М.И.Рудомино в воспоминаниях современников
М.И.Рудомино в воспоминаниях современников
Вяч. В.Иванов. Библиотека Рудомино в моей памяти[97]
Яне могу избежать сугубо личной ноты, говоря о том, что столько в жизни значило. Библиотека, самоотверженно созданная Маргаритой Ивановной Рудомино и немного больше десяти лет назад получившая ее имя, празднует свое 80-летие, а я в этом году могу отметить 55-летний юбилей своих отношений с этой замечательной книжной сокровищницей.
Осенью 1947 г. я впервые пришел в ее старое здание в околоарбатской части старой Москвы. Я был студентом второго курса филологического факультета и для занятий сравнительным германским языкознанием мне были нужны книги Мейе по-французски и Прокоша по-английски (позднее они были изданы в русском переводе, но тогда достать их было нелегко). Обе книги сразу же без проволочек оказались передо мной на столе, я засел за составление конспекта, сохранившегося в моей тетради по готскому языку (ксероксов еще не было, и мы своей рукой переписывали нам нужное). Вскоре оказалось, что я могу брать домой книги из книгохранилища библиотеки, помещавшегося в здании церкви напротив Моссовета (теперь, когда здание возвращено Православной Церкви, там священником отец Александр Борисов). Обслуживавшие этот абонемент сотрудники были на редкость милы и среди прочего помогли мне в чтении таких современных авторов, как Уильям Фолкнер и Томас Вулф, которых тогда у нас еще почти не знали. Как-то в этом здании я столкнулся с Корнеем Ивановичем Чуковским — он жил по соседству и часто туда наведывался, собирая материал для нового издания своей книги о переводе.
Следующий период едва ли не наибольшего сближения с библиотекой, ее постоянным директором Маргаритой Ивановной и некоторыми из ее сотрудников (в особенности из тогда созданного специального зала языкознания) относится ко времени, когда библиотека помещалась на улице Разина. Пока я писал диссертацию о хеттском языке, я бывал там почти ежедневно и всякий раз находил что-то мне нужное из самых новых западноевропейских и американских научных изданий (очень помогали и подробные библиографические справочники по лингвистической литературе, составленные сотрудниками библиотеки и ею изданные — мы ими буквально зачитывались). В пору, когда власть хотела нас изолировать от всего света, возможность прочитать только что вышедший иностранный журнал приобщала нас к мировой науке. Я помню ощущение, близкое к восторгу, охватившее меня, когда в датском журнале "Acta Linguistica" прочитал статью создателя глоссематики Луи Ельмслева, содержавшую мысли, созвучные тем, которые мы обсуждали между собой с математиками и логиками, повлиявшими на создание нашей семиотической школы несколько лет спустя.
М.И.Рудомино не только способствовала тому, чтобы пробитое ею в самых трудных условиях окно в Европу никогда не закрывалось. Она помогала многим гонимым по политическим или анкетным причинам, устраивала их на работу. Когда меня за дружбу с Пастернаком выгнали из профессуры Московского университета, мне предложили выступать с публичными лекциями в библиотеке. Одну из них я посвятил сути поэзии, сопоставив высказывания Блока, Рильке, Т.С.Элиота. Свой стихотворный перевод пьесы Лопе де Вега "Без тайны нет и любви" я делал по фотокопии текста тома собрания сочинений, входившего в "Дар испанского народа", полученный библиотекой во время гражданской войны в Испании. Следующий этап, когда библиотека обзавелась новым большим зданием напротив высотного дома на Котельнической, сопряжен для меня с такими работами, которые, как комментарии к русскому переводу "Структурной антропологии" Леви-Строса, были бы невозможны без обращения к тогда безукоризненно полным собраниям книг в библиотеке.
Когда начались новые времена, мой давний друг священник Александр Мень стал уговаривать меня согласиться стать директором Библиотеки иностранной литературы, освободившейся от навязанной раньше в качестве обязательного официального лица дочери Косыгина. Мнение отца Александра для меня много значило. О том же со мной неоднократно говорили Екатерина Юрьевна Гениева (позднее моя заместительница и преемница на посту директора) и другие лидеры тогда пробудившегося к общественной жизни объединения всех библиотечных сотрудников. Они и избрали меня директором на общем собрании осенью 1989 года (тогда короткое время директоров избирали, а не назначали). Я успел побывать дома у М.И.Рудомино перед самой ее смертью. Она благословила меня на продолжение ею начатого. Дел было много, мы были первой библиотекой, отказавшейся от утаивания запретных книг в спецхране. Пришлось также разгружать наше переполненное хранение, задыхавшееся от обилия писаний Брежнева, Чаушеску и им подобных в никому не нужных переводах на всевозможные языки.
Когда произошел путч в августе 1991 года, наша типография печатала не только листовки против путчистов, но и целый номер запрещенной "Независимой газеты"; на ежедневных митингах мы все сообща обсуждали возможности противостояния перевороту. Главной трудностью тех лет был внезапный и ничем не оправданный отказ государства от покупки книг за границей. Помогали личные связи, расширившиеся благодаря открывшимся возможностям поездок на Запад.
Читая лекции в 1990 году в Амстердаме, я открыл для себя замечательное собрание Библиотеки герменевтической философии. Ее основатель Ритман подарил нам собрание гностических книг стоимостью в сто тысяч долларов. Вместе с библиотекой Ритмана мы провели в Москве выставку (с использованием нашего богатейшего уникального собрания Отдела редких книг) и конференции по этой проблематике, где впервые после екатерининских запретов во всю ширь была показана религиозно-философская издательская работа Новикова, Гамалеи и их сподвижников, в конце XVIII века создавших сеть книг и масонского самиздата вольнодумного направления. Нам стали помогать отовсюду. Когда я приехал с семиотическим докладом в Берлин (тогда еще западный), директор Научно-технической Библиотеки дала мне возможность отобрать множество дубликатов из резервного фонда, целый день мы с ней вдвоем грузили их на тележки для последующей отправки к нам в Москву. В Стэнфордском университете, где я три года читал лекции, я получил в дар для библиотеки сто книг об усвоении ребенком языка.
Но особенно замечательный подарок приготовили английские издательства, безвозмездно передавшие сотни тысяч книг нашей библиотеке. Мы должны были ими делиться и с другими библиотеками страны, где английских книг было очень мало.
Пока осенью 1993 года Министерство культуры (вопреки моим планам) не уволило меня с поста директора, я собирался и дальше пополнять таким образом наше книжное собрание в те полгода, что читал лекции за границей. Другие полгода я проводил в основном в библиотеке, увлеченно занимаясь ее делами. Очень мне нравившийся детский зал попросил меня прочесть совсем популярные лекции для их маленьких читателей, что доставило мне немалую радость. Из начинаний, предназначенных для широкой публики, мне особенно памятен устроенный по мысли отца Александра Меня диспут между ним и специально для того приехавшим в Москву мусульманским богословом. Отец Александр, как бы предчувствуя бури последующих десятилетий и заранее желая их избежать, старался показать, что объединяет, а не разделяет большие мировые религии.
Годы, проведенные в Библиотеке, я всегда вспоминаю с радостью. Завязавшаяся тогда дружба с ее сотрудниками продолжается. Так, зал искусства помог мне в подготовке иллюстраций к работе о Веласкесе и Пастернаке в относительно недавно изданном томе моих избранных сочинений. Библиотека еще в давние годы стала для нас клубом и местом дружеских встреч не только с книгами и с их авторами, но и с широким кругом интеллигентов, для которых это — их дом. Когда-то я слушал здесь замечательное чтение Луи Арагоном его лучших стихов времени Второй мировой войны; не могу не вспомнить и выступление Стейнбека: он пришел на встречу с читателями сильно нетрезвый и все повторял, что у нас в России в литературе идет "война Алой и Белой Розы" — он имел в виду столкновение начавших поднимать голову писателей младшего поколения с официальными лицами. Я уверен, что библиотека и дальше будет оставаться центром притяжения для всех любящих современную литературу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.