ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В доме Седлецких поселился обер-лейтенант Альфред Цугер. С утра он уходил на службу, вечером, возвращаясь на квартиру, принимался ухаживать за Ганной. Не отставал от него и Гаспери-Сукальский, часто приезжавший в Вулько-Гусарское. Помимо того, что он являлся уполномоченным от митрополичьей курии по делам католической церкви, ему было поручено готовить почву для формирования воинских частей из лиц призывного возраста, проживающих на оккупированной территории. Разъезжая по районам, Сукальский налаживал связи со старыми знакомыми из реакционной католической клики и прощупывал настроение в народе.

По вечерам он и Цугер удерживали Ганну в столовой и почти силой усаживали ее за стол, откупоривали дорогое французское вино и заводили разговор на волнующую тему. Всех интересовало, что будет с Москвой.

Приходил Олесь, скромно усаживался в уголок и покуривал свои цигарки.

— Вы бывали в Москве? — спросил как-то Цугер у Ганны.

— Да. В этом году я была в Москве, — кутаясь в черную шаль, отвечала Ганна.

Она каждый раз старалась пораньше покинуть это тяжелое для нее общество. Но мать побаивалась офицеров и говорила ей:

— Ты уж потерпи! Мало ли что может с нами случиться…

— Как же вас впустили в Москву? На это, кажется, требовалось разрешение? — приставал Цугер.

— Для вас, конечно, потребовалось бы особое разрешение… язвительно заметила Ганна.

В глазах сидевшей на стуле и штопавшей чулок Стаси появился испуг. Своим резким, насмешливым разговором Ганна могла накликать беду. Вдруг им напомнят о родстве с русским офицером, да и вообще еще неизвестно, чем все это кончится. Михальский на Стасю волком смотрит, а Владислав работает в волости и как будто совсем не замечает своей соседки.

— Мы и так скоро будем в Москве, — не переставая чистить напильничком ногти, вставил Сукальский, самодовольно улыбаясь.

— Не думаю, — отвечала Ганна. — Слишком далеко…

После таких слов наступило долгое молчание. Обер-лейтенант с нескрываемой неприязнью смотрел на Ганну.

— А вы ведете себя слишком дерзко, — сказал Сукальский, — понимаете, что хорошеньким женщинам все прощается…

— Может быть, ради хорошеньких женщин вы и надели этот мундир. Интересно, какой мундир вы предпочтете надеть завтра?

Олесь слушал все это с волнением и поражался, откуда его тихая и молчаливая Ганна научилась так говорить.

— Вы страшно злы, мадам! — начиная чувствовать себя неловко, процедил сквозь зубы Сукальский.

— Наоборот, снисходительна. — Было нетрудно заметить, что Ганне не хотелось говорить со своими бесцеремонными гостями.

— Вас смущает моя форма? Но ведь в наше время военный мундир всюду открывает двери…

— Но он к чему-то обязывает?

— Да. Я военный корреспондент газеты религиозного направления. Святая католическая церковь призывает всех на борьбу с коммунистами, которые закрывают костелы. Какое все это имеет значение? — возразил Сукальский с прежней напыщенностью.

— У нас за полтора года коммунисты не закрыли ни одного костела.

Обер-лейтенант Цугер, подняв голову, выкрикнул:

— Прекратите это глупое препирательство!

Обозленный Сукальский попрощался и вышел. Квартировал он у Юзефа Михальского. Помощником во всех его делах был Владислав.

Цугер после ухода Сукальского настроился на веселый лад. Он видел, как ярко пылает в эту минуту красивое лицо Ганны, и ему страстно хотелось покорить эту гордую женщину. Он стал шутить, улыбаться какой-то наигранной, неестественной улыбкой, похожей на гримасу.

Ганна задержалась в столовой. Ей нужно было поговорить с обер-лейтенантом об одном щекотливом деле. Сегодня днем к ней пришла с яйцами в подоле Франчишка Игнатьевна и попросила вызвать через Цугера врача. Надо было вручить ему подарок. Ганна знала о трагической истории девочки и относилась к ней с большим сочувствием. Сейчас предстояло поговорить об этом с Цугером.

— Не окажете ли вы, — сдержанно обратилась Ганна, — господин Цугер, мне одну маленькую услугу?

— Я вас слушаю.

— У моей соседки есть больная девочка… То есть она не больна, а ранена в ногу. Это совсем ребенок. Случилось такое несчастье… Вы не могли бы разрешить врачу посмотреть девочку, господин Цугер?

Цугер долго не отвечал. Потом он поднял свои свинцовые глаза, бросил на Ганну какой-то пустой, ничего не выражающий взгляд и негромко проговорил:

— Стоит ли беспокоиться сейчас о какой-то девчонке, когда каждый день гибнут тысячи доблестных наших солдат? Ха-а! Лучше будем пить вино, пока мы еще молоды…

Ганна выбежала из комнаты и горько разрыдалась…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.