ни шагу вперед без санкции руководства!
Такой подход к делу Иванова не устраивал. Для него оправданный риск был необходим как воздух. Без активных действий и творческой импровизации он не мыслил себе работы разведчика. В этом, собственно, и был секрет той «легкости», с которой Евгений Иванов устанавливал контакты с нужными людьми. Плюс, конечно, природное обаяние, умение расположить к себе и заинтересовать собеседника. Именно поэтому на одном и том же приеме в контактах с одними и теми же гостями Иванову удавалось то, что не получалось у других.
Понятно, что встречались коллеги, которые не могли простить Иванову его успех. А через пелену зависти намного удобнее было считать, что удача Иванова — это случайность, просто потому что методы его работы — непрофессиональны и опасны. Впрочем, Иванов не любил оглядываться назад, если был уверен в собственной правоте. Он продолжал вести свою линию, не обращая внимания на мнение капитана 1-го ранга Сухоручкина и компании. Его главной целью была разработка доктора Уарда. И он вникал в каждое его слово.
Среди прочего, Стивен Уард рассказывал, что в 1941 году, в самый тяжелый для Советского Союза период войны, когда немцы стояли всего в 26 километрах от Москвы, он подошел к карте, воткнул флажок в кружочек с надписью «Москва» и сказал: «Победа будет за Россией».
Поскольку доктор Уард станет важнейшей фигурой в судьбе Евгения Михайловича Иванова, да и во всех событиях, которые последовали вслед за их знакомством, остановимся на нем поподробнее.
Стивен Уард был старше Иванова на 14 лет. Он родился 19 октября 1912 года в местечке Лемсфорд в графстве Хертфордшир в семье настоятеля местного собора священника Артура Уарда. Говорят, что прихожане любили пастора и уважали. Ценили его за доброту и сердечность.
— До восьми лет, — рассказывал Иванову Уард, — в школу я не ходил. С младшим братом Джоном нас обучал папин друг, священник. Когда отца перевели в Твикенхем, мы с братом пошли в местную школу. Через пару лет отец стал настоятелем церкви Святого Матвея в Торкейе, и мне пришлось перейти в новую школу. А заканчивал среднее образование я уже в Канфорде.
Если сравнить детские годы Уарда и Иванова, нетрудно заметить то, что их объединяло. Семьи обоих мальчиков вынуждены были без конца колесить по стране. Отцам — офицеру и пастору — постоянно предлагали то одно, то другое место работы. И Стив, и Евгений прошли через кочевое беспокойное детство, связанное и с неустроенностью, и с постоянной сменой обстоятельств, со сменой коллективов. Приходилось привыкать к новым школам и новым квартирам, к новым соседям и новым друзьям, занимать среди них свое место, что-то доказывать сверстникам.
— Я всегда стремился быть отличником, — вспоминал свои школьные годы Стивен Уард. — Хотел примерно сдавать экзамены. Но фатальная лень не давала мне сосредоточиться. Я не имел ни малейшего представления о том, кем хочу стать. Зато отлично понимал, кем бы не хотел быть. Карьера священника меня ничуть не привлекала. Когда в один прекрасный день я заявил отцу, что хочу бросить учебу и начать работать, старик растерялся.
Окончив школу, Стивен отправился во Францию. Недолго работал экскурсоводом в Париже, затем преподавал английский язык, год проучился в Сорбонне на медицинском факультете. Потом вернулся в Торкей.
— Меня все больше увлекала медицина, особенно остеопатия, — рассказывал Стив. — Врачами людей этой специальности тогда не признавали. Это делало остеопатию в моем представлении еще более привлекательной и экзотической.
От знакомых врачей Уард узнал, что центром мировой остеопатии является колледж в небольшом американском городке Кирксвилль, что в штате Миссури. В 1934 году Стив отправился учиться в Соединенные Штаты Америки, где с энтузиазмом взялся за учебу. Уард убедился, что у него есть талант врача и целителя: он увлеченно постигал секреты остеопатии, проходил практику в клиниках страны и после четырех лет напряженной учебы получил диплом практикующего врача.
В Америке Уард почувствовал в себе и другой талант — талант художника. Его рисунки, особенно портреты, выходили весьма неплохо. Заказов было хоть отбавляй.
— В 38-м году я вернулся в родной Торкей, — вспоминал Стивен Уард, — но уже дипломированным специалистом. Начал практиковать. Даже приобрел известность среди местных жителей как неплохой врач. Однако вскоре началась война и я записался добровольцем. Военным врачом на службу меня не взяли, так как мой американский диплом в Англии не признавался. И я пошел служить в 58-й Королевский бронетанковый корпус. После короткой военной подготовки стал танкистом. Получил звание капрала и был отправлен в Индию для дальнейшего прохождения службы.
В Индии Стивен Уард ее и закончил: в 46-м году его демобилизовали.
— Возвращаться в Торкей я не стал, — рассказывал он, — а поехал в Лондон. Снял врачебный кабинет на Девоншир-стрит, и открыл частную практику.
Не прошло и года, как доктор Стивен Уард стал членом Королевского британского общества хиропрактиков и одним из наиболее популярных врачей Лондона. В число его клиентов, помимо политиков и кинозвезд, входили даже королевские особы.
В день их первой встречи, конечно, ни Уард, ни Иванов еще не знали, чем обернется для них обоих состоявшееся знакомство. Но в одном советский разведчик не сомневался: знакомые Уарда должны были стать и его знакомыми. Резидент ГРУ в Лондоне генерал Павлов, в отличие от Сухоручкина, поддержал начинание Иванова.
— Постарайся использовать этого придворного костоправа в наших целях. Выходи на его знакомых, — сказал он.
Однако прежде чем выполнить задание резидента и начать выходить на многочисленных знакомых Стивена Уарда, нужно было сначала досконально разобраться в самом докторе Уарде. Симпатии ведь к делу не пришьешь. Многое в докторе Уарде, его взглядах, жизненном пути и отношениях с людьми было Иванову поначалу совершенно неизвестно. А кое-что и малопонятно. Необходимо было время для более близкого и детального изучения англичанина, чтобы потом не ошибиться. Поэтому Иванов стал намеренно выделять для новых встреч с доктором Уардом все больше и больше времени. Стивена не смущал такой интерес к нему. Ему льстило внимание к его персоне. Тем более что интересовали Иванова поначалу вовсе не политика и идеология, а привычки и вкусы, пристрастия и увлечения, словом, личная жизнь редкого доктора. Конечно, разве англичанин, остеопат, садовод, художник в одном лице не может удостоиться внимания советского офицера?
Так доктор Уард попал в активную разработку советского военного разведчика.
Стив всегда и везде охотно рассказывал о себе. Порой сам задавал вопросы. С каждой новой встречей Иванова и Уарда их взаимная симпатия росла. Росла и откровенность. Стивен доверительно делился со своим новым приятелем самыми сокровенными чувствами и воспоминаниями.
— Ты спрашиваешь, какой была моя первая девушка? Это не слишком веселая история, Юджин, — рассказывал Стивен Уард. — Моя первая любовь продолжалась недолго. Нам обоим было по 18 лет. Мою возлюбленную звали Мэри Гловер. Она жила неподалеку от нашего дома в Торкей. Ее отец владел небольшой страховой компанией в городе. Мы познакомились однажды вечером в местном магазинчике под названием «У Бобби» за чашкой кофе. И, кажется, понравились друг другу. Мэри была просто очаровательна: красивое лицо, густые черные волосы, прекрасная фигура. Но у меня не было ни пенса за душой. Нужно было учиться, чтобы получить профессию и содержать будущую семью. Я отправился в Штаты, чтобы стать врачом. Мэри обещала меня ждать. Мы писали друг другу письма. В одном из них я вскоре прочитал: «Извини, Стив, но я полюбила другого. И выхожу за него замуж». Этим счастливчиком оказался местный биржевой маклер некий Бернард Бартлетт. Приличная скотина, между прочим. Так рухнула моя первая любовь, а вместе с ней и романтическое отношение к женщинам.
— Но ты все-таки женился, не так ли?
— С Патрицией Бейнс я познакомился в апреле 49-го на одной из вечеринок у моего друга королевского фотографа Бэрона Нэйхума. У нее была точеная фигурка, милая мордашка и заводной характер. Отец ее возглавлял довольно успешную компанию, а сама Патриция работала фотомоделью. Честно говоря, я сразу же положил на нее глаз. Но любовью с первого взгляда здесь и не пахло. Романтика любви меня уже не увлекала. Зато был трезвый расчет. Я считал, что капитал ее батюшки будет не лишним для развития моей врачебной практики. И через несколько дней сделал ей предложение выйти за меня замуж. Мы поженились в Лондоне, а медовый месяц провели в Париже. Через шесть недель роману пришел конец. Мы развелись.
— Почему?
— Видишь ли, Пэт интересовало то, что меня не увлекало совсем, — то, что принято именовать частной собственностью: богатый дом, роскошный лимузин, дорогое имущество, модные вещи, драгоценности, легкие деньги… Короче говоря, мы с ней вскоре разошлись.
Иванов внимательно выслушал историю несостоявшейся любви и семейного счастья доктора Уарда, но верить в нее не спешил. Слишком много вопросов вызвал услышанный рассказ. Продолжать расспрашивать самого Стива о его личной жизни Иванов посчитал неуместным, а вот расспросить хорошо знавших его людей о романтических привязанностях доктора Уарда стоило попробовать.
За карточной игрой или за рюмкой хереса о Стиве охотно соглашались посудачить многие его друзья. Загадочный для многих характер личности доктора Уарда неизменно возбуждал огромное любопытство, постоянный интерес окружавших его людей.
Сэр Колин Кут однажды поведал Иванову за обедом в «Гаррик клубе» весьма занятную историю об истинной причине развода Стивена Уарда с Патрицией Бейнс.
— В молодые годы наш общий знакомый был слишком любвеобилен, дорогой Юджин, — заметил редактор «Дейли телеграф». — Один из моих репортеров рассказал мне скандальный случай, который буквально взорвал отношения молодоженов во время их медового месяца летом 1949 года в Париже. Стив не любит вспоминать этот случай, зато его друзья нередко напоминают ему о нем.
Иванов был заинтригован таким началом истории и попросил сэра Колина продолжать.
— Дело в том, что мистер Уард неравнодушен к женщинам легкого поведения, — понизив голос и придвинувшись к Иванову поближе, выговорил слегка подвыпивший сэр Колин.
Евгений Михайлович поднес ладонь к губам и движением пальцев показал, что поведанная ему история останется тайной, его рот будет запечатан. Колин Кут, получив заверение в том, что рассказанное останется между ними, продолжил:
— В Париже Пэт очень скоро заметила, что Стив каждый день исчезал из квартиры, где они жили, на пару-тройку часов, ничего ей не объясняя. Как женщина решительная и с характером, она отважилась на отчаянный поступок. Их автомашина имела багажник, смежный с задним сиденьем автомобиля. Однажды вечером перед очередным загадочным отъездом Стива Пэт забралась в этот багажник, чтобы проследить, куда же он поедет.
— И застала его с любовницей? — попытался угадать конец истории Иванов.
— Увы, — заметил далее сэр Колин, — но все вышло совсем неприглядно. Когда машина остановилась на Плас Пегаль, Стив пригласил в нее одну из проституток. Услышав их вместе, миссис Уард пролезла из багажника на заднее сиденье и, неожиданно появившись перед воркующими голубками, устроила своему благоверному форменный разнос. Бедный Стив был настолько напуган демаршем своей жены, что потерял дар речи. А девица выскочила из машины, как ошпаренная, и пустилась наутек.
— Выходит, истинная причина быстротечности брака была несколько иной, чем в авторском изложении доктора Уарда.
— Совершенно верно, — кивая головой и иронически улыбаясь, заключил сэр Колин Кут.
История, поведанная редактором «Дейли телеграф», многое объясняла Иванову в поведении Уарда. В первые же месяцы их знакомства он нередко встречал доктора Уарда в компании миловидных молодых девиц. По внешнему виду и характеру их поведения нетрудно было предположить, чем они живут. Стивен охотно знакомил Иванова с ними.
Первой такой знакомой из компании доктора Уарда оказалась некая Кристина Килер — танцовщица кабаре. Ей едва исполнилось восемнадцать лет, и она была очень хороша собой. Годом раньше Кристина покинула железнодорожный вагончик в Стейнсе, где проживала с матерью и отчимом — семья едва сводила концы с концами. Столичная жизнь сулила юной мисс Килер неплохие заработки, и она без колебаний отправилась в Лондон. Вскоре девушка получила работу в Сохо, в кабаре «Мюррейз». Там судьба и свела ее с доктором Уардом.
Полгода спустя именно мисс Килер соблазнит военного министра Джона Профьюмо и сделается скандально знаменитой на весь мир.
После их знакомства в кабаре доктор Уард поселил Кристину в своей квартире, но никак не для собственных любовных утех. Секс с Кристиной его не интересовал. Он обещал девушке новую интересную и вполне обеспеченную жизнь. Обещал, что познакомит ее с нужными людьми, введет в узкий круг лондонского высшего общества. Кристина охотно согласилась на все: доктор Уард внушил доверие молоденькой неискушенной девушке.
Иванов часто встречал ее у Стивена дома, но Уард уверял его, что интимных отношений у него с Кристиной нет, что он просто заботится о ней, пытается по мере возможности обеспечить ей достойное будущее. Заботился о своих подопечных доктор Уард весьма своеобразно.
Кристину знакомили с богатыми и влиятельными мужчинами, которые охотно брали ее на содержание. Например, известный в Лондоне рэкетир Питер Рахман. Этот сорокалетний эмигрант из Польши сколотил свой капитал на предоставлении жилья в лондонском районе Ноттинг хилл для переселенцев из Вест-Индии. Рэкет, торговля наркотиками и проституция были основными сферами его интересов. В начале 1960-х Питер Рахман не без оснований считался королем криминального бизнеса в Лондоне.
Второй девушкой в команде доктора Уарда, с которой познакомился Иванов, была Мэрилин Райс-Дэвис, или просто Мэнди. Эта бесшабашная блондинка с внешностью модели приехала в Лондон из Бирмингема в возрасте шестнадцати лет. В столице она познакомилась с Кристиной Килер. Девушки быстро подружились, работая вместе в кабаре.
Доктор Уард, встретившись с Мэнди после одного из представлений в клубе, также ввел девушку в круг своих знакомых. Молоденькая блондинка очаровывала всех. Сначала она стала любовницей мультимиллионера Чарльза Клора. Затем в нее влюбился лорд Дадли, предложивший ей руку и сердце. Их сиятельство, впрочем, вскоре одумался и сочетался браком с принцессой Радзивилл. Ну а Мэнди перешла на содержание к хозяину Кливдена лорду Астору.
Третьей девушкой доктора Уарда, которую нередко встречал в его компании Иванов, была Мариэлла Новотна. Эта девятнадцатилетняя танцовщица вышла замуж за приятеля Стивена Уарда 44-летнего Хобарта Диббена, хозяина нескольких лондонских ночных клубов. Получив ангажемент в Америке, Мариэлла отправилась в 1960 году на три месяца за океан, где преуспела не столько в модельном бизнесе, сколько в любовных связях с сильными мира сего, в частности, с будущим президентом США Джоном Кеннеди и его братом Робертом.
Вернувшись в Лондон, Мариэлла стала, наряду с Мэнди и Кристиной, одной из «девушек доктора Уарда». Стив познакомил ее в «Спринг коттедже» с лордом Астором, и кливденское знакомство быстро превратилось в любовную интрижку. Мариэлла была единственной дочерью англичанки из Шеффилда Стеллы Мари Кейпс и служившего в годы Второй мировой войны в королевских военно-воздушных силах эмигранта из Чехословакии Антона Новотны. Самое пикантное обстоятельство заключалось в том, что отец Мариэллы и тогдашний президент Чехословакии Антонин Новотны оказались близкими родственниками.
Четвертой девушкой из команды доктора Уарда, с которой познакомился Иванов, была Илиа Сушенек, двадцатилетняя австрийка, получившая британское гражданство. Она нередко сопровождала Стивена во время его гуляний по лондонским клубам. В «Гаррик клубе» Илиа частенько играла в бридж в компании Иванова, Уарда и сэра Колина Кута. Мисс Сушенек была частым гостем «Спринг коттеджа» и любимицей лорда Астора. Одно время ею был увлечен еще один влиятельный приятель доктора Уарда — мультимиллиардер и нефтяной магнат Пол Гетти.
Список девушек Уарда можно было бы продолжить именами Мегги Браун, Шэрон Паркер, Юнис Бейли, Сюзи Чанг, Ронны Риккардо и других. Все они, как и многие другие, окружали Стивена в его повседневной жизни, сопровождая доктора Уарда и его высокопоставленных друзей на вечеринках в узком кругу, в поездках по приглашениям VIP-персон, в клубах и кабаре ночного Лондона.
Можно было подумать, что мистер Уард был не только отменным остеопатом и неплохим художником, но и преуспевающим сутенером. Однако им он как раз и не был. Вряд ли сутенер стал бы заниматься своим делом абсолютно бескорыстно. А доктор Уард не брал с девушек ни пенса. Более того, он нередко сам помогал им деньгами. Решал их бытовые проблемы, подыскивал недорогое жилье. Возникал естественный вопрос: «А зачем он все это делал?!»
Вопрос этот Иванов задавал себе не раз в первые месяцы знакомства со Стивом. Ответ на него пришел не сразу — потребовалось время. В конце концов, для него стали очевидными две вещи. Во-первых, доктора Уарда патологически тянуло к женщинам легкого поведения. Они ему были безумно интересны. Хотя в этом увлечении отнюдь не не было сексуальной подоплеки: он не спал с девушками, которых содержал. Во-вторых, было очевидно, что Уард искренне стремился помочь своим девушкам. Правда, не меняя из жизнь по сути, но позволяя им неплохо зарабатывать.
За всем этим просматривалась главная цель: Стивен хотел пробиться на самый верх социальной лестницы. Патологический интерес доктора Уарда к женщинам легкого поведения подпитывался его очевидным стремлением стать, наконец, желанным членом высшего общества. Эту особенность Стивена, пусть и не без труда, но удалось подметить Иванову. Молодые красотки, окружавшие его, легко могли обольстить любого аристократа или высокопоставленного государственного чиновника, а это значит, что доктор Уард становился желанным гостем в богатейших имениях и роскошных особняках и закадычным другом их владельцев.
Дело в том, что до 1958 года английские мужчины имели возможность удовлетворять свои сексуальные потребности на стороне, обращаясь к проституткам. Но с принятием в ноябре 1958 года британским парламентом «Билля о нарушениях общественного порядка на улицах» публичные дома в английских городах были объявлены вне закона. Этот билль, или Закон Вольфендена, как его стали называть по имени «разработчика» нововведения, дав кое-какие послабления, например, разрешив гомосексуальные отношения между взрослыми людьми, ужесточал борьбу с проституцией. В итоге в стране закрылись бордели, зато на свет появилась не менее многочисленная каста так называемых девушек по вызову.
Так доктор Уард сделался де-факто, но не де-юре, главой небольшой, но элитной компании по предоставлению интимных услуг VIP-персонам. Когда Иванову удалось определить этот круг общения Стивена Уарда и понять мотивы его действий, профессиональный интерес советского разведчика к нему стал расти как на дрожжах. Ведь он фактически владел отлаженной машиной по производству компромата на элиту британского общества.
Более того, как вскоре удалось установить Иванову, один из вышеупомянутых клиентов доктора Уарда криминальный авторитет Питер Рахман оборудовал свою лондонскую квартиру на Брайанстон Мьюз и свой коттедж в Мейденхеде скрытым фото-, кино— и аудиооборудованием для съемки и записи любовных утех девушек Уарда с сильными мира сего. Ключ к такого рода материалам для любого разведчика сулил многообещающие перспективы.
Для того чтобы получить доступ к обширным связям доктора Уарда и добыть желанный компромат на потенциальных агентов советской разведки, Иванову необходимо было войти в полное доверие к англичанину, превратиться из его приятеля в его друга. Иванов это прекрасно понимал. Однако любую задачу легче сформулировать, чем осуществить.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.