Деяние
Деяние
Завет, преподанный Марксом, со стоял в философии действия…
«Ты» — это значит, что я должен для тебя что-то сделать. «Ты» в отношении «я» — это действие, это значит: я положу душу за друга. И еще это значит утверждение жизни здесь, на земле.
Итак, други, коммунизм в настоящее время есть дело прежде всего. И если ты ищешь веры, то смотри на дела, и ты найдешь и поймешь веру из дел.
Мой современник — это не тот, кто устраивается потребителем всего нового, а кто сам участвует в создании нового времени, кто на это душу свою положил.
Даже лишь созерцающий природу мысленно вносит в нее свой порядок. Вот в том-то и дело, что человек, в большинстве сам того не зная, переделывает природу с каждым шагом своим, и сама сущность его революционна.
Ежедневно я борюсь в себе с твоими недостатками, отбрасывая их как несущественное, и очищаю от них твою душу, которую вижу.
Точно так же и природа: мое чувство природы опирается на дело, я пишу, — это все равно что возделываю сад, и у меня вырастают деревья, и плоды их достаются не мне.
И я это именно счастьем своим считаю, что плоды моего сада всем достаются, и эту творческую силу я называю любовью.
Любить — значит делать.
Успех с натаской Жульки и охотой на перепелов смел всю писательскую тревогу.
Мне кажется, что если бы повесть оказалась одной из самых замечательных на свете, то удовлетворение от этого легло бы в душе моей куда-то, где мое личное «я», тускнея, переходит в общую душу русского человека, а мое чистое «я» в смысле торжества дня моей жизни над смертью, «я», которое радуется жизни и от этого всем хочет добра, — это «я» в достижении с Жулькой и охотой на перепелов неизмеримо ярче писательского удовлетворения.
Слово и дело. Слово вырастает из дела — и это есть слово правды. А чаще слово подменяет дело, и тут рождается ложь.
Дело человека — высказать то, что молчаливо переживается миром. От этого высказывания, впрочем, изменяется и самый мир.
Слово не рождается, а образуется в деле из маленьких слов: подай, помоги, передай!
И так, образуясь, слово венчает в конце всякое дело, полезное для рода человеческого, и открывает нам смысл вещей, из-за чего на свете все делается.
…Ленин гениален потому, что перешел черту, которую всякий другой не смел перейти (нажал гашетку взведенного народом курка). В этом действии Ленина народ узнает свое дело, спуск гашетки — момент превращения народного дела в личное, и в этот момент личность делается вождем народа.
Трудовой процесс, если он свободен, кончается творчеством.
Чем же плох этот мой труд — снимать карточки детей для посылки их отцам на фронт. И так все, всякий труд, если научиться подходить к нему благоговейно… Так я смотрел на себя, фотографа, со стороны, и мне нравился этот простой старый человек, к которому все подходят запросто и, положив ему руки на плечи, говорят на «ты». Тогда мне думалось, я даже видел это, что именно благоговейный труд порождает мир на земле.
Когда я приходил в деревню в 1919 году, в избу родителей какого-нибудь моего ученика, сидел на лавке прилично и долго в ожидании, когда хозяйка отрежет мне кусок хлеба или сала, это теперь воспоминание мое, как состояние наиболее достойное, в каком только в жизни я бывал.
Мой дом над рекой Москвой — это чудо. Он сделан до последнего гвоздя из денег, полученных за сказки мои или сны. Это не дом, а талант мой, возвращенный к своему источнику.
Дом моего таланта — это природа. Талант мой вышел из природы, и слово оделось в дом. Да, это чудо.
Кроме литературных вещей, в жизни своей я никаких вещей не делал и так приучил себя к мысли, что высокое удовлетворение могут давать только вещи поэтические.
Впервые мне удалось сделать себе дом как вещь, которую все хвалят, и она мне самому доставляет удовлетворение точно такое же, как в свое время доставляла поэма «Жень-шень».
В этой литературности моего дома большую роль играет и то, что вся его материя вышла из моих сочинений, и нет в ней ни одного гвоздя не сочиненного.
Так, мое Дунино стоит теперь в утверждение единства жизни и единства удовлетворения человека от всякого рода им сотворенных вещей: все авторы своей жизни, и всякий радуется своим вещам.
Намеченные достижения не удались: ни роман еще не доведен, ни собрания сочинений не достиг. И даже собака моя любимая больна и, может быть, и не будет жива.
Но зато я существую, да, я словом своим по силам своим жизнь изменяю, творю, — значит, я существую. И вместе с этим все больше и больше овладевает мною мысль о каком-то хорошем месте моем в будущем сознании людей.
Когда это будет, и где, и как — я не могу сказать, но в том я уверен, что место свое найду, и эта вера моя есть требование моего человеческого смысла.
Стали блестеть, как мокрые, на солнце клейкие листики тополей. Белеют почки вновь посаженных яблонь, груш, вишен. Зацвела черемуха. На такие праздники у нас, людей озабоченных, духу не хватает, и потому в такие дни мы хватаемся за работу.
Вместить такие праздники могут только дети.
Впрочем, у меня еще кое-что сохранилось от детства, и я могу превратить эту радость праздника в слово.
Увы, увы, милые мои почитатели, видящие во мне Великого Пана, в такие дни, говорят, Фет, чуткий к природе, завешивал окна своей рабочей комнаты и принимался за поэтическую работу. И каждый художник, чем больше он чувствует праздник, тем больше работает.
Ночью выпал снег, и рано утром в темноте, лежа в постели, я радостно догадался о том по скребкам дворников и в который раз уже подумал, что в крайнем случае не без удовольствия служил бы дворником.
Небо безоблачное, травы достигли высоты, дошли до своего предела и зацвели, кипит жизнь пчел, шмелей, шиповник цветет. Но я, все зная, не смотрю на меру, я царь природы и делаю больше, чем все они.
Не надо смотреть туда, в сторону умирания, — надо создавать, надо рождать царя природы, не подчиненного законам умирания: он существует в нашей душе, а воплощать его — значит творить.
