Глава шестая НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
Глава шестая
НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
29 ноября 1947 года по истечении субботы я стоял среди громадной и шумной толпы на центральной площади Маген-Давид в Тель-Авиве и с волнением прислушивался к словам, вырывавшимся из хриплых глоток репродукторов, установленных на балконах зданий. Каждый вел подсчет «за» и «против» участников дискуссии в ООН о судьбе нашего государства. Напряженность возрастала по мере того, как количество «за» приближалось к двум третям от общего числа голосовавших, что было необходимо для утверждения резолюции. Когда прозвучало заветное «за» и две трети голосов были набраны, толпа издала общий возглас радости. Все стали обниматься, плакали от радости. Закружились хороводы, над площадью понеслась песня. Сквозь темные ставни домов пробился свет, и в проемах окон появились матери с детьми на руках, чтобы и те стали свидетелями великого момента в истории народа. Никто уже не обращал внимания на репродукторы, продолжавшие передавать подсчет голосов.
Я долго бродил по улицам. Было полно народу. Все праздновали. Я раздумывал: что дальше? Решающий бой в залах заседаний Организации Объединенных Наций окончен, но вооруженная борьба между народами, населяющими Палестину, не замедлит начаться.
Так и случилось, и даже скорее, чем я предполагал. На следующий день появились первые жертвы. Ишув, насчитывавший шестьсот двадцать пять тысяч человек, изолированный в политическом и географическом отношении, с ограниченными средствами обороны стоял перед миллионом тремястами тысяч арабов, пользовавшихся широкой политической и военной поддержкой всего арабского мира с почти неограниченными источниками снабжения. С 8 по 17 декабря 1947 года проходило заседание Совета Лиги арабских стран и ее политического отдела с участием глав правительств и министров иностранных дел арабских стран. Было решено оказать военную помощь арабам Эрец-Исраэль в живой силе и оружии.
Англичане считали ошибкой решение ООН от 29 ноября и стремились сорвать его. Силы Великобритании в Палестине, насчитывавшие около ста тысяч солдат, хотя как будто бы и занимали нейтральную позицию в борьбе между евреями и арабами, чинили препятствия Хагане. В аэро- и морских портах был установлен строжайший контроль. Ишув был изолирован от остального мира, который готов был бы помочь ему, и оказался в положении экономической, политической и военной блокады. В это же самое время сухопутные границы между Эрец-Исраэль и соседними арабскими странами стали менее четкими, через них можно было беспрепятственно пройти. «Нейтральные» англичане продолжали ожесточенную борьбу против въезда репатриантов. Английская разведка по обе стороны Средиземного моря охотилась за кораблями с нелегальными репатриантами. Англичане придерживались политики невмешательства тогда, когда верх одерживала арабская сторона. Но, когда Хагана превращалась из атакуемой стороны в атакующую, англичане спешили вмешаться для «восстановления порядка», то есть спасти арабов от поражения.
Вскоре мне предложили отправиться в Сирию и Ливан, чтобы выяснить возможности «подсадки» людей из подразделения псевдоарабов. Мне не очень хотелось ехать. Я уже трижды попадался там и сидел в тюрьмах, а это могло помешать выполнению возложенной на меня миссии. Мне объяснили, что я единственный кандидат, который может выполнить эту задачу без предварительной подготовки. Я согласился. Вооружившись паспортом из Эрец-Исраэль на имя Ибрахима Салаха Нумейра, иерусалимского коммерсанта, я отправился в путь 19 декабря 1947 года со своей постоянной базы — дома Солел-Боне в Хайфе, который находился на Портовой улице. Я проник в Нижний город, контролировавшийся арабскими силами, и в такси поехал оттуда на аэродром. На гражданском самолете «Дакота» я вылетел в Бейрут. Полет прошел спокойно, я обменивался впечатлениями с соседями по самолету. Когда наш самолет стал кружиться над летным полем Бейрута, я обратил внимание на то, что там объявлена полная боевая готовность. Мой сосед по самолету объяснил, что ожидается приезд глав некоторых арабских стран, которые возвращаются с заседания Совета Лиги арабских стран, проходившего в Каире. Как выяснилось, летчику дали приказ не приземляться и продолжать летать над аэродромом. По опыту прошлого я знал, что при такой ситуации аэропорт кишит полицейскими и тайными агентами. У меня сильно забилось сердце.
Когда приземлился самолет из Каира, пошел на посадку и наш самолет. В аэропорту все кипело. Нас быстро перевезли в зал ожидания. Проверка проходила очень педантично и нервозно: боялись, что наше присутствие потревожит высокопоставленных гостей, ожидавших рейса в свои страны. Из штампа, который мне поставили в паспорте, следовало, что в течение 48 часов с момента прибытия в Ливан я обязан явиться во вселиванский штаб военной полиции в Бейруте.
Я отправился в гостиницу, расположенную вблизи от моря, в районе с пестрым населением. На другой день я пошел в полицию. В ходе выяснения целей визита в Ливан не возникло никаких сложностей.
Каково же было мое удивление, когда неподалеку от гостиницы я случайно встретил своего старого друга Шломо Хиллела[18] из Мосада ле-Алия Бет. Он занимался тогда вопросами нелегальной репатриации иракских евреев. Несмотря на нашу давнишнюю дружбу и сильное желание обменяться информацией, мы решили больше не встречаться, разве что возникнет в этом острая необходимость.
Я навестил без предупреждения некоторых старых «друзей», чтобы узнать, что происходило в Бейруте. После двухнедельного пребывания в городе я решил отправиться в Дамаск, но оказалось, что ливано-сирийская граница «герметически» закрыта из-за эпидемии холеры, вспыхнувшей в этом районе. Я решил попытаться проникнуть в Сирию через северный участок границы, рядом с городом Триполи. Но и там было все закрыто.
Все поручения в Бейруте были выполнены, и жизнь моя протекала безмятежно, как вдруг, в одно прекрасное утро на первой полосе местной газеты, которую мне принесли в номер вместе с завтраком, я прочел: «Еврейский террорист проник в Бейрут». В самой статье сообщалось, что террорист-сионист прибыл в Бейрут около двух недель назад с паспортом на имя араба. Террорист, по-видимому, еврей йеменского происхождения, в полиции сумел рассеять возникшие подозрения. И далее: «Тайная полиция предпринимает максимальные усилия, чтобы напасть на его след, и надеется, что в ближайшие дни разыщет его».
Проанализировав статью, я пришел к выводу, что на этот раз я стал жертвой доноса кого-то, кто опознал меня, встретив на улице. Чтобы избавить ливанские власти от труда арестовывать меня, я решил скрыться до того, как они пустят в ход механизм тайной полиции. Через полчаса я сидел в такси и ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах. К 12 часам дня я был у границы. Там стояло несколько бейрутских машин, а их пассажиры прогуливались вдоль шоссе. Граница была закрыта. Я решил не приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько секунд у меня созрело решение перебраться через границу по железнодорожному туннелю, пробитому в скале между морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к туннелю, взяв в расчет, что, если я сольюсь со скалой, то меня трудно будет заметить со стороны шоссе и с полицейского поста. Я напряг зрение, разглядывая вход в туннель, находившийся от меня метрах в ста, чтобы выяснить, стоит ли там охрана. Путь был открыт. Подойдя к туннелю, я подождал немного, прислушиваясь к звукам и привыкая к темноте. Я продвигался понемногу, осторожно, сначала шел на ощупь, а затем ползком до самого конца туннеля, казавшегося мне бесконечным, и дальше; потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы поскорее удалиться от этого места.
Вдруг я услышал окрик по-английски: «Стой!». Лишь тогда я заметил полицейский контроль и наблюдательную вышку у забора из колючей проволоки, окружавшего ее. Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал: «Стой!» У меня не было другого выхода, как повернуть, но на этот раз на северо-восток, к шоссе, которое вело к пограничной заставе Эрец-Исраэль. Минут через пятнадцать я дошел до шоссе. Только я собрался отдохнуть и отдышаться, как вдруг услышал скрежет тормозов. Около меня остановилась машина, в ней было несколько арабов в гражданском и один полицейский. На вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что приехал из Бейрута и хочу вступить в группу, которая воюет с сионистами. Мне сразу освободили место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
Доехали до Акко. Полицейский вышел и попросил шофера отвезти меня по какому-то адресу, но вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский остановил его и попросил шофера довезти меня до пункта регистрации добровольцев в Хайфе.
В Хайфу мы приехали к пяти часам вечера. Это было в середине января 1948 года. Сумерки спускались на город. Я попросил шофера остановиться неподалеку от указанного места на повороте, который мне показался удобным, чтобы свернуть в еврейский квартал города. На улицах было пустынно, приближался комендантский час. На счастье, появился английский патруль. Я знал, что пока патруль находится здесь, никто не посмеет открыть огонь. Я воспользовался драгоценными минутами и поспешил к линиям Хаганы. Я гораздо больше опасался еврейской стороны после того, как удалились англичане. Я припустился бежать, выкрикивая на всю улицу: «Ребята, не стрелять!», «Ребята, не стрелять!» Чтобы доказать, что я еврей, я выпустил очередь сочных русских ругательств. Так я бежал, крича и ругаясь, пока меня не схватила чья-то рука и не потянула в подъезд. Бойцы Хаганы засыпали меня вопросами. Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно отвезти меня в дом Солел-Боне. Мне не удавалось приостановить поток вопросов, и тогда я произнес волшебные слова: «Я из Палмаха». Это тотчас возымело действие. Мои следователи выполнили мою просьбу и проводили меня в Солел-Боне, но обращались со мной по принципу «почитай, да подозревай». Мое лицо, хорошая одежда, необычные для Палмаха, поразили их. Подозрения рассеял Бен-Моше, который находился на контрольном пункте Солел-Боне в Хайфе. Он видел, как я уходил на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: «Иерухам, мы уже волновались за тебя!»
Я вернулся к своей работе в штабе Палмаха. Мы занимались изучением военных планов арабов. Сначала казалось, что их агрессивность — это те же беспорядки, какие были в 1936–1939 годах, но вскоре стало ясно, что дело идет к войне, если не в общегосударственном масштабе, то по крайней мере в районном. Еще в 1945 году генеральный секретарь Лиги арабских стран провозгласил, что никто не сможет помешать соседним арабским странам оказать поддержку арабскому бунту в Палестине, в результате которого там будут уничтожены все евреи. И в Совете Лиги арабских стран и в ее политической комиссии, совещание которой состоялось в Каире в 1947 году с участием глав правительств и министров иностранных дел арабских стран, было решено создать военно-технический комитет для организации и тренировок арабских добровольцев. Комитет возглавил генерал Исмаил Суфуват. Полковник Фаузи ал-Каукджи, главарь арабских банд в 1936 году, снова проник в Палестину во главе добровольцев, именующих себя армией спасения. Постепенно стало проясняться, какой тактики придерживаются арабы, — это систематические диверсии против еврейского транспорта и нападения на изолированные еврейские поселения. Ишув, пострадавший из-за английского бойкота аэро- и морских портов, сосредоточил максимальные усилия на создании военной силы на случай, если разразится война.
Палмах, представлявший собой мобилизованные силы Хаганы, должен был взять на себя роль, к которой он готовился в течение семи лет своего существования. Он должен был сопровождать транспортные колонны и обеспечивать безопасность основных транспортных артерий, ведущих в Иерусалим, Негев, Восточную Галилею. Палмаху вменялось также в обязанности совершать ответные операции в тылу врага.
В деятельности полевой разведки активную роль играл летный взвод, то есть летчики знаменитых «примусов». Они патрулировали с воздуха удаленные объекты, и, конечно, летали над трассами, по которым двигались наши транспортные колонны, информируя их и контролируя их путь. Они поддерживали связь с отдаленными изолированными пунктами, где узкая колея или необработанное поле служили им взлетной дорожкой. Зачастую «примус» выполнял роль бомбардировщика и боевого самолета, так как пилоту приходилось открывать огонь из автомата по арабским бандам или метать гранаты. «Примусы» совершали также патрулирование с воздуха границы с Заиорданьем, начиная с моста Алленби, через мост Дамия и до моста Шейх-Хусейн в долине Бет-Шеан.
Когда прибыли первые летчики-добровольцы из-за границы из группы Махал,[19] главным образом из Южной Африки, США и Англии, летный взвод стал «авиаслужбой», заложить основы которой штаб Хаганы поручил Иехошуа Эшелу (Айзику). В марте 1948 года «авиаслужба» положила начало военно-воздушным силам Государства Израиль под руководством Аарона Ремеза.
Разведчики-псевдоарабы проявляли отвагу, достойную восхищения. Они проникали в пункты концентрации арабского населения, в части полувоенных организаций и на базы их деятельности. Псевдоарабы поставляли важнейшую информацию как относительно настроений арабского населения, месторасположения и деятельности арабских учреждений, так и относительно военных баз врага и его военных планов.
Псевдоарабы совершали и диверсионные операции в районах, где господствовали арабские банды. Таким образом удавалось предотвратить опаснейшие диверсии в местах сосредоточения еврейского населения.