Рассказчик-персонаж

Рассказчик-персонаж

Но не менее часто и в спектаклях нашего театра и в других кукольных театрах человек принимает участие в действии как определенный персонаж. Иногда при этом сохраняя роль ведущего. Таким персонажем был актер Сперанский, исполнявший роль шарманщика в пьесе «Каштанка».

Старую Москву наши зрители не знали. Они же дети, и живут в новой Москве. И прежде чем начать спектакль, надо было, чтобы ребята вошли в пространство старой Москвы. Не только в пластическое решение этого пространства – улицы, фонари, одежда людей, но и в социальное пространство – взаимоотношения людей разных слоев общества. Вот почему Сперанский ввел в свою пьесу рассказчика-шарманщика, поручив эту роль не кукле, а человеку, сейчас живущему человеку, могущему посмотреть на чеховскую Москву со стороны и рассказать о ней ребятам.

Выходил шарманщик перед ширмой только два раза: перед первым актом и перед вторым. Одет он был по-бытовому, не «театрально». На ремне настоящая старая шарманка. Крутит ручку. Шарманка звонко и неразборчиво играет старую песню «Разлука ты разлука, чужая сторона, никто нас не разлучит, как мать сыра земля». Кончив играть, снимает шляпу.

«Здравствуйте, молодые-хорошие!.. А ну поговорим... Уж очень я разговор люблю... Уж очень я разговорчивый... Шарманщик я... Вот оно какое дело – шарманщик... В старые времена ходил я с шарманкой за спиной по дворам, закоулкам Российской империи... Ходил, шарманку крутил. Гроши медные собирал на пропитание... Эх, старые времена, собачья жизнь.

А вы старые времена помните? Где уж вам, молодым-хорошим! Духа вашего тогда не было! А я вот старые времена в мешке таскаю... Вот оно какое дело – в мешке... А ну, люди-человеки, которые там в мешке, держись, показывать буду! Цыц, не трепыхаться, тащу, тащу. (Вытаскивает из мешка городового.) Что это за человек? Молчит, ничего не говорит... Городовой! А ну, господин городовой, покажи, какие в старые времена городовые бывали. Налево кругом, шагом марш! Ать-два, ать-два! Становись на место! (Отправляет куклу за ширму.) Тащу, тащу, держись. Кто следующий? (Вытаскивает царского генерала в эполетах.) Господин генерал! Его превосходительство!.. Эх, господин генерал, кончилось ваше генеральское царство! Налево кругом, шагом марш!.. Становись на место. (Отправляет куклу за ширму.) Кто следующий? Тащу, тащу. (Вытаскивает Луку Александровича.) А, здорово, кум! Как жизнь? А ну, молодые-хорошие, поздоровайтесь с ним по-хорошему!.. Назовите по имени-отчеству! Что ж вы, молодые-хорошие? Забыли Луку Александровича? Нечего делать, кум, повиси пока. Сейчас разберемся. Федя?.. Где ты там, Федя? Поди сюда. (Вытаскивает Федю) А этот гражданин вам знаком? Нет? Скандал, молодые-хорошие... Ну, а писателя Антона Павловича Чехова читали? А что читали? «Каштанку» читали? Ну, тогда все в порядке... Федя, ложись-ка вот здесь... На гармошке будешь подыгрывать. Цыц, не трепыхаться».

«Сейчас мы откроем занавес, и вы увидите старые, старые времена... Каштанку увидите и ее замечательные приключения. Занавес».

Открывается занавес, и перед зрителями комната столяра. Верстак. Ходики. Клетка с чижиком. Стружки. Куклы, лежавшие на ширме, оживают, и начинается спектакль.

А перед вторым актом, когда зрители уже знали, что Каштанка потерялась и ее приютил какой-то неизвестный человек, шарманщик опять выходил перед ширмой и говорил:

«Прошел месяц. Каштанка уже привыкла к тому, что ее кормили вкусными обедами и звали Теткой. Иногда на нее нападала грусть. Начиналось с того, что у собаки пропадала всякая охота лаять, есть, бегать по комнате, вилять хвостом. Иногда, оставшись одна, она ложилась на матрасик, закрывала глаза и в ее воображении появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными. При появлении их Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила... А засыпая, она каждый раз чувствовала, что от этих фигур пахнет клеем, стружками и лаком».

На всем протяжении этого монолога Каштанка лежала на грядке ширмы, вытянув передние лапы и положив на них свою морду. Спала, изредка вздрагивала, иногда чуть-чуть скулила.

Ребята сидели так тихо, будто их и не было никого. Вот уже чуть не полвека прошло с тех пор, а я не могу забыть этого монолога человека-шарманщика и маленькую кукольную собаку, лежащую на ширме.

Шарманщик не вступал в общение с куклами. Он объяснял поступки действующих лиц, но не участвовал в них.