Второе рождение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Второе рождение

Выспавшись в удовольствие, я почувствовала себя расслабленной, но, увидев судебную повестку с датой 10 октября 2002 года, вскочила как ошпаренная и перечитала ее еще раз. Мой адвокат пригласила меня с Норой, чтобы обговорить все детали. По своему опыту она оценивала наши шансы на успех между тридцатью и сорока процентами, к тому же судья, назначенный рассматривать наше дело, имел репутацию беспощадного и очень строгого человека. За два года мой адвокат не выиграла ни одного дела из тех, которые рассматривал этот судья. Да и я сама не поставила бы на себя даже пары долларов.

Я знала, что именно будет поставлено мне в упрек — я приложила недостаточно усилий, чтобы получить защиту во Франции. Даже адвокат считала мои доводы неубедительными для судьи. Я же полагала, что на нашу долю выпало достаточно испытаний, и надеялась, что мое прошение о предоставлении убежища в Канаде будет удовлетворено.

В этой ситуации мне могла помочь только моя счастливая звезда, если, конечно, она у меня когда-либо была.

Нора была расстроена не меньше.

— Даже если шансы ничтожны, мы должны надеяться и делать все возможное, — говорила адвокат. — Я просто раскрыла перед вами все карты, чтобы не слишком вас обнадеживать. Может, увидев ваших детей, судья смягчится… Будем надеяться. И будьте уверены, я вас не оставлю.

При упоминании о детях по моей щеке покатилась слезинка. Неужели они не заслуживали счастья? До прибытия в Канаду их короткие жизни ничем, кроме как кошмаром, назвать было нельзя.

Но прощание мы заверили адвоката, что очень на нее рассчитываем. Она была тронута нашим признанием и еще раз пообещала сделать все, что в ее силах.

До заседания оставалось четыре дня. Я готовила детей к нему, объясняла, почему мы должны идти к мсье судье, который будет решать нашу судьбу. Я верила, что дети сделают все возможное, как тогда, по дороге в Квебек.

Я внушала себе, что все-пройдет удачно.

Я много времени проводила в обществе Каролины. Она искренне сочувствовала мне. Случалось, слушая меня, она начинала плакать вместе со мной.

— Если бы я была судьей, Самия, я дала бы тебе добро, не раздумывая. Ты это заслужила, — не раз говаривала она мне. — Я оптимистка и уверена, что судья будет благосклонен к тебе.

У Каролины всегда были наготове слова утешения.

Дни перед заседанием тянулись ужасно медленно. Накануне я спросила совета у адвоката, мадам Вантурелли, как мне лучше одеться для суда.

— Я могу посоветовать тебе только одно, Самия, — оставайся собой! Надень то, что считаешь нужным, в чем тебе будет удобно. Я хочу, чтобы тебя не покидала надежда. Судья очень строгий, но он хороший человек.

Твоя история не оставит его равнодушным, Ночью я не сомкнула глаз. Лежала и вспоминала свою жизнь. Вспоминала себя девочкой, жившей с родителями, братьями, сестрой, потом молодой женщиной с Абделем и Хусейном. Вспоминала то, с каким волнением мы уезжали из Алжира, надеясь на лучшее. Я подытоживала период жизни, который предшествовал нашему приезду в Канаду. Я приняла правильное решение. Земля, которая нас встретила, — это место, которое мы так долго искали. Я думала о тех замечательных людях, которые столько для нас сделали, пока сон не сморил меня.

Поднялась я раньше всех и приготовила чудесный завтрак. Правда, ели только мальчики — ни у дочерей, ни у меня не было аппетита.

Каролина вызвалась нас сопровождать, а еще одна моя подруга, Соня — с ней я познакомилась в центре — обещала присоединиться к нам к полудню. Мне нужен был кто-то на случай, если все кончится плохо. Когда мы выходили, весь персонал во главе с директрисой вышел пожелать мне удачи. Франса плакала. Мои друзья подбадривали меня.

— Скоро ты станешь настоящей канадкой! Вот увидишь!

Мы направились к зданию местного суда молча, с замиранием сердца, словно на оглашение гарантированного смертного приговора.

Адвокат встретила меня и справилась о здоровье.

— Не знаю, что сказать, но прошу избавить моих детей от этой мясорубки, в которую я сама их и впутала.

— Не переживай, мы победим, — подбодрила Нора.

В свою очередь адвокат посоветовала:

— Сохраняйте спокойствие и будьте искренней. Судья наверняка станет расспрашивать малышей. Они смягчат его сердце. Твои дети такие трогательные, Самия.

— Я сделаю все, чтобы его убедить. Для меня это так важно. Я хочу завоевать нашу свободу! Я хочу жить в ми, ре и спокойствии с моими детьми!

— Тогда скажите ему об этом, — улыбнулась адвокат, указывая пальцем на приближающегося судью. — Вот он, вместе со своей помощницей, такой же строгой, как и он сам.

Странно, но этот человек показался мне довольно милым. А вот его ассистентка производила впечатление холодного и жесткого человека. Тем не менее я решила не торопиться с выводами. Я обратилась к девочкам, чтобы ощутить поддержку и воодушевить их.

— Главное не нервничать, у нас все получится! Судья и его помощница производят впечатление людей порядочных, знающих свое дело. Мы должны убедить их, насколько важно для нас остаться жить здесь.

Под присмотром Каролины мальчики развлекались в коридоре, не заботясь о происходящем. Тем лучше для них. Адвокат жестом указала на зал ожидания, куда дети отправились вместе с моей подругой.

Судья восседал во главе длинного стола, стоявшего посреди просторного присутственного зала. От этого крупного представительного вида мужчины веяло поразившей меня властностью. Но лукавый взгляд из-под очков и галстук-бабочка делали его более симпатичным в моих глазах.

Справа от него сидела ассистентка: неброский макияж, скромная прическа, темная строгая одежда классического покроя — словом, невзрачная. Адвокат сказала мне, что ассистентка может задавать даже больше вопросов, чем сам судья. Ее задача — обнаружить фальшь, если таковая имеется. Поймав ее взгляд, я поняла: она сделает все, чтобы уличить меня во лжи. Я остерегалась, ожидая худшего с ее стороны. Может, это было только впечатление? Или на самом деле? Я не могла не доверять собственной интуиции.

Адвокат устроилась на другом краю стола, а я села между дочерьми, надеясь испытать прилив сил, которые начинали покидать меня. Казалось, что я — обвиненная в тяжких злодеяниях преступница, которая присутствует на собственном судебном процессе.

Спокойным, исполненным важности голосом судья открыл заседание. Он представился и попросил нас сделать то же самое. Адвокат четко назвала свое имя и профессию. Настала очередь моя и дочерей. Я сидела на стуле согнувшись, и когда судья обратился ко мне, я почувствовала, как по спине потекли холодные струйки пота.

— Мадам Рафик, я ознакомился с вашей историей, но хотел бы еще раз услышать ее лично от вас. Во времени вы не ограничены, мы вас слушаем.

Я должна была рассказать о своей жизни человеку, которого совсем не знала, но от которого зависела моя судьба и судьба моих детей. Совершенно чужой человек, которому я должна довериться. А как он относится к женщинам? Любит ли он детей? Я старалась не думать об этом, боясь потерять остатки хладнокровия.

Я глубоко вдохнула. Последние дни перед заседанием я не раз вспоминала всю свою жизнь и объясняла самой себе причины, почему я хочу остаться в Квебеке. У меня могло получиться. Как спортсменка-нырялыцица, которой предстояло сделать свой первый прыжок, я бросилась с трамплина. Я начала свой рассказ. Не без эмоций я описала характер каждого из моих родителей: абсолютную авторитарность отца, страдания маленькой мусульманской девочки, изгоя в своей семье. Я описала свадьбу по принуждению, плохое обхождение мужа. Рассказывая, как у меня отнимали первенца, я не могла сдержать слез.

Я говорила о своем желании развестись с мужем и о гневе моих родителей, которые заточили меня и детей в кладовой, лишь бы я одумалась.

Мои слова лились свободно, как река, а я испытывала сильную жажду. Я осушила полный стакан воды, который поставили на столе передо мной. Судья и его помощница внимательно смотрели на меня, но их лица оставались непроницаемыми. Адвокат подбодрила меня приветливой улыбкой.

Потом я рассказала о своем втором браке с военным и о тех унижениях и угрозах, которые вскоре за этим последовали. Я описала экстремизм фанатиков, царящую в Алжире обстановку террора, чтобы получше обосновать решение бежать во Францию. Потом я рассказала о скитаниях в Париже, решении эмигрировать в Канаду.

В тот момент говорила не я, говорило мое сердце. Я ничего не опустила, описывая унижения, оскорбления, угрозы, на которые мы были обречены, живя в постоянном страхе. Судья должен был понять, какие страдания выпали мне и детям и почему мы так рады оказаться в этой стране.

Я сделала паузу, переводя дух. В зале воцарилась тишина. Я чувствовала себя усталой и опустошенной. Судья взял инициативу в свои руки.

— Благодарю вас, мадам Рафик, у нас к вам есть несколько вопросов.

Я сцепила руки, чтобы чувствовать себя увереннее.

— Вы говорите, что у вас были очень строгие родители. Вам позволяли иметь подруг?

— Ни одна из моих подруг не бывала у меня в гостях.

В школе у меня были подруги, но все вечера я проводила дома в одиночестве. Мне было запрещено ходить к кому бы то ни было.

Ассистентка судьи прочистила горло. Я поняла, что она собирается задать мне вопрос. Мои руки стали холодными как ледышки.

— Почему вы не потребовали развод перед тем, как решили предпринять первую попытку покинуть Алжир?

Так бы у вас было больше шансов пересечь границу, — спросила она ледяным голосом, буравя меня взглядом.

— Я не могла требовать развод. В Алжире женщина не имеет права требовать развод!

— Тем не менее мне известны алжирки, которые потребовали развод и получили его.

— Хотелось бы с ними познакомиться. Увы, это невозможно. В Алжире ни одна женщина не получит развод, если этого не хочет супруг. И наоборот, мужчина может решить, разводиться или нет, не спрашивая об этом у своей супруги. Извините, но я с вами не согласна, — теряя контроль, ответила я.

— Я хочу поддержать свою клиентку, — вмешалась адвокат, чтобы положить конец дебатам. — Мой муж алжирец, и он рассказывал мне об обычаях, которые царят в той стране. Женщина в Алжире не может развестись без согласия своего супруга.

Вопросы сыпались без остановки — мне казалось, что они никогда не закончатся. Словно я бежала невероятно долгий марафон. Нужно быть собранной, чтобы правильно выражать мысли. Каждое слово могли истолковать неправильно и повернуть против меня самой. Прежде чем ответить, я каждый раз думала о детях, судьбы которых зависели от моей собранности. Их образы позволяли мне сконцентрироваться. Даже самая ничтожная ошибка могла все испортить.

В полдень объявили перерыв, и мы отправились перекусить. После длинной речи мое горло пересохло, а усталость валила с ног. Адвокат так и не смогла определить настроение судьи, настолько тот был непроницаем, но она подбадривала меня. Ее снова тронула моя история, поэтому она надеялась, что то же испытывал судья. Это воодушевило меня.

Не успели мы выйти из зала, как мальчики поспешили навстречу.

— Мама, а мсье судья разрешил нам остаться Канаде? — спросил Риан, как всегда, самый любопытный.

— Пока ничего не закончилось. Это только перерыв.

После обеда продолжим.

— Я тоже хочу с ним поговорить. Я попрошу его быть добрым и позволить нам стать канадцами. Мне нравится моя воспитательница, и я не хочу расставаться с друзьями. Я скажу ему, что хочу остаться здесь навсегда.

— Я знаю, ты мой взрослый мальчик. Но нужно подождать, пока судья не позволит тебе говорить.

Он быстро задышал, выказывая нетерпение.

К Каролине уже присоединилась Соня. Под предлогом кончины родственника она выпросила у своего начальника отгул, чтобы быть рядом со мной. Мысль, что в столь важный момент рядом со мной подруги, наполняла мое сердце гордостью.

Я была так взволнована, что не могла есть. Зато выпила несколько стаканов сока, чтобы заглушить жажду.

В какой-то момент я подумала о возможной неудаче, и на глаза навернулись слезы. Но благодаря подругам, которые держали меня за руки, я быстро успокоилась. Именно это мне было нужно больше всего.

С одной стороны, я хотела, чтобы все поскорее закончилось, с другой — боялась вопросов судьи. К счастью, время обеда вышло, и мои противоречивые чувства отступили на второй план.

Слушание продолжилось. Перед тем как войти в зал, я по очереди поцеловала детей и подруг. Здесь, в зале, мое тело моментально покрывалось гусиной кожей, и только присутствие адвоката не позволило мне полностью расклеиться.

Судья потребовал привести детей. Они вошли в сопровождении Каролины, которая сразу же отступила к двери, украдкой показав мне знак, означающий победу. Видимо, она решила, что это позволит поддержать мой боевой дух.

Дети, казалось, были впечатлены видом господина, которого я наделяла такой важностью. Не понимая до конца, что все-таки происходит, они верили в серьезность происходящего.

Судья спросил у каждого имя и возраст. По очереди близнецы назвались, а Зах ничего не сказал — он просто стоял и, глядя на судью, улыбался, корчил рожицы; он не понимал, зачем его сюда привели.

Вдруг Риан потрогал бабочку у судьи, и тот, воспользовавшись моментом, взял мальчика на руки. В моей голове прозвенел колокольчик: «Этот человек любит детей!»

— Иди ко мне, малыш. У меня есть к тебе вопрос.

Можешь рассказать мне, что произошло с тем злым бородачом в Алжире?

— Да, мсье. Этот человек был грязным и злым. У него был нож, который он приставил к моему горлу. Потом он сказал, что зарежет меня, как барашка.

— Вот как. А что было потом?

— А потом Элиас пришел меня спасти, потому что он сильнее. Мой брат настоящий Супермен! — сказал он, поглядев на Элиаса.

Услышав похвалу брата в свой адрес, Элиас поднялся и, ударив себя в грудь, заговорил. А почему нет, — наверное, рассудил он. Разве не он был настоящим героем истории?

— Мсье, это я его спас! Я дал бородачу пинка, а потом побежал за отцом, чтобы он помог нам и убил злого бородача.

— А что было дальше?

— Потом пришел мой отец. Он принес бомбу и кинул ее в бородача. Потом он кинул еще и еще. Семь бомб кинул, чтобы убить негодяя. Мой отец очень сильный. Он военный, у него есть оружие и бомбы.

Элиас выдумал собственную «правду». Я хотела вмешаться в рассказ сына, но судья дал мне знак молчать.

Слушая его версию, все более и более деформированную, я начала плакать. Я понимала, что, рассказывая свою историю, Элиас хотел только поддержать меня.

Может, он решил, что мы играем в новую игру? Но как отнесется к его выдумкам судья? Поймет ли он, что Элиас просто хочет, чтобы нас не выгоняли из страны?

Вместе со мной всхлипывали мои дочери, вызывая слезы у мадам Вантурелли и Каролины. Чтобы восстановить спокойствие в зале, судья попросил Каролину увести детей.

В дверях Риан остановился и поглядел на судью, к которому проникся доверием, может быть, потому, что тот был мужчиной, а Риану так не хватало отцовского тепла.

— Я хочу навсегда остаться в Канаде. С моими братьями, сестрами и мамой. Пожалуйста, мсье, не выгоняйте нас отсюда, — попросил он.

Он посмотрел на меня и последовал за братьями, ожидавшими его снаружи. На мгновение мне показалось, что судья расчувствовался от этой детской непосредственности, но партия еще не выиграна.

Судья снова приступил к расспросам. Спокойно, насколько могла, я отвечала. Судью сменила ассистентка.

Тоном обвинителя она просила назвать причины, по которым я не стала требовать защиты во Франции, а предпочла подвергнуться опасности сама и подвергнуть опасности своих детей, когда пересекала Атлантику с фальшивыми документами.

Она просто не понимала ситуации, в которой я оказалась во Франции. Прося защиты там, я рисковала: моих мальчиков могли вернуть их отцу, разделив мою семью навсегда. Неужели все, что я говорила с утра, не было услышано? Я натолкнулась на полное непонимание. Передо мной сидели двое бесчувственных людей, у которых вместо сердца был кодекс законов. Моя судьба ровным счетом ничего не значила. Усталость овладевала мною, делала уязвимой. Я уже не контролировала эмоции, поэтому говорила громко и не выбирая слов — я была уверена: терять мне нечего, Я не особо рассчитывала на понимание ими моего желания жить со своей семьей свободно, но умоляла принять во внимание мои страдания и особенно страдания моих детей. Подобно защищающей детенышей волчице, я выла от отчаяния и просила о милосердии. Если судья не пожелает сделать что-то для меня, пусть сделает это хотя бы для моих детей.

Судья объявил получасовой перерыв, чтобы дать мне время успокоиться. Опять пересохло горло, а под натиском нахлынувших эмоций я ощутила боль в груди.

Я ни о чем не жалела, я не считала, что сказала что-то лишнее, а просто чувствовала себя окончательно измотанной.

Медленно мы перешли в зал ожидания. Я чувствовала, что силы покидают меня. Во второй раз сыновья справились о решении судьи. Во второй раз я ответила, что пока еще ничего не известно. Каролина, подбадривая меня, просила держаться.

— Я держусь. Если даже решение судьи будет не в нашу пользу, я буду знать, что сделала все возможное. Если он откажет нам, то только потому, что он бесчувственный человек, либо потому, что я переоценила свои страдания. Может быть, другие эмигранты больше заслуживают жить здесь.

Чувствуя, что я теряю веру в победу, Каролина прижала меня к себе.

— Если кто-то этого и заслуживает, так это, конечно, ты, Самия!

Милая Каролина, она всегда была рядом в нужный момент! Пока мы разговаривали, Соня сидела в углу и тоже плакала. Она не понаслышке знала о подобных процедурах, и несколько лет назад она сама прошла через подобное испытание.

Ко мне подошли дочери.

— Что бы ни случилось, я горжусь тобой, — сказала Мелисса. — Я восхищаюсь твоей силой и храбростью.

Ты моя мать, и я горжусь, что я твоя дочь!

Нора смотрела на меня улыбаясь и кивала, подтверждая согласие с тем, что сказала сестра. Потом настала очередь адвоката.

— Самия, я настроена скорее оптимистически! Полагаю, судья согласится с вашими доводами.

Эти слова обрадовали меня, но я не спешила взлетать в небо от счастья — не хотела обнадеживаться.

В три часа сорок пять минут (я помню это, словно все случилось вчера) нас позвали в зал. Судья пригласил нас сесть.

— Мадам, я даю вам две минуты, чтобы высказаться в свою защиту и убедить меня. Я вас слушаю!

Итак, скоро все решится. Мои дочери не сводили с меня глаз. Они верили в меня и верили в нашу удачу, так же как и сыновья. Я еще раз глубоко вздохнула и начала:

— Мсье судья, все, что я рассказывала вам с самого начала, к сожалению, чистая правда. Если бы меня опять поставили в те же условия, перед тем же выбором, я поступила бы точно так же, поскольку убеждена, что это было лучшее решение, чтобы обрести свободу для себя и своих детей.

Судья повернулся к Мелиссе.

— Вы, Мелисса, можете что-то добавить?

— Да, мсье. Я прошу вас понять, для чего мы это сделали, и поверить моей маме. Она сказала вам правду! — сказала она и расплакалась.

— Теперь вы, Нора.

— Я… — Слезы медленно стекали по ее щекам, мешая ей говорить. — Я скажу… скажу, что обычно просят Бога быть милостивым… но сегодня я прошу быть милостивым вас. Потому что именно вы сейчас держите в руках наши жизни. Я не прошу вас жалеть мою мать, мою сестру и меня. Пожалейте моих троих братишек.

Они еще маленькие, но уже знают, что такое страдание.

Мы, включая адвоката, плакали.

Несколько секунд судья молча смотрел на меня.

— Мадам, большая часть вашего рассказа кажется мне правдивой, но к некоторым деталям я отнесся скептически. И тем не менее я уверен, что ваша жизнь была полна невзгод.

Он замолчал. В течение нескольких минут стояла тишина, и наконец торжественным голосом он огласил решение:

— Принимая во внимание выпавшие вам лишения, я наделяю вас правом остаться у нас. Добро пожаловать в Квебек, мадам. Вам и вашим детям!

Я не поверила своим ушам. Мои дочери подскочили от радости. Я повернулась к своему адвокату — та плакала от радости.

Инстинктивно я бросилась на шею судье и поцеловала его. То же сделали и мои дочери. Потом настала очередь ассистентки судьи, на которую я теперь смотрела другими глазами. Я любила этих людей, только что изменивших нашу жизнь. Я благодарила адвоката, которая столько для меня сделала. Я плакала, но это были первые подлинные слезы радости в моей жизни. Перед тем как уйти, я еще раз поблагодарила судью, заметив шутливым тоном:

— Мсье судья, не забудьте стереть следы губной помады, а то у вас будут проблемы, когда вы вернетесь домой.

— Я знаю одну алжирку, которая мне их сотрет, — с улыбкой парировал он.

Мы все засмеялись.

Мы поспешили в зал ожидания, чтобы объявить новость. Но в этом не было необходимости. Каролина с Соней сразу догадались, что мы победили.

— Я это знала, Самия! — воскликнула Каролина. — Судья должен был дать добро такому человеку, как ты!

Счастья тебе и твоим детям! Шесть будущих канадцев, от которых стране станет только лучше!

Наш смех и возгласы никого не оставили равнодушным. Люди, ожидавшие своей очереди, тоже принялись поздравлять нас. Лишь парочка завистников хранила молчание.

Мы пожелали всем удачи и посоветовали не терять надежды. Ничто не могло омрачить мое счастье. 10 октября стало днем моего второго рождения и навсегда останется важнейшим днем в моей жизни. Адвокат сказала, что следует еще получить все официальные бумаги, но, честно говоря, мне очень хотелось поскорее покинуть это место и вместе с детьми вернуться домой.

Да, теперь я могла сказать: вернуться домой, вернуться к себе, это моя страна… Эти слова согревали мое сердце. Я никому больше не завидовала. Мне не нужно было бояться, что меня вышвырнут из страны, которую я так обожала! Как хорошо было чувствовать себя дома!

Все сотрудники центра вышли поздравить меня. Поднявшись на лестничную площадку, я увидела большой плакат, повешенный над дверью, на котором по-французски было написано: Добро пожаловать ко мне, в Канаду! Я счастлива, что теперь ты одна из моих граждан!

Какой это был теплый прием!

Некоторое время спустя мы нашли подходящее жилье.

Постепенно, день за днем, дети стали забывать о бедах.

Они счастливы, что стали гражданами Канады. У них появились друзья, а сыновья теперь говорят по-французски с квебекским акцентом.

Я желаю всем угнетенным женщинам в мире когданибудь почувствовать себя свободными и испытать счастье, которое испытала я. Я искренне верю, что все мои прошлые несчастья никогда не повторятся и впереди меня ждет много счастливых дней.

Стоила ли игра свеч? Да, я много страдала, но теперь я наслаждаюсь каждым мгновением той спокойной жизни, которую я заслужила. Я свободная женщина, и я полностью сознаю, что достойна этого. Когда-то я считала себя богатой, но на самом деле ничего у меня не было.

Сегодня я бедна, но у меня есть свобода.

Я потеряла имущество, которое у меня было, чтобы получить то, чего никогда не имела.

Сегодня я живу размеренной жизнью вместе с семьей в скромной квартире в неблагополучном районе на западе Монреаля. Но ни за какие богатства мира я не вернусь в свой алжирский замок.

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

06.10.2011