Диспут
Диспут
Однажды в праздничный день Бенвенуто явился во дворец, зашел в золотую мастерскую. Герцог был там и принял его «с приятным радушием».
— Бенвенуто, открой этой ящик и посмотри, какой я получил подарок от Стефана Пилестино.
Это была мраморная античная фигура мальчика. Стефано Колонна, князь Пилестино, был командующим армии Козимо, мрамор нашли где-то при раскопках.
— О, ваше сиятельство, — Бенвенуто не мог скрыть восторга, — я не припомню, чтобы видел когда-либо столь прекрасную статую мальчика. Я предлагая вам ее восстановить — и голову, и руки, и ноги. Я сделаю ему орла, чтобы можно было назвать его Ганимедом.
Справка: Ганимед — сын троянского царя и нимфы Каллирои — был необычайно красив. Когда он пас отцовские стада, Зевс, превратившись в орла, похитил мальчика и унес его на Олимп. Там он стал виночерпием, разливал нектар на пирах богов. Миф о похищении Ганимеда был очень популярен в эпоху Возрождения.
Бенвенуто так расхваливал мраморного мальчика, что герцог попросил — объясни, чем он так хорош. Тут уж Бенвенуто разлился соловьем, об антиках он был готов рассказывать часами. Тут как раз Бандинелли и вошел в скарбницу.
— Что вам? — спросил герцог.
Бандинелли строго посмотрел на смолкнувшего Бенвенуто, на статую мальчика.
— Тема все та же, государь. Я много раз говорил вашей светлости, что древние ничего не смыслили в анатомии. Их работы полны ошибок.
Фраза эта явно не соответствует действительности. Статуя Бандинелли на площади Синьории не отличается ни красотой, ни изяществом, но обвинить древних греков в незнании анатомии скульптор не мог, тогда все у них учились. Бенвенуто явно придумал слова Бандинелли для затравки следующей сцены. Желая развлечься, герцог сказал Бенвенуто:
— Ты мне только что говорил обратное. Защити моего Ганимеда.
— Это нетрудно, ваша светлость. Баччо Бандинелли весь состоит из скверны. Как бы ни была хорошо сработана вещь, он всегда найдет в ней изъяны и наговорит кучу гадостей. А Ганимед прекрасен.
«Герцог слушал меня с большим удовольствием, а Бандинелли корчился и строил самые безобразные лица из своего лица, которое было пребезобразно, какие только можно себе представить». Чего-чего, но уж скверны в самом Бенвенуто было тоже предостаточно, ненавидеть он умел.
— Пойдемте! — сказал вдруг герцог, и вся свита двинулась за ним, следом пошли оба скульптора.
Герцог привел их в свою комнату, сел в высокое кресло, Бенвенуто поставил по правую от себя руку, Бандинелли по левую — говорите! Окружение герцога посмеивалось, предчувствуя спектакль. Первым выступил Бандинелли:
«— Когда я открыл моего «Геркулеса и Какуса», право, больше ста сонетишек на меня было сочинено. Обо мне говорили самое дурное, что только придет в голову этому простонародью».
Во Флоренции существовал обычай: после каждого знаменательного события, а то и просто из желания кого-нибудь восславить, а чаще осмеять жители клеили на стены домов записки с сонетами. Бандинелли досталось много едких слов за «Геркулеса и Какуса» еще и потому, что композиция его была сработана из мрамора, который предназначался Микеланджело. На этом и построил Бенвенуто свой ответ. Он вспомнил гениальную работу ваятеля и архитектора — гробницу Медичи в церкви Сан-Лоренцо, сделанную по заказу папы Климента VII (1525–1527).
«— Когда наш Микеланджело Буонарроти открыл свою ризницу, где можно было видеть столько прекрасных фигур, то эта чудесная и даровитая школа, подруга истины и блага, сочинила на него больше ста сонетов», состязаясь, кто лучше скажет. А работа Бандинелли заслуживает всего того плохого, что про нее было сказано.
— Объясни! — в бешенстве отозвался Бандинелли. — Что ты можешь ей вменить?
— Я скажу, если у тебя хватит терпения выслушать.
— У нас хватит терпения, — с усмешкой сказал герцог.
Прежде объясним суть композиции. «Геракл и Какус» имеют отношение к десятому подвигу Геракла, когда ему было приказано доставить в Микены с острова Эрифия коров великана Гериона. Герион имел три головы и три туловища. Геракл убил Гериона, захватил его коров, переправился с ними через океан, а дальше, уже на суше, разбойник Какус похитил коров и спрятал их в пещере. Тут Геракл Какуса и убил. Коровы были доставлены им по назначению, где их принесли в жертву Гере. Красивая и сложная эта история угадывается только в названии, ничего этого в скульптуре Бандинелли нет. Какус мог быть как разбойником, так и рабом или хлебопашцем, хотя физиономия у него свирепая. Если вы не были во Флоренции и не могли увидеть эту скульптуру, то загляните в книгу «Мифы народов мира» I том, стр. 282 или в Интернет.
Не разозли его так сильно Бандинелли, Бенвенуто высказался бы куда мягче, учитывая корпоративную этику, но здесь было уже не до реверансов.
«— Я не от себя буду говорить, а от имени школы. А эта даровитая школа говорит, что если остричь волосы Гераклу, то у него не останется башки, достаточной для того, чтобы упрятать в нее мозг; и что это его лицо, неизвестно, человека оно или быкольва, и что оно не смотрит на то, что делает, и что оно плохо присажено к шее, так неискусно и так неуклюже, что никогда не было видано хуже; и что эти его плечища похожи на две луки ослиного вьючного седла; и что груди его и остальные эти мышцы вылеплены не с человека, а вылеплены с мешка, набитого дынями, который поставлен стоймя, прислоненный к стенке. Так же и спина кажется вылепленной с мешка, набитого длинными тыквами; ноги неизвестно каким образом прилажены к этому туловищу; потому что неизвестно, на которую ногу он опирается или которую он сколько-нибудь выражает силу; не видно также, чтобы он опирался на обе, как принято иной раз делать у тех мастеров, которые что-то умеют. Ясно видно, что она падает вперед больше, чем на треть локтя; а уже это одно — величайшая и самая нестерпимая ошибка, которую делают эти дюжинные мастера-пошляки. Про руки говорят, что они обе вытянуты книзу без всякой красоты, и в них не видно искусства, словно вы никогда не видели голых живых, и что правая нога Геркулеса и нога у Какуса делят икры своих ног пополам…»
— Злой язычище, паскудник, — перебил его Бандинелли, — а куда ты денешь мои рисунки?
Бенвенуто понимал, что чересчур обругал скульптуру, но не мог уже остановиться.
— Кто хорошо рисует, тот не может плохо работать. Думаю, что твой рисунок таков же, как и твои работы.
— Замолчи, содомище!
Стало тихо, герцог нахмурился, приближенные отвели в сторону глаза. Но Бенвенуто был явно в ударе, он тут же нашел подсказку для ответа.
— Безумец, ты выходишь из границ, — сказал Бенвенуто весело, хоть в душе у него все клокотало. — Бог не дал мне это благородное искусство, о котором мы читаем, что в раю этим занимался Юпитер с Ганимедом, а здесь, на земле, им занимаются величайшие императоры и короли мира. Я, смиренный человечишко, не смел бы вмешиваться в столь дивное дело.
Все громко рассмеялись. Тогда Бандинелли, стараясь усмирить смех, произнес на выдохе:
— Этот Бенвенуто хвастает, будто я обещал ему мрамор.
Последнее требует пояснения.
За месяц или около того в мастерскую пришел наниматься на работу юноша Франческо, сын Миттео, кузнеца. Бенвенуто дал ему отделывать уже отлитую голову Медузы. Раньше Франческо работал у Бандинелли, поэтому и спросил Бенвенуто, не хочет ли он поработать с мрамором.
— Хочу.
— Мой прежний хозяин просил передать, что предлагает вам отличный кусок мрамора.
— Я его беру, — ответил Бенвенуто, а дальше вместо благодарности добавил: — И пусть твой хозяин помнит о той опасности, которая миновала его на площади Сан-Доменико. Так ему и передай. Я думаю, что ты подослан ко мне этой скотиной Бандинелли, чтобы выведывать мои дела. Ступай и скажи своему хозяину, что я возьму этот мрамор даже против его воли, а ко мне больше не возвращайся.
Вернемся в зал герцога.
— Я хвастал? — возопил Бенвенуто с негодованием. — Разве не ты посылал ко мне Франческо, сына Миттео? Разве не предлагал сам мне мрамор?
— Никогда ты его не получишь, — ответил Бандинелли.
— Ах, не получу? Тогда ищи себе другой свет, потому что на этом тебе не жить! Я из тебя выпущу дух!
Тут Бенвенуто словно опомнился, вспомнил, наконец, где находится, и произнес, стараясь говорить спокойно:
— Простите меня. Я забыл славу вашей светлости.
— Правда ли, что ты обещал Бенвенуто мрамор?
Бандинелли вынужден был согласиться.
— Тогда пойди завтра на постройку и выбери себе любой кусок по вкусу, — продолжил герцог, обращаясь уже к Бенвенуто.
— Он обещал прислать мне его на дом.
На следующий день Бандинелли доставил в мастерскую Бенвенуто обещанный мрамор.
Мне кажется, что на этот раз в споре Бенвенуто перегнул палку. Не скажу, что в этом диспуте мои симпатии на стороне Бандинелли, но я ему очень сочувствую. Мало того что у его Геркулеса спина как длинные тыквы, а руки как дыни, так еще в русском переводе вся его композиция воспринимается на слух как смешная, глупая — «геркулесскаком». А она стоит на площади Синьории уже пятьсот лет, она там корни пустила. Современники чтили Бандинелли, да и наша энциклопедия относится к нему уважительно.
А. К. Дживелегов: «Бенвенуто не только не способен говорить правду о себе. Он иногда эту правду определенно скрывает. И скрывает сознательно. Вот примеры. Очень известна сцена между Бандинелли и Бенвенуто в присутствии герцога. Она в «Vita» (в «Жизни…». — Авт.) рассказана очень подробно. Там выходит, что Бенвенуто нападал на своего врага как на художника — о критике Геркулеса было говорено выше, — а Бандинелли либо защищался, либо если переходил в атаку, то просто осыпал Челлини вульгарными ругательствами, называя его содомитом и проч. А когда Вазари в биографии Бандинелли рассказывает о том же, впечатление получается иное. Конечно, и просто ругались нехорошими словами, но спор шел главным образом о вопросах искусства, причем и Бандинелли критиковал Бенвенуто. А Бенвенуто не захотел об этом сказать».
Не захотел сказать и не потому, что забыл, он просто не слышал критику в свой адрес. В представлении Бенвенуто им интересуется весь мир, равнодушных нет, при этом его либо любят всем сердцем, либо ненавидят до крайности. Он и сам так относился к людям и был уверен, что они ему отвечают тем же. И всегда радость и довольство он создает себе сам, а в бедах и великих страданиях виноват кто-то: либо конкретные негодяи, либо зловредная звезда; а то, что он сам под этой звездой дурит, капризничает, путается в денежных счетах и под горячую руку попросту убивает неугодных, так это все есть жажда справедливости и заслуженная кара. Такой у человека был характер.
Присланный Бандинелли мрамор оказался негодным, с трещинами, но Бенвенуто удалось сделать из него скульптуру Аполлона и Гиацинта. Герцогу нравилось смотреть, как он работает с мрамором, поэтому он приказал на время отложить Персея. Более того, он не поскупился и для реставрации Ганимеда выписал из Рима кусок греческого мрамора. Для антика были сделаны руки-ноги, а из оставшегося материала Бенвенуто создал Нарцисса. На все эти работы ушло много времени. С Ганимедом было куда больше возни, чем он ожидал, и Бенвенуто жаловался, что легче самому сделать всю скульптуру, чем реставрировать поломанную, что правда. Про все эти работы искусствоведы с некоторой грустью говорят — маньеризм.
«Маньеризм — течение в европейском искусстве XVI века, отражающее кризис гуманистической культуры Высокого Возрождения. Основным эстетическим критерием маньеризма становится не следование природе, а субъективная «внутренняя идея» художественного образа, рождающаяся в душе художника. Маньеристы искажали заложенное у мастеров Высокого Возрождения гармоничное начало, культивируя представления об эфемерности мира и шаткости человеческой судьбы, находящейся во власти иррациональных сил. Маньеризм — элитарное искусство, ярче всего он проявился в Италии. Творчество ранних маньеристов, выступивших в 20-х годах XVI века, проникнуто трагизмом и мистической экзальтацией; произведения этих мастеров отличаются острыми колористическими и светотеневыми диссонансами, усложненностью и преувеличенной экспрессивностью поз и мотивов движения, удлиненностью пропорций фигур, виртуозным рисунком, где линия, очерчивающая объем, обретает самостоятельное значение» — так говорит энциклопедия.
А вот что говорит об этих работах И. С. Кун, советский и русский философ, социолог, антрополог: «Многочисленные скульптуры Челлини на античные темы, изображающие обнаженное мужское тело, — «Меркурий», и «Аполлон с Гиацинтом», и «Персей с головой Медузы», и «Нарцисс» — поражают своим изяществом, это веселая, смелая и привлекательная нагота». Манерно, по сравнению с Микеланджело — бездуховно, главное внимание отдано деталям — все правильно, но каждый зритель выбирает на свой вкус, так что можете смело любить бронзу и мраморы Бенвенуто с полным на то основанием. Нарцисс и Ганимед с орлом хранятся в Национальном музее Флоренции.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.