Глава тринадцатая По школам

Глава тринадцатая

По школам

Аллею мы нашли достаточно быстро.

– Почему ты с самого начала ее не нашел? – укоризненно спросила меня Аня.

– Потому что эта аллея существует уже лет тридцать. Откуда я знал, что она теперь блогеров?

– Ты никогда ничего не знаешь.

Мы увидели убогие саженцы на подпорках.

– А где же таблички с именами блогеров? – поинтересовался Жора.

– Наверное, их купчинские гопники сперли, – резонно заметил оператор.

Впрочем, у одного из деревьев действительно обнаружилась воткнутая в землю деревянная табличка, на которой болталась бумажка «Команда ВКонтакте».

Оператор настроил камеру.

– Скажи чего-нибудь, – велел мне Жора.

– Что я скажу? Что я могу сказать по поводу этого убожества? Мне решительно нечего сказать.

– Давайте я скажу, – предложил Артур.

– Замечательная мысль, – согласился Жора.

– Вы видите так называемую аллею… – начал вещать Артур.

Я не выдержал:

– Он не блогер, это я – блогер.

– Уйди из кадра, болван, – заорал оператор.

Я ушел. Артур, выпятив живот, возмущался, что народные деньги тратятся черт знает на что.

– Вы прекрасно говорите, – сказал Жора. – Может быть, вы проведете нам экскурсию по Купчино?

– Конечно, – захлопала в ладоши Аня. – Он проведет, а этого алкоголика мы отправим домой.

Это она про меня? Безусловно, про меня. Тут и сомнения быть не может.

Честно говоря, мне не хотелось проводить экскурсию по Купчино. Но мне хотелось, чтобы меня поуламывали. Поупрашивали. Поуговаривали. Я не был готов, что меня вот так – с легкостью – отпустят. Даже не с легкостью, а с облегчением. И, прямо скажем, с позором.

– Поехали, – сказал Жора.

Артур пересчитал личный состав.

– Мы все в машину не поместимся.

– Поместитесь, – сказала Жанна, про которую я как-то совсем забыл.

– Не поместимся.

– Поместитесь, – повторила Жанна. – Потому что я остаюсь.

– Правильно, – согласился Артур. – Доведи его до дома.

Я запротестовал:

– Меня не надо доводить.

– Мы разберемся, – сказала Жанна.

Когда машина скрылась из виду, я спросил:

– И что теперь?

– Ты, кажется, собирался проводить экскурсию.

– Вроде того.

– И куда ты хотел отправиться?

– К школе, где я учился.

– Пошли.

Мы шли не спеша. Зашли в магазинчик, Жанна купила бутылку пива. Я старался на нее не смотреть. Она мне нравилась. Пожалуй, даже больше, чем Аня. Но было в ней что-то загадочное и пугающее. Что-то слишком серьезное для меня.

– Зачем им понадобилась экскурсия по Купчину? – спросила Жанна, просклоняв название моего района.

– Репортаж делают.

– Про эту дыру?

– Это далеко не самая большая дыра.

– Не самая большая, но самая глубокая.

– Я видел гораздо глубже.

– Где? Только не говори: «В Караганде».

– Я не скажу в Караганде. Я скажу в Йошкар-Оле. Один раз я пошел в самый крутой ночной клуб Йошкар-Олы. Вместе с напарником.

– Каким напарником?

– По работе. На входе в клуб нас остановил бармен.

Он грозно посмотрел и сказал:

– У нас вход платный.

– Сколько? – спросили мы.

Бармен гордо вскинул голову и ответил:

– Пятнадцать рублей.

Мы усмехнулись и заплатили.

– Уважаемый, – сказал я, – какие бонусы положены нам за эти деньги?

– Сегодня у нас будет стриптиз, – ответил бармен, которого слегка распирало от важности.

Я страшно обрадовался. Когда еще удастся увидеть марийский стриптиз?

Мы ели, пили, а стриптиз все не начинался. Я пошел к бармену разузнать, что к чему.

Бармен сказал, что стриптиз будет, если соберутся 20 посетителей, каждый из которых купил билет по 15 рублей. Иначе нечем заплатить стриптиз-группе.

Я спросил, сколько посетителей уже собралось.

– Восемнадцать, – ответил бармен.

Я доплатил недостающие 30 рублей.

Стриптиз-группа состояла из одной стриптизерши. Видимо, в целях экономии. Стриптизерша косила под нищенку в метро. Она быстро сбросила с себя одежду и, оставшись в одних трусиках, ходила между столиков и просила денег. Я насыпал ей в трусики мелочь. Мелочь высыпалась на пол. Я думал, она станет ругаться. Но она встала на карачки и принялась собирать мелочь.

Я пошел в курилку. И познакомился там с девушкой, одетой лучше остальных. Хотя правильнее было бы сказать, что остальные были одеты еще хуже. Я спросил, сколько, по ее мнению, должен зарабатывать молодой человек.

– Полторы тысячи, – ответила девушка.

Я не спрашивал, полторы тысячи чего. Я уже знал, что рублей.

– Полторы тысячи рублей? – переспросила Жанна. – Но…

– Это Йошкар-Ола.

– Почему тебя все время тянет в какие-то жуткие дыры?

– Не бывает дыр. Везде примерно одинаково.

– И в Рио-де-Жанейро? – засмеялась Жанна.

– Не знаю. В Рио-де-Жанейро я не был. Я про Россию.

– А в Москве?

– А что в Москве? Я там работал полгода. У меня был свой кабинет, в котором окна выходили на МХАТ. Однажды я встречался по работе с одним человеком. Не в кабинете, а в кафе. Человек предложил выпить коньяку. Я отказался. Он настаивал. Я выпил полташку. На следующий день мне показали донос. Человек докладывал начальству, что я пью на рабочем месте.

Жанна засмеялась:

– Тебе что-нибудь за это было?

– Нет, конечно. Мне просто было тошно. Гораздо хуже, чем в Йошкар-Оле.

– В Йошкар-Оле лучше, чем в Москве?

– Везде одинаково. Так же как здесь, в Купчино. Весь мир – Купчино. Ну, вся Россия – точно.

– А я читала, что вся Россия – палата номер шесть.

– Очень может быть. Но ни в какой другой палате я жить не способен.

– Почему?

– Не знаю. Может быть, воспитание. Вот, кстати, школа, в которой я учился.

Мы подошли к стандартному – буквой Н – зданию школы № 364.

– Ты все время учился в этой школе?

– Нет, я учился в четырех школах. Одна из которых очень хорошая, а три остальных – в Купчино.

– Эта школа первая?

– Это вторая. В первой ничего интересного не было. Я там два первых класса учился. Хотя именно там не заладилась моя карьера.

Жанна опять засмеялась:

– В первом классе или во втором?

– По-моему, в первом. Мы выбирали командира октябрятской звездочки.

Все вставали и выдвигали кандидатуры. А я встал и сказал: «Я сам хочу быть командиром». Никто, кроме меня, самого себя не выдвинул. На голосовании я набрал один голос. Свой собственный.

– Сочувствую, – сказала Жанна. – Наверное, это очень больно – перенести такое разочарование в раннем детстве.

– Да брось ты. Этот случай никак на мне не отразился.

– Тебе так кажется, – сказала Жанна. – На самом деле, отразился.

– Замечательно! Сейчас ты выведешь, что я вырос закомплексованным уродом из-за того, что в семь лет меня прокатили на выборах командира октябрятской звездочки. Видимо, из-за этого же я через двадцать лет проигрывал избирательные кампании, которые вел.

– Вполне возможно. Все в жизни имеет свои причины.

– Слушай, заканчивай со своим психоанализом. Тем более что еще в школе я достиг большего, чем командир звездочки.

Я учился в шестом классе. На дворе – перестройка, гласность и ускорение. В параллельном классе случилась революция. Этим классом руководил историк Михал Михалыч. Он не был диктатором. Скорее, он был размазней. Что-то типа Николая II. Ну и довел класс до революции.

Он решил задержать их после уроков. Они встали и пошли к выходу. Михал Михалыч – по примеру трехсот спартанцев – перегородил узкий дверной проем. Варварские орды 6-го «А» смели Михал Михалыча и изрядно потоптали его ногами. Он вскочил и ударил зачинщицу журналом по голове.

Зачинщица принесла справку о сотрясении мозга. Это было полное вранье. Даже если принять гипотезу о наличии мозгов в голове зачинщицы, классным журналом их не сотрясти. Но Михал Михалыча выгнали из школы с волчьим билетом.

Наша классная руководительница учла горький опыт и решила предотвратить революцию в нашем классе. Решила наладить диалог с обществом. Общество тогда возглавлял я. На свободных демократических выборах меня избрали председателем совета отряда. Это – не президент. Это, скорее, лидер оппозиции.

Я был самым умеренным. То есть я был совершенно неумеренным, но по сравнению с остальными – еще ничего.

Классная собрала нас и родителей на какой-то совместный сэйшн. Назовем его Демократическим совещанием. Мы должны были обсудить наболевшие проблемы, которые, собственно, заключались в том, что мы нашу классную терпеть не могли.

Она долго о чем-то говорила. По-моему, про перестройку. Я перебил.

– Рот закрой, – сказала классная руководительница.

– Как вы разговариваете с моим сыном, – возмутился мой отец.

– Это черт знает что такое, – закричали все вокруг.

Как и в 17-м году, Демократическое совещание закончилось полным провалом.

Классная не унималась. Она создала некий орган из наиболее авторитетных учеников нашего класса. Назовем его Предпарламент.

Классной хотелось «успевать за общественным развитием и ожиданиями людей». Она села за стол переговоров. Поинтересовалась нашими ожиданиями.

– Дискотеку бы надо устроить, – сказали мои одноклассники.

– Давайте лучше устроим КВН, – сказала классная. – Или сходим в Эрмитаж.

– А давайте лучше дискотеку, – сказали мои одноклассники.

Они, как один, представляли непримиримую радикальную оппозицию. К тому же, что немаловажно, неподкупную. Между обществом и властью зияла пропасть.

Эпоха либеральных заигрываний закончилась. Через две недели меня сняли с должности. Более того, вообще отменили свободные выборы. Председателем совета отряда назначили девочку-отличницу. Она была единственной, которая пришла на организованный классной руководительницей КВН.

Последовали репрессии. В частности, меня выгнали из школы.

– Какая чушь, – сказала Жанна. – Какая восхитительная чушь.

Я не знал, обижаться на ее слова или счесть за комплимент.

– Тебя выгнали из школы за то, что вы не пришли на КВН? – спросила Жанна.

– Меня выгнали по совокупности. Меня только из пионеров три раза выгоняли.

– За что?

– Один раз – за «Клуб самоубийц». Я был самым маленьким в классе и никого не мог побить.

– Все били тебя?

– Прекрати искать проблемы в моем детстве. Никто меня не бил. Потому что я дружил с самыми большими, хоть и был самым маленьким. Но мне самому хотелось кого-нибудь побить. И вдруг по телевизору я посмотрел фильм «Приключения принца Флоризеля». И – по аналогии – придумал игру. Раздаются карты. Тот, кому выпал туз треф, может целую минуту бить того, кому выпал туз пик.

– Какой ужас!

– Наши девочки решили точно так же. И настучали классной руководительнице. Мы успели сыграть только два кона. За это меня выгнали из пионеров в третий раз. За что выгоняли предыдущие два, честно говоря, уже не помню. А главное, что меня ни разу не принимали обратно. В третий раз я не выдержал. Вы, говорю, не можете меня исключить, потому что меня уже два раза исключали, а обратно не принимали. Разумно, сказали мне, и все равно исключили.

– Я бы тебя тоже исключила.

– Не сомневаюсь. Но самое обидное, что оба раза, пока мы сыграли, туз пик выпадал мне.

Жанна поперхнулась пивом от смеха.

– Ты был исключительный дебил.

– Спасибо.

– И, конечно, плохо учился.

– Не угадала. Я хорошо учился, хоть учителя и старались отбить к этому всякую охоту.

Помнится, в третьем классе мы на математике впервые писали контрольную по вариантам. А я не врубился, что к чему, и решил оба варианта. И первый, и второй.

– Дураков работа любит, – сказала учительница.

– Почему? – спросил я.

– Надо было один вариант решить, а ты зачем-то решил оба.

– Я, – говорю, – не скумекал.

– Потому что, – говорит учительница, – ты тупой.

Я расстроился и вечером рассказал родителям, что я дурак.

– Это твоя училка – дура, – сказал отец. – Если ты решил два варианта – значит, ты не тупой.

– Так я правильно сделал, что решил оба варианта? Нужно было оба решать? – спросил я.

– Ты чего, – говорит отец, – тупой?

С тех пор я всегда решал два варианта и рассылал оба решения по рядам. С одного списывал мой ряд, а с другого – соседний. Но учителям я об этом уже не говорил, чтобы они не заподозрили меня в тупости.

Было у меня два приятеля. Оба – круглые двоечники. Но один нормальный, а второй – совсем деревянный. Который нормальный, тот списывал три задачки из пяти, получал свои три балла и отдыхал, довольный жизнью.

А второй списывал все пять задач.

– Зачем, – говорю, – ты списываешь пять задач? Кто поверит, что ты решил все пять задач? Спиши три задачи и получи трояк.

– А если в одной из задач ты ошибешься? – отвечал тупой приятель. – Тогда мне поставят два.

Он понимал, что три решенные задачи, в одной из которых ошибка, превращаются в две решенные задачи. То есть он умел отнимать от трех один и получать два. По-моему, этого достаточно, чтобы выдать человеку аттестат об окончании купчинской школы.

Но тупой приятель упорно списывал все пять задач. Математичка, естественно, не верила. И на следующем уроке вызывала его к доске. Давала самую простую задачу. Мой приятель, конечно, не мог ее решить.

Самое интересное, что математичка говорила ему ровно то же, что и я.

– Зачем, – говорила математичка, – ты списал пять задач? Списал бы три. Не могу же я поставить тебе «пятерку».

И ставила «банан».

– И правильно делала, – сказала Жанна. – Только в Купчино учатся такие дебилы.

– Только в Купчино? Но педагогическую практику я проходил на Васильевском острове. Задал письменную работу.

– По какому предмету?

– По истории. В письменной работе был вопрос: «Назовите известных вам полководцев, репрессированных в 30-е годы». Какой-то дурак написал: «Бухарин, Фрунзе и Луначарский». А все остальные с него списали. И во всех ответах значились эти идиотские Бухарин, Фрунзе и Луначарский.

– Что, – спрашиваю, – за чушь?

– Никакая не чушь, – отвечают дети. – Бухарин был репрессирован?

– Был.

– А Фрунзе был полководцем?

– Был.

– Вот видите, – говорят дети, – все правильно мы ответили.

И, кстати, учительница, что руководила практикой на Васильевском острове, тоже было туповатой.

Однажды я пришел на урок не в духе. Я был маленько с бодуна, вот и пришел не в духе. И вызвал к доске отличницу.

Она тараторит про начало Второй мировой войны. А я понимаю, что она слово в слово пересказывает учебник, который я сам только что читал.

– Скажите, – говорю, – а почему Германия напала на Польшу, а, к примеру, не на Испанию?

Отличница стоит, вылупив глаза и раскрыв рот. Молчит.

– Три, – говорю. – Это максимум, что я могу вам поставить. Историю, – говорю, – надо понимать, а не зубрить.

После урока училка принялась на меня кричать.

– Я, – кричит, – сама не могу ответить на этот вопрос.

– Это, – говорю, – вас не красит.

– Так почему же Германия не напала на Испанию?

– У них нет общей границы.

– Это не аргумент.

– Хорошо. Франкистская Испания была союзницей гитлеровской Германии.

Училка поскрежетала зубами и говорит:

– За проведение этого урока ставлю вам три. Это максимум, что я могу вам поставить.

Жанна решительно встала на сторону училки:

– Я бы тебе и трех не поставила.

Мы дошли до двора, в котором я рос до 12 лет.

– Вот подъезд, в котором я жил. А вот в том подъезде, – я показал рукой, – был подростковый клуб «Октябрь». Мы играли за него в футбол на турнир «Кожаный мяч». И все время проигрывали. А как-то, значит, играем на своем поле. Вот на этом, видишь? Теперь тут ворот нет, а раньше были. Здесь мы и играли.

Перед матчем знакомые гопники подошли к вратарю гостей. «Отобьешь хоть один удар – огребешь», – сказали гопники. Мы выиграли. С минимальным счетом – 1:0. Мне до сих пор стыдно, что я не забил пенальти. Я знал, что вратарь не будет отбивать. Что достаточно просто катнуть мяч. И все-таки ударил выше ворот. Ты меня слушаешь?

Жанна пристально смотрела мне в глаза. Я схватил ее за плечи, прижал и – как-то не целясь – попал губами в губы.