Фарс по имени «Альберт Шпеер» (После «Валькирии»)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фарс по имени «Альберт Шпеер»

(После «Валькирии»)

Художественный фильм «Операция «Валькирия»», широко прошедший по мировым экранам, напомнил современному зрителю об одном из тех немногих в истории Третьего рейха событий, которыми современные немцы имеют моральное право если не гордиться, то, во всяком случае, не стыдиться их, а именно — о «заговоре Штауффенберга». Заговоре, ставившем своей целью физическое устранение Гитлера и верхушки режима. Заговоре, сформировавшемся, в отличие от коммунистического сопротивления, отнюдь не в годы рассвета и триумфа, а тогда, когда главная, внешне еще крепкая опора этого режима — армия — уже подтачивалась изнутри необратимо переменившимся настроением низшего и среднего звена:

«Сегодня выдали вино… шоколад, конфеты, сигареты, кекс. Все это имеет горький вкус, как успокоительные пилюли. <…> И снова на фронт? Но куда? За новым ранением? Или в плен? Или — в вечное забвение?» (Из дневника ефрейтора 52-й пехотной дивизии Германа Райха, 24 июня 1944 г.)

А Гитлер ничего не хотел слышать. Он всегда опасался и ненавидел своих генералов, но был уверен в своих храбрых «райхах», в их решимости, в их оптимизме. Генералы же настроение в армии знали лучше. И они хотели сохранить эту опору, укрепить ее дух — и отнюдь не шоколадом, а прежде всего, перспективой скорого окончания войны. И все понимали — пока Гитлер жив, никаких перспектив вернуться домой в обозримом будущем у немецких солдат нет.

Повторю, в 1944 году это в Германии понимали все. Во многом заговор и не удался именно потому, что в буквальном смысле разваливался на группы, представлявшие собой все слои общества. Например, «группа Герделера» отражала настроения крупного бизнеса; «группа Бека» — авторитетных, хотя и отставных военных, и так далее. Вокруг Штауффенберга же группировались молодые, наиболее активные офицеры генерального штаба, имевшие собственное представление о будущем Германии и ее армии: Штауффенберг, к примеру, не раз серьезно конфликтовал с тем же Герделером по политическим вопросам. Однако всех участников заговора 1944 года связывала одна, и если не главная, то первая цель — убийство Гитлера.

Финал «Операции «Валькирия»» хорошо известен: первая цель достигнута не была — после страшного взрыва в ставке «Вольфсшанце» Гитлер остался жив. Начались аресты, пытки, недолгое заключение в тюрьме Моабит, скорый суд, виселица. Кто-то сумел скрыться, как, например, Герделер или Лейшнер. Кто-то успел покончить с собой, как фельдмаршал фон Клюге или генерал фон Тресков. Волна арестов накрыла даже тех, кто не имел к заговору никакого отношения — например, отставного капитана 3-го ранга Эрхарда — одного из руководителей печально известного Капповского путча… аж 1920 года! Естественно, гестапо не щадило ни жен, ни детей. Это называлось — «в порядке уголовной ответственности за действия, совершенные членами семей». Гестапо добралось и до покойников — тело фон Трескова, когда обнаружилось его участие в заговоре, было выкопано и сожжено. От Роммеля, очень популярного в армии генерала, избавились вообще непонятно каким способом: не то убили, не то вынудили самому принять яд, пригрозив жесткими репрессиями в отношении семьи.

Заговорщиков с корнями пытались выкорчевать из немецкой почвы. Одновременно принимались все возможные меры по «санации» общего настроения в армии, о котором Гитлер все же вынужден был выслушать печальную истину.

И что же? Патриотические речи, улучшение снабжения армии (за счет гражданского населения, конечно), объявление о чудодейственном (божественном) спасении фюрера (устами будущего преемника гросс-адмирала Деница), заверения в преданности офицерского корпуса и солдат (это уже Гудериан) и, наконец, введение 24 июля нацистского приветствия «Хайль Гитлер!» для всех солдат вермахта — вот только часть мер, принятых по приказу Гитлера. Остальные — в том же духе: все для и во имя продолжения войны.

Но заговор потому и пророс так глубоко и обширно, что отражал собой необратимый антивоенный настрой всего населения страны. Выкорчевать его было уже невозможно. Оставались те, кто примыкал к заговору морально и пока никак не «засветился» в конкретных действиях. Заговор 1944 года, внешне вроде бы удушенный висельной петлей, только прикинулся бездыханным. На время. Причем — на короткое.

После широко известного, можно сказать, знаменитого «заговора Штауффенберга» достаточно быстро и почти незаметно для истории и историков сформировался другой заговор, преследующий ту же цель — убийство Адольфа Гитлера. С последующим переломом судьбы гибнущей Германии. Назовем его «заговором Шпеера».

Альберт Шпеер, министр вооружений, к концу войны набрал реальный политический вес в окружении Гитлера. Многие из старых соратников Гитлеру попросту опротивели, поэтому в последние месяцы он и предпочитал общество секретарш, адъютантов, Евы Браун и Альберта Шпеера, по профессии архитектора, с которым мог хоть ненадолго забыться, мысленно возвращаясь к прежним заветным планам по перестройке городов Германии.

Не думаю, чтобы Гитлер когда-либо верил Шпееру, но, возможно, был период, когда фюрер своему толком не сбывшемуся архитектору доверял. И возможно, именно в этот период близости к вождю Шпеер и решился довести до конца то дело, которое не удалось Штауффенбергу. То, на что храбрый человек Штауффенберг шел по принципиальным соображением, для Шпеера было актом отчаяния и последней попыткой выскочить из летящей в пропасть колесницы «германского цезаря».

Удивительное дело, но — Шпеер, по его словам, сам признался Гитлеру в своем намерении отравить его. Я в это не верю. Если Шпеер и «признался», то лишь после поражения — на допросах и в своих мемуарах.

На деле же картина складывалась такая. После провала попытки контрнаступления 15 февраля 1945 года активизируется эвакуация архивов, секретной документации и части сотрудников на юг, в Бергхоф. Туда постоянно летают вожди рейха; там, вдали от Гитлера, ведутся разные разговоры, строятся планы по спасению ситуации. Но если Геринг или Лей, вернувшись в Берлин, слово в слово передают содержание этих планов Гитлеру, то Гиммлер или Шпеер этого не делают. У них у каждого свои планы, но цель одна — Германия без Гитлера. Заигрывания Гиммлера с союзниками становятся известны; Шпеер тоже действует: он составляет доклад, суть которого в том, чтобы немедленно остановить все военные действия, так как военная промышленность разрушена. Он не передает его Гитлеру, хотя мог это сделать, а направляет в штаб-квартиру и рассылает копии высшему военному руководству. Правда, об этом он лишь сам пишет в мемуарах; лично я такого документа не видела. А вот отказ Шпеера выполнять приказ Гитлера о «выжженной земле» — подтвержденный факт. Ему в этом помогали разные люди: например, гауляйтер Гамбурга, лично отменивший приказ о взрыве портовых сооружений. Или — генерал-полковник Хейнрици, о котором Шпеер пишет как о помогавшем ему «в целости и сохранности сдать русским Рыбникский угольный бассейн». Тот же Хейнрици отдал приказ не взрывать берлинские мосты. Это уже был откровенный саботаж. Шпеер даже записал пластинку с речью, с тем чтобы ее передали в эфир в случае его, Шпеера, гибели. А он был к ней тогда очень близок.

Гитлер ведь имел вполне реальный план взорвать Берлин, вылететь на юг, в Бергхоф, и продолжить борьбу. Но Геббельс, много кричавший о якобы неприступной «Альпийской крепости», перестарался, отчасти введя в заблуждение и самого Гитлера. Узнав правду, что никакой крепости, по сути, нет, Гитлер обрушил гнев на балаболку Геббельса, которому ничего не оставалось, как заявить, что он вместе с семьей останется со своим фюрером и разделит его участь. Получается, Геббельс как гауляйтер Берлина косвенно поддержал заговорщиков и не отдал приказа о взрыве имперской столицы.

Гитлер остался в Берлине. К этому времени он уже знал о предательстве Шпеера. Вызвал его в Берлин на разговор. Это последний факт. Дальнейшее, как и сам «последний разговор», известно только со слов Шпеера. А верить ему трудно.

Шпеер пишет, что во время этой беседы сам признался Гитлеру в намерении отравить его. «Признание» это из мемуаров, «сделано» в спокойной обстановке.

Но скорее всего, дело обстояло так: уже осведомленный о чем-то Гитлер «надавил», и Шпеер «раскололся», но лишь отчасти. План отравить фюрера он, вероятно, преподнес как витавшее в воздухе намерение, и уж никак не свое! А затем попытался «отмыться», сообщив Гитлеру о возможных способах его физического устранения — например, пустить газ в систему кондиционирования бункера. Выслушав все это, фюрер отдал приказ немедленно соорудить защитный кожух вокруг вентиляционной трубы и… послал Шпеера ко всем чертям. Конечно, мог велеть его расстрелять, как Фегелейна, но не стал. В описании Шпеера фюрер напоследок не пожал ему руки и смотрел мимо. Здесь «архитектор фюрера», видимо, не лжет: поняв, что и этот человек его предал, Гитлер почувствовал к нему такое отвращение, что, как говорится, и пули пожалел.

Таким образом, история трагедии Штауффенберга повторилась как фарс по имени «Альберт Шпеер».

А как еще относиться к такому вот пассажу из шпееровских мемуаров:

«Баумбах и Галланд в последние дни войны вместе со мной разрабатывали совершенно авантюристический план захвата ближайших сподвижников Гитлера… Мы выяснили, что Борман, Лей и Гиммлер каждый вечер выезжали в различные защищенные от воздушных налетов места в окрестностях Берлина. План наш был таков: стоило вражескому самолету сбросить светящуюся бомбу, как любой автомобиль резко тормозил и все, кто сидел в нем, разбегались в поисках укрытия. Точно такую же реакцию вызвали бы и выстрелы из ракетницы, а наши люди, вооруженные автоматами, без труда одолели бы состоящую обычно из шести человек группу сопровождения. Ко мне на квартиру уже доставили световые боеприпасы, подобрали нужных людей и обговорили детали… Доктор Хупфауэр требовал, чтобы захват Бормана был произведен непременно шестью членами НСДАП…».

Говорят, попытка не считается. Но попытка Штауффенберга историей была зачтена. Потому что умылась кровью. 20 июля 1944 года Штауффенберг действовал с солдатским мужеством. Он шел убивать Гитлера, когда тот был в силе. Штауффенберг действовал во имя будущего своей страны, а когда не вышло — принял смерть с достоинством. Шпеер спасал прежде всего себя, он трусил, изворачивался, цеплялся за жизнь…

И вот я думаю, а отрави тогда Шпеер или еще кто-нибудь из заговорщиков Гитлера, ведь умер бы фюрер так, как умирали миллионы жертв нацизма в лагерях уничтожения — от газа.

И замкнулся бы еще один исторический круг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.