АНАСТАСИЯ ВОЛОЧКОВА: «Я НЕ ХОЧУ ОЩУЩАТЬ ПРЕДЕЛОВ СВОИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ»
АНАСТАСИЯ ВОЛОЧКОВА: «Я НЕ ХОЧУ ОЩУЩАТЬ ПРЕДЕЛОВ СВОИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ»
Ну и тяжелые же дубовые двери в подъездах Большого театра. Заняв выжидательную позицию в «предбаннике» пятнадцатого подъезда, я превратился в швейцара без диплома: мимо меня то и дело эоловымы пушинками порхали юные балеринки, которые не могли сладить с пружинами трехметровой махины, и я был вынужден придерживать вход перед каждой новой феей. Хороши девчата, думал я, но мне не до них: уже полчаса я ожидал явления «самой талантливой молодой балерины Европы». Да, да, таким титулом одарена Анастасия Волочкова, солистка балета Большого театра, так и хочется сказать, Союза ССР. Но Союза давно уже нет, а Большой театр вместе с какими-то там… ракетами все еще существует. Правда, ни в области балета, ни в области ракет мы уже не впереди планеты всей. И молодую балерину эта ситуация очень волнует, весь свой талант вместе с уже завоеванными титулами и творческими победами она хочет отдать делу возрождения престижа отечественного балета. А пока Анастасия, имеющая прописку в Петербурге, уже три года работающая в Москве и какое-то время, как, надеюсь, многим известно, жившая в Лондоне, квартирует в Первопрестольной. Анастасия не замужем, пока, естественно, бездетна и в свои двадцать пять является лицом и гордостью русского балета XXI века. Красоту и талант она отдает на сцене бесчисленным поклонникам. И ей неважно, на какой сцене она танцует. Настя показалась мне серьезной, несколько загнанной обстоятельствами особой: она грациозно пригласила меня в буфет и, не снимая роскошной шубы и не выпуская мобильника из тонких ручек, бросила:
— Ваши вопросы, я безумно занята, времени в обрез.
Приготовившись поначалу к обстоятельному разговору, я было хотел возмутиться, но зеленые глаза красавицы-блондинки и ее воспаленный взор умиротворили меня, и я вместо пятнадцати отведенных ею несерьезных минут разговорил Одиллию-Одетту на целых сорок пять. Сидя на краешке буфетного стула, локоть в локоть, глаза в глаза, мобильник в мобильник. «Успокойся, — сказал я себе, — будь счастлив, что провел время с одной из самых красивых и талантливых девушек Европы. Не каждому журналисту так везет».
— Анастасия, мне кажется, что мужчины вас просто носят на руках. Не так ли?
— Да, это так, они носят меня на руках. И это счастье, и это не может наскучить, потому что внимание людей, зрителей приятно, его не может быть много. Я очень ценю красоту ухаживания за женщиной. Я счастлива.
— Но ваше счастье, наверное, небезгранично. Почему вы живете не в своей квартире, а, хотя и «мариоттовском», общежитии? То есть, простите, роскошном отеле «Мариотт» на Тверской улице.
— Это место стало для меня родным домом. Дело в том, что когда Юрий Григорович вернул меня в Большой театр, то в Москве мне и впрямь негде было жить — ни квартиры, ни комнаты, ни угла. И менеджер отеля «Мариотт» предложил мне номер сразу на много месяцев. Меня окружили вниманием и заботой, оберегают мой покой, и я ни о чем не беспокоюсь. В отеле есть сауна, бассейн, все необходимые мне услуги. Такое внимание ко мне я никогда не забуду.
— Любопытно, как вы, балерина, тонкое духовное и физическое создание, ощущаете свою отъединенность от остального человечества? Вы наверняка живете с ощущением своей неординарности?
— Вы ошибаетесь, я не ощущаю неординарности, я просто живу своей жизнью и делаю то, что должна делать подаренным мне Богом талантом. И пусть люди, поклонники искусства, зрители, выделяют меня на фоне, как вы выразились, остального человечества. Я этим не хочу заниматься.
— Но мне кажется, что без ощущения своей исключительности и особой миссии на земле художник не сможет многого добиться.
— А я считаю, что каждый человек уникален, в каждом заложена искра таланта. И мы должны сами развивать в себе лучшие качества, пытаясь создать нечто. Это касается не только искусства театра, это относится ко всем профессиям и ремеслам. Вот почему я хочу быть уверенной в себе и свои способности и успехи на сцене отдаю людям. Возможно еще, что мне и очень везло — я встречала высоких профессионалов, великих мастеров, которые повлияли на мою творческую судьбу.
— Вы, наверное, имеете в виду и Галину Сергеевну Уланову?
— И ее тоже. Мне и впрямь посчастливилось с ней встретиться, когда она однажды, можно сказать, совершенно случайно заглянув в репетиционный зал Мариинского театра, где я готовила партию в «Баядерке», провела со мной много времени. И этой встречи было достаточно, чтобы вспоминать о ней всю дальнейшую жизнь. Уланова для меня творческий идеал, она великая личность. Но судьба свела меня и с Владимиром Васильевым, Екатериной Максимовой, Натальей Бессмертновой, Натальей Дудинской, с которыми посчастливилось работать. Из рук Юрия Григоровича, сыгравшего в моей судьбе решающую роль, я получала дорогие сердцу награды, золотые медали на конкурсах балета. Юрий Николаевич нашел в себе волю и решимость вернуть меня в коллектив Большого театра, когда я по определенным обстоятельствам покинула его.
— Кстати, ходили слухи о том, что вы навсегда уехали в Лондон, что вы бросили Москву и Петербург с их театрами, которые вас взрастили. Где вы сегодня хотите больше работать, танцевать, где ваш зритель?
— Да, обо мне много писали в газетах и многое искажено. Отвечу кратко: я буду жить там, где меня хотят видеть.
— О том же самом, наверное, думал Рудольф Нуриев, оставшись в Лондоне во время гастролей ленинградского балета в 1961 году. Вы скорбели о его кончине?
— Уход из жизни любого человека — трагедия. Но я не думаю, что смерть великого танцовщика была потрясением для России. Потому что так много взращенных Россией мастеров искусства, великих профессионалов ею же были изгнаны. Как мне кажется, России от этого ни жарко, ни холодно.
— Простите, Анастасия, мне кажется, что вы примеряете в чем-то свою судьбу к судьбе Нуриева.
— Да, вы правы, это так. Просто у меня свой случай, своя позиция. Я считаю, что в искусстве, в балете не должно быть своих и чужих. Великое искусство принадлежит всему человечеству. И я, конечно же, не считаю себя чужой в России.
— И все-таки я чувствую, что в вас говорит уязвленное честолюбие, что вы хотите доказать (не знаю, правда, кому), что зря с вами так поступили, спровоцировав ваш отъезд за границу.
— Никому и ничего я не буду доказывать. Я хочу лишь танцевать, играть, показывать свое умение жить в искусстве. Зачем тратить энергию на тех, кто не понимает профессионального человека. Меня радуют только мои зрители, мои поклонники. Для них я и живу. Они делают меня счастливой.
— Я слышал, Анастасия, мнение ваших оппонентов о том, что вы не хотите или не можете полностью отдаваться классическому балету и что параллельно с выступлениями на прославленных сценах в спектаклях вы участвуете в разного рода современных и модных шоу-программах. Даже в показах мод.
— Да, я не скрываю этого. Но почему я должна на чем-то зацикливаться и до упоения заниматься одним и тем же. К сожалению, репертуар Большого скуден и танцевать в «Лебедином озере» всю оставшуюся творческую часть своей жизни просто скучно и для меня невозможно. Поэтому я нашла иные виды воплощения моих возможностей, но не променяла классику на злободневность. Мои сольные концерты при этом собирают четырех пятитысячные залы.
Если кто-то из балета может сделать подобное, флаг ему в руки. Свои разнообразные творческие возможности я доказываю делом. И если честно, мне все равно, что обо мне говорят. Я дорожу мнением лишь узкого круга профессионалов, моих друзей и коллег.
Хочу при этом добавить, что на сцене Мариинского и Большого театров я сыграла почти все ведущие партии в более чем двадцати спектаклях. Причем я танцевала с ведущими российскими балеринами и с лучшими партнерами. И то, что Григорович ставил условием моего возвращения в Большой театр участие в «Лебедином озере», говорит само за себя — значит он мне доверил едва ли не самую классическую партию русского балета.
— Скажите, Анастасия, правда ли, что балетное искусство — это прежде всего выражение сексуальности мужчины и женщины?
— Не знаю, может быть, кто-то и смотрит на балет с этой точки зрения. Для меня же балет — это моя жизнь. В любом случае вначале проявляется женщина, а если в этой женщине есть страсть, то она проявится и на сцене. Понятие сексуальности, наверное, присутствует, но оно сегодня очень изуродовано. По мне же все в природе сексуально и красиво. Даже бутон цветка видится сексуальным, потому что он красив и изящен. Взоры людей притягивает все прекрасное. А прекрасное пронизано эротикой. Как, впрочем, и вся наша жизнь.
— Я не специалист в области балета, но помню, как, впервые увидев Майю Плисецкую в «Кармен-сюите», почти физически почувствовал исходящую со сцены страсть. Тогда Плисецкая мне увиделась и почувствовалась очень сексуальной.
— Скорее всего, это можно назвать именно страстью. Выражение этой страсти привело в восторг и меня, когда я также впервые увидела «Кармен-сюиту» в исполнении великой артистки. Плисецкая умеет передать эту страсть другим людям со сцены. Главное в балете, чтобы зритель не почувствовал пошлости, а страсть и даже некоторый эротизм — это норма для балета. Впрочем, испорченные люди все видят испорченным взором.
— Мне всегда казалось, что Уланова как балерина менее эмоциональна и страстна, нежели Плисецкая. Или я ошибаюсь?
— Ошибаетесь, да еще как. Галина Сергеевна отличалась не только непревзойденной техникой исполнения движений, танца, а совершенством, глубиной своей души, внутреннего мира. В ее образах и глубина, и страсть, и мастерство. А вообще каждая балерина танцует и играет по-своему. И было бы неинтересно, если бы все танцевали и выражали свои чувства одинаково. Вот и я не придаю большого значения тому, сколько я свертела пируэтиков и накрутила фуэте, мне важно, как зритель в целом принял образ, который я воплотила на сцене. Ушел ли он со спектакля более просветленным и добрым.
— Как долог век балерины? Майя Плисецкая, наверное, побила все рекорды пребывания на сцене?
— Сорок лет — вот возраст, когда балерина должна покинуть сцену. Я считаю, что балет — искусство молодых и нужно вовремя уйти. Лучше даже раньше, чем позже. Чтобы зритель запомнил тебя молодой и красивой. Чтобы не смотрели на тебя с сожалением и сочувствием.
А что касается Майи Михайловны, то это женщина-уникум. Ее невозможно осуждать за что-либо. Она гениальна, такие рождаются раз в сто лет. Более красивых рук, чем руки Плисецкой, природа не создавала. Она восхищает меня всем своим творчеством, умением быть в центре внимания многих людей, своей мудростью. Я благодарна Плисецкой и за то, что из ее рук получила право исполнения бессмертной «Кармен-сюиты» на музыку ее мужа — композитора Родиона Щедрина. И самое главное: и сегодня Плисецкая на сцене не танцует — она творит.
— Анастасия, я с трудом добился интервью с вами. Ваш пресс-секретарь все переносил и переносил нашу встречу. Вы и впрямь такой трудоголик или это были звездные капризы?
— Я и впрямь очень много работаю. Пока я молода и пока есть силы, я хочу по максимуму использовать свои возможности. Мой рабочий график может показаться непосильным. Я перелетаю из страны в страну, перехожу со сцены на сцену. Не стану вас утомлять перечислением своих спектаклей, концертов и сольных вечеров, в которых я участвовала в последнее время. Мой график расписан на много месяцев вперед.
— Мы сидим в буфете, я вижу вокруг много вкусных яств и напитков. Вы не хотели бы что-нибудь перекусить или выпить? Естественно, я вас угощаю.
— Ну что вы, спасибо. Я очень мало ем. Бывает, за целый рабочий день выпью только стакан чая. Моя профессия требует отказа от многих удовольствий. А в театральном буфете, если честно, я никогда не питаюсь. Я вообще не придаю никакого значения еде.
— А что вам дарят мужчины? Вы наверняка завалены коробками с дорогими конфетами?
— Дарят все. Красивые украшения, изящные сувениры. Дарят… сольные концерты. А под этот Новый год любимый человек так украсил мое жилище, что я заранее ощутила настоящий праздник. Мне даже показалось, что он уже прошел. Хотя он был еще впереди.
Балерина уже несколько раз порывалась прервать интервью. Тем более что вовсю звонил ее мобильный телефон, но я, чередуя серьезные вопросы с легкомысленными, останавливал ее порывы.
— Еще пару-тройку интересующих меня вопросов. Скажите, каким вам видится будущее Большого театра, где нынче вы явная прима?
— Сложно сказать. В театре очень невелик репертуар, за любое участие в спектаклях идет яростная борьба. Мне кажется, выход можно найти только через совместные усилия талантливых артистов.
— А наш министр культуры господин Швыдкой, который любит быть заводилой на телевизионных посиделках, может спасти положение?
— Думаю, что от него мало что зависит. Главное, наверное, желание труппы, сплоченность коллектива.
— А тридцать лет назад коллектив был?
— 30 лет назад в Большом работали великие актеры Лиепа, Васильев, Лавровский, Максимова, Павлова, Гордеев. А нынче, если честно, мы только пользуемся маркой БТ.
— Когда-то известная певица мне жаловалась, что в Большом поют за три копейки…
— Знаете, я в Большом не за три копейки выступаю. И не за миллион долларов. Для меня важна эта сцена, важно само творчество. Деньги можно заработать по-другому.
— Вы ощущаете, что вы «самая талантливая молодая балерина Европы»?
— Нет, не ощущаю. Балет это не спорт. Для меня главное — любовь зрителя. И еще я не хочу ощущать пределов, ограничений.
1999
Данный текст является ознакомительным фрагментом.