ОТ «СЕВЕРА» ДО «РЕЗЕДЫ»
ОТ «СЕВЕРА» ДО «РЕЗЕДЫ»
Юрий Мажоров уходил со службы позже остальных. Обычно задерживался на часок-другой. Что поделаешь, никак не хватало времени. Результаты исследований он описал в научно-техническом отчете по летным испытаниям нового вида помех — ответных. Они привлекли к себе внимание не только в институте, но, что особенно важно, и военного заказчика. Было принято решение продолжить исследования и найти технические возможности для создания станции. Новая работа получила название «Север-1».
Как и прежняя, она также включала в себя два направления. Первое — разработка и создание аппаратуры однократных помех, второе — многократных и шумовых ответных помех. Распределение обязанностей прежнее: за первое направление отвечал Сергиевский, за второе — Мажоров.
Сразу же стало ясно, что группа, состоявшая из самого Мажорова и техника Чемезинова, эту задачу решить не в силах. Юрий попросил Емохонова и Брахмана усилить его группу. Вскоре к нему перевели майора Сергея Мякотина, выпускника академии им. Жуковского, майора Владимира Добрынина, техников Гелия Цибульника и Петра Гарькавенко. Через некоторое время включили в состав инженера Максименко, техника Седушкину. Теперь их было семеро. Работы хватало всем. Но даже когда уходили подчиненные, Мажоров еще оставался в лаборатории.
В тот вечер он задержался допоздна. Вышел в коридор «на перекур» для некоторой разрядки и отдыха. Стоял у стенда, на котором были вывешены объявления, стенная газета, какие-то вырезки из журналов. Полистал, почитал. Услышал сзади голос:
— Здравия желаю, товарищ майор!
Мажоров оглянулся. Перед ним стоял старший лейтенант. Он видел его однажды, кажется, в отделе № 21 у подполковника Петра Плешакова.
— Здорово, коль не шутишь, — Юрий протянул офицеру руку. Поздоровались.
— Я старший лейтенант Зиничев! — улыбнулся он.
— Майор Мажоров!
— Да, я вас знаю. А вы меня не помните?
Юрий озадаченно вгляделся в лицо старшего лейтенанта. К сожалению, он не помнил, кто такой этот Зиничев.
— Вы служили в сорок первом году в 490-м отдельном дивизионе?
— Служил, конечно.
И тогда старший лейтенант стал называть фамилии командира дивизиона, начальника штаба, зампотеха.
— Кстати, — спросил Зиничев, — а как поживает ваш черный блокнот. О, это настоящий клад!
И тут Юрий вспомнил молодого солдатика Зиничева. Он действительно попал к нему на узел связи и очень интересовался блокнотом, в который Мажоров заносил разные радиосхемы. Прослужил в дивизионе он недолго, потом его куда-то перевели, и Мажоров совсем забыл о нем.
Оказалось, после войны он окончил Московский авиационный институт. По выпуску ему присвоили звание «лейтенант запаса», он нашел себе работу на гражданке и не собирался возвращаться в армию. Но, как говорят, человек предполагает, а Бог располагает. Разгорелась война в Корее, его отозвали из запаса и приняли на службу. Он попал в их НИИ. Женат. Живет недалеко, в районе Песчаных улиц.
Чем больше рассказывал о себе Зиничев, тем лучше всплывал в памяти Мажорова тот любознательный солдатик. Уже тогда он выделялся среди других.
— Знаешь, — сказал Мажоров, — переходи в мою группу. Мы начинаем новый проект, будет интересно, поверь. Он видел, как загорелись глаза Зиничева.
— Да я бы с удовольствием. Но, боюсь, Плешаков волну погонит.
— Это я беру на себя, — сказал Юрий.
Пришлось идти к Брахману, объяснить ситуацию, сказать, что Зиничев старый фронтовой товарищ. Теодор Рубенович согласился. Правда, пришлось выдержать «волну» Плешакова, он прибегал в лабораторию, ругался: мат, Мажоров, такой-этакий, сманивает кадры.
«Волна» прошла. А группа увеличилась еще на одного человека. И хотя она по-прежнему была невелика, но сотрудники подобрались достаточно сильные, а главное, работающие творчески, с энтузиазмом.
Перед группой Мажорова стояла сложнейшая техническая задача. И состояла она прежде всего в том, что проблему создания шумовых помех невозможно решить без мгновенного и точного запоминания частоты импульса. Но импульс, излучаемый РЛС, — это миллионные доли секунды! Никаких решений этой головоломки, разумеется, в ту пору не существовало.
Попытку ее разрешения предпринял адъюнкт военной академии им. Жуковского подполковник Николай Алексеев. Его прикомандировали к группе Мажорова, и исследования должны были лечь в основу кандидатской диссертации. Адъюнкту поставили задачу: исследовать возможность длительного запоминания частоты, используя устройство с запаздывающей обратной связью. В качестве такого устройства выступала лампа бегущей волны.
К счастью, в НИИ-108 действовала группа по разработке таких усилителей бегущей волны. Возглавлял ее инженер — полковник Лев Лошаков, человек увлеченный и преданный своему делу. Прежде они проходили службу в другом научно-исследовательском институте Министерства обороны, там же и занялись созданием первой отечественной лампы бегущей волны. Но подобная тематика не входила в круг научных проблем института. И тогда, пользуясь положением заместителя министра обороны, Аксель Берг взял энтузиастов Лошакова под свое крыло и перевел в НИИ-108.
Мажоров установил самый тесный контакт с отделом Лошакова, ибо понимал, что при создании станции ответных помех ему не обойтись без прибора СВЧ.
К сожалению, работа Алексеева по запоминанию частоты на основе запаздывающей обратной связи закончилась неудачей. Она лишь показала, что таким устройством можно запомнить импульс на очень короткое время, не более нескольких микросекунд. Но подобные параметры для создания системы многократных помех не пригодны.
Отступать было некуда. Надеяться тоже не на кого. Он руководитель группы — ему и решать эту, казалось, неразрешимую техническую проблему.
После долгих мучений, раздумий, поисков он все-таки выдвинул идею мгновенного определения и запоминания частоты импульсного сигнала.
Это была совершенно новая научная идея. Ничего подобного прежде не существовало. Однако ее правильность можно подтвердить только практически. И Мажоров взялся за дело. Разработал блок-схему будущей станции. Начал отрабатывать принципиальную схему, и опять столкнулся с проблемами, решение которых зависело не только от него, а вернее сказать, вовсе не от него. Они упирались в те же СВЧ. Своими разработками Мажорову удалось заинтересовать начальника лаборатории СВЧ Валентина Сушкевича.
Большие трудности возникли с СВЧ-переключателем. Ни в научных журналах, ни в литературе ничего не говорилось о решении этой проблемы. Более «грузить» Смушкевича Юрий не решился. Пришлось переключатель придумать самому.
Служба информации института, узнав об этом, уговорила написать Мажорова о своем изобретении в информационный листок.
Тот согласился, о чем потом горько пожалел. Листок озаглавили: «Быстродействующий переключатель малой мощности сверхвысоких частот». Было это в 1956 году. А в следующем 1957 году, Юрий неожиданно в бюро изобретений увидел заявку на изобретение на переключатель. Только авторами числились А. Раппопорт и В. Ионов. Это возмутило Мажорова. Но «плагиаторщики» стояли на своем. Обращение к Брахману не дало никаких результатов. Что ж, горький, но весьма полезный урок.
Мажоров вскоре на базе своего переключателя придумал новый, но теперь в информационном листке об этом не объявлял, а сразу подал заявку на изобретение. И 22 января 1958 года получил авторское свидетельство. Заодно и нос утер Раппопорту. Правда, тут же приобрел в его лице серьезного недоброжелателя.
Однако вернемся к идее Мажорова. Теперь Юрию было крайне важно, чтобы она обрела реальное техническое воплощение. То есть, иными словами, надлежало создать станцию ответных многократных и шумовых помех «Север-1».
В группе каждый отвечал за свой участок. Майор Добрынин занимался разработкой и созданием выходных усилителей ЛБВ. Юрий вместе с майором Мякотиным и старшим лейтенантом Зиничевым работал над системой определения и запоминания частоты.
Специальный импульсный модулятор многократных сигналов тоже придумал Мажоров, а старший техник Михаил Чемезинов занялся его изготовлением.
В общем, сравнительно небольшим количеством сотрудников была проделана серьезная ответственная работа. Станция «Север-1» увидела свет.
Когда все было отлажено, Мажоров пригласил главного инженера института Брахмана, чтобы продемонстрировать изобретение.
Теодор Рубенович внимательно выслушал рассказ руководителя группы, осмотрел станцию. Мажоров сказал, что вскоре они планируют провести летные испытания.
Станция Брахману понравилась. Однако он удивился сложности ее конструкции. Ведь одних только электронных ламп было 300 штук. По тем временам очень много. Правда, и станции предстояло решать далеко не ординарные задачи.
Откровенно говоря, обилие ламп смущало и самого Мажорова. Тут ведь возникал целый комплекс проблем — и потребление энергии и выделение тепла, да и уровень надежности немаловажен.
Как раз в те годы в научной печати стали появляться публикации о зарубежных разработках усилительных приборов полупроводникового типа. Они отличались малыми размерами и столь же низким потреблением тока. Оказалось, что в родном НИИ тоже была создана лаборатория по разработке полупроводников. Во главе лаборатории стоял полковник Баранов, научным руководителем был Ленин. Там же служил и выпускник академии им. Жуковского майор Яков Федотов. Он и ввел в курс дела Мажорова, рассказал о транзисторах. Яков был явно влюблен в свою тему и с жаром доказывал, что транзисторы вскоре найдут самое широкое применение в нашей стране. И оказался прав.
Федотов также подсказал Юрию, что Плешаков, Заславский и Раппопорт создают станцию разведки на транзисторах, закупаемых в США. Но самое важное, что Яков точно знал: во Фрязино под Москвой есть НИИ, который серьезно занимается разработкой своих отечественных транзисторов.
Мажорову очень захотелось заменить некоторые лампы в своей станции на транзисторы. Лампы были не больше по размеру, и все-таки их замена могла дать существенный эффект. С участием техника Чемезинова Юрий разработал конструкцию некоторых узлов уже с применением транзисторов. На больше он не мог рассчитывать: транзисторы, которые изготовил их НИИ, были еще далеки от совершенства и недостаточно хорошо герметизированы.
Для проведения летных испытаний аппаратуру установили на самолете Ли-2. Машина поднималась с аэродрома Измайлово и шла в сторону города Ступино, в 120 км на юго-восток от Москвы и в район города Обнинска, в 100 км к западу от столицы.
Первый маршрут был проложен так, что самолет «атаковал» радиолокаторы дальнего обнаружения П-20 противовоздушной обороны. Результаты оказались впечатляющими. Операторы дивизионов ПВО не смогли обнаружить и сопровождать самолет.
Второй маршрут рассчитали так, чтобы он был направлен в сторону испытательного полигона НИИ, в районе населенного пункта Трясь. Здесь расположен радиолокатор орудийной наводки СОН-4.
Результат оказался таким же. Это свидетельствовало о том, что станция помех, созданная группой Мажорова, может успешно действовать как против РЛС обнаружения, так и против станций орудийной наводки.
Однако этот успех имел и свои отрицательные стороны. На деле выходило так, что группа Мажорова, создав станцию «Север-1», решила и проблемы, которыми занимался коллектив Сергиевского. Раз уж так получилось, было бы логично объединить усилия двух научных коллективов. Но Сергиевский и слышать не желал об объединении. И потому на заседание Госкомиссии по НИИ «Север-1» представили обе станции. Естественно, было принято вполне логичное решение — сделать единое изделие. Результаты работы обоих групп объединялись. Вести дальнейшую разработку поручили Мажорову.
Так Юрий нажил себе еще одного недоброжелателя. Правда, в ту пору, будучи человеком достаточно молодым и целеустремленным, он не очень обращал внимание на тех, кто по тем или иным причинам недолюбливал его. В конце концов, он не красна девица, чтобы нравиться всем. Лично Мажоров никого не обижал, а в ходе работы бывает всякое.
Служба его складывалась вполне благополучно. «Север-1», несмотря на все сложности, был создан. В ходе разработки станции Юрий получил два авторских свидетельства на изобретения. Казалось бы, служи да радуйся. Однако жизнь преподнесла очередной неожиданный «подарок».
4 октября 1957 года в космос был запущен первый искусственный спутник Земли. Ликовала вся страна. Вместе с ней радовался и старший научный сотрудник НИИ майор Мажоров, еще не подозревая какую роль сыграет запуск этого спутника в его жизни. Естественно, освоение космоса открывало и совершенно новые возможности для разведки. В институте самым срочным образом начали научную работу по этой перспективной тематике. Да иначе и быть не могло. Начиналась новая эра в разведке!
Брахман был опытным руководителем, он чутко уловил будущую перспективу и начал поворачивать институт в сторону космоса. Тематика бортовых самолетных средств ему уже казалась прошедшим днем. Теодора Рубеновича звал космос.
А поскольку начальник института адмирал Берг занимал еще пост заместителя министра обороны, создавал институт радиоэлектроники Академии наук и всюду успеть не мог, роль Брахмана в НИИ-108 была исключительно велика.
Но о своих задумках главный инженер до поры до времени помалкивал. Однако в сентябре 1957 года сотрудникам НИИ объявили: принято решение о создании на базе 93-го полигона филиала института в Протве. Полигон находился в местечке Трясь, недалеко от районного центра Угодский Завод, что в Калужской области. Рядом деревня Стрелковка, где родился наш прославленный маршал Георгий Жуков.
В филиал переводилась тематика наземных средств создания помех, а также частично работы по самолетным помехам. Туда же выезжала для продолжения службы группа офицеров, среди которых оказался и майор Мажоров.
Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: дальнейшей разработкой станции, на которую потрачено три напряженных года, ему заниматься не придется. В Протве эту работу вести негде. Нет соответствующих помещений, специалистов, производства. Стало ясно, что самолетная тематика по мере развития работ по космосу будет сворачиваться. Обидно. Жаль потраченных сил, времени. И тогда Мажоров, несмотря ни на что, решил не сдаваться.
В том же 1957 году заместителем министра обороны по вооружению назначили генерал-полковника Антона Герасимова. Чтобы ознакомить его с тематикой института, решили организовать выставку. Определили перечень изобретательских работ, которые собирались показать новому замминистра. Однако станции Мажорова в этом перечне не оказалось. Брахман твердой рукой проводил свою генеральную линию. Зачем показывать генералу Герасимову «Север-1». А вдруг она приглянется новому начальнику? Что тогда?
Юрий Николаевич узнал, что новый начальник вооружения любил почитать переводные статьи и рефераты по электронике, которые публиковались в зарубежной прессе. Их собирали в единый сборник для высшего руководства Минобороны. Служба, а точнее, бюро новой техники, которая занималась переводами и изданием сборника, размещалась на территории НИИ. Юрий был даже знаком с начальником этого бюро полковником Шулейкиным.
Быстро созрел план действия. Пролистав несколько свежих зарубежных журналов, Мажоров отыскал там небольшую статью, в которой говорилось о том, что в США идут работы по созданию аппарата ответных помех. Автор предсказывал этим изысканиям большое будущее. Статья оказалась как нельзя к месту. Юрий ее перевел, отредактировал и уговорил редакторов из бюро поставить в ближайший номер.
Судя по всему, Мажоров попал в точку. Накануне приезда генерал-полковника Герасимова из управления вооружения прибыло несколько офицеров. Они проверили готовность выставки и обратили внимание, что на стенде нет станции «Север-1».
Пришлось срочно дополнять экспозицию. Места уже не нашлось. В подвале первого этажа из туалета убрали унитаз, забетонировали пол, и разместили станцию, развесили плакаты, на которых были четко обозначены приоритеты нового направления.
Заместитель министра осмотрел выставку, с большим интересом задержался у «Севера-1», живо интересовался принципами работы. Брахману это крайне не понравилось. Ведь, действительно, в ходе создания станции были получены хорошие результаты, и теперь следовало провести опытно-конструкторские работы по созданию образцов техники и разработке документации по новым видам помех. Но это как раз и не входило в планы Брахмана. Теодора Рубеновича со страшной силой тянуло в космос.
Знал бы он, кто подложил ему такую «свинью» и спутал все планы. Мажоров добился своего — тему не закрыли. Но ему лично от этого не стало легче. Приказ был подписан, и Юрию предстояло убыть для дальнейшего прохождения службы в Протву.
«Администрация «сто восьмого», — пишет в своих воспоминаниях доктор технических наук Юрий Ерофеев, много лет проработавший в институте, — считала укрепление филиала делом не менее насущным, чем руководство одним из многих, пусть и важных заказов, проходящих в институте. Ю.Н. Мажоров отбыл в провинцию — сначала на должность начальника лаборатории, затем — начальника научно-исследовательского отдела.
Сейчас, думается, что по отношению к Ю.Н. Мажорову это была «милость божья». Случись иначе — и он, как раб к галере, на десятилетия был бы прикован к нуждам этого трудно проходившего заказа, к проблемам, которые, в основной массе, ни к большой науке, ни к новейшим технологиям не относились. И не быть бы ему в числе инициаторов работ в области защиты баллистических объектов, радиотехнической разведки с космическими носителями, приборов нелинейной радиолокации. «Резеда» высосала бы из него отпущенный ему запас жизненных сил, как это случилось с главным конструктором изделия «Резеда». Тогда лее Ю.Н. Мажоров отбыл на новое место работы с некоторой обидой в душе: его, специалиста по «длительной памяти», от «Резеды» отлучают».
А в институте вскоре началась опытно-конструкторская деятельность по разработке станции ответных помех «Резеда». Ее разработку поручили подполковнику Евгению Спиридонову. Научно-технические решения, полученные в НИР «Север» и «Север-1», легли в основу этой разработки.
Создание «Резеды» стало крупной победой наших ученых в развитии техники РЭБ в СССР. Это была первая отечественная станция ответных помех, которая поступила в военно-воздушные силы и открыла эпоху в использовании совершенно нового вида оружия — средств индивидуальной и групповой защиты самолетов.
Дальнейшие разработки шли в направлении усовершенствования «Резеды». Устройства длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты аппробировались в ходе серийного производства. «Резеда» сыграла важную роль и в становлении самих разработчиков средств РЭБ. Примером тому длительная практика сотрудников Таганрогского НИИ связи в ЦНИИ, которую они проходили, осуществляя разработку корабельной станции «Гурзуф».
Остается добавить, что с 1960 года подавляющее большинство станций стали создаваться как станции ответных помех. Это и самолетные «Сирень», «Герань», корабельные «Гурзуф», наземные «Сапфир», вертолетные «Икебана» и «Смальта».
Станция «Резеда» была удостоена Государственной премии СССР.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.