КУИК-КУИК

КУИК-КУИК

Часа через три мы вышли к огромному болоту. На гладкой грязно-коричневой поверхности воды плавали водяные лилии и стебли каких-то растений с плоскими зелеными листьями. Мы двинулись вдоль берега.

— Смотрите, не оступитесь, — предупредил Ван Ху. — Одно неверное движение — и конец.

— Давайте вы вперед. Буду идти след в след за вами. Впереди метрах в ста пятидесяти показался островок.

Над деревьями поднимался дым. Должно быть, брат Чанга жег там древесный уголь. Сбоку я заметил в грязи крокодила, вернее — один его глаз. Интересно, чем они здесь питаются, в этих болотах?..

Пройдя по берегу еще с полкилометра, Ван Ху остановился и громко запел по-китайски. На берегу островка показался человек. Маленького роста, в одних только шортах. Китайцы заговорили. Они тараторили, как сороки, без умолку, и я уже начал терять всякое терпение, когда наконец Ван Ху обратился ко мне:

— Идемте!

Теперь мы почему-то повернули обратно.

— Все в порядке. Это приятель Куик-Куика. Сам Куик на охоте, но скоро вернется. Надо подождать здесь.

Мы сели. Примерно через полчаса появился Куик-Ку-ик — маленький, сухопарый, пепельно-желтый, с покрытыми черным лаком зубами. Впрочем, взгляд у него оказался открытый и умный.

— Вы друг моего брата Чанга?

— Да.

— Очень рад. Можешь идти, Ван Ху.

— Спасибо.

— Вот, возьми себе птичку.

— Нет, спасибо. — Ван Ху пожал мне руку и ушел. Мы с Куик-Куиком двинулись вдоль берега. Впереди бежал маленький поросенок. Куик-Куик ступал строго по его следам.

— Осторожней, Папийон. Стоит только оступиться на самую малость — и ты в болоте. Это тот случай, когда спутник уже ничем не может помочь — иначе засосет обоих, а не одного. Постоянной тропы здесь нет, болота все время в движении, перемещаются. Но поросенок всегда на ходит тропу.

И верно — черный поросенок беспрестанно обнюхивал пятачком грязь и, быстро перебирая короткими ножками продвигался вперед. Китаец говорил с ним на своем языке. Я следовал за ними, совершенно завороженный видом этого маленького существа, которое повиновалось китайцу как собака. Куик-Куик не сводил с него глаз, и я тоже, словно загипнотизированный. Поросенок достиг острова, не запачкав копытцев больше чем на несколько сантиметров. А мой новый товарищ, поспешая за ним, повторял:

— Ступай по моим следам, только по следам... И быстрее.

По пути поросенок сделал два зигзага. Пот так и лил с меня градом. Мало сказать, что я струхнул, я просто сходил с ума от страха, опасаясь, а не предназначена ли мне та же судьба, что и бедняге Сильвену, та же ужасная смерть? Он прямо как живой, так и стоял у меня перед глазами, причем тело, наполовину увязшее в трясине, я видел довольно смутно, а вот лицо у него было мое...

— Дай руку! — И маленький тощий Куик-Куик помог мне вскарабкаться на берег.

— Да уж, приятель, легавые вряд ли сюда доберутся!

— Уж что-что, а насчет этого можешь быть спокоен!

Мы двинулись в глубь острова. Запах горелого древесного угля проникал в легкие, я закашлялся. Прямо перед нами дымились две черные кучи. Тут можно не беспокоиться и насчет москитов, вряд ли они станут донимать. В дыму вырисовывались очертания хижины, стены и крыша которой были сплетены из пальмовых веток. Была там и дверь, а перед дверью стоял маленький китаец, тот самый, которого я видел на берегу.

— Доброе утро, мисе!

— Говори с ним только по-французски, — предупредил Куик-Куик. — Это друг моего брата.

Чинк, с виду почти карлик, обозрел меня с ног до головы и, видимо, удовлетворенный тем, что увидел, протянул руку, щербатый рот расплылся в улыбке.

— Входите, присаживайтесь!

Единственная комната, она же кухня, была чисто прибрана. На огне в большом котелке что-то варилось. Только одна постель, сделанная из веток и возвышающаяся на метр от земли.

— Помоги устроить ему лежанку.

— Да, Куик-Куик.

Через полчаса они соорудили мне спальное место, и мы сели есть. Сначала китайцы подали суп, совершенно великолепный, за ним последовали рис и мясо, тушенное с луком.

Этот парень, приятель Куик-Куика, как раз и занимался продажей угля. На острове он не жил, и в эту же ночь мы с Куик-Куиком остались одни.

— Это правда, я спер у начальника уток, поэтому и ударился в бега.

Мы сидели у огня, сполохи пламени освещали время от времени наши лица. Мы напряженно разглядывали друг друга, каждый, говоря о себе, старался понять, что представляет собой другой.

Лицо Куик-Куика вовсе не было желтым — солнце придало коже глубокий медный оттенок. Очень узкие быстрые глаза смотрели прямо. Он курил длинные сигары, которые скатывал сам из каких-то черных листьев.

— Ну я и удрал, потому что начальник, чьи были утки, собирался меня убить. Три месяца уже прошло. Самое паршивое, что деньги, вырученные за уток и две кучи угля, я проиграл.

— А где вы играете?

— В джунглях. Там каждую ночь собираются китайцы из «Инини» и вольняшки из Каскада.

— Так ты решил бежать морем?

— Да, решил. Поэтому и торгую углем, чтобы накопить денег и купить лодку. Но надо найти человека, который бы умел с ней управляться и хотел бы бежать со мной. Недели через три будет еще уголь. Как продам, можно будет покупать лодку и в путь, если ты, конечно, не против.

— Деньги у меня есть, Куик-Куик. Так что нечего ждать, пока будет готов уголь.

— Что ж, здорово. Тут продается одна очень хорошая лодка. За полторы тысячи франков. Один негр-лесоруб продает.

— Ты ее видел?

— А как же.

— Я тоже хочу посмотреть.

— Завтра пойду повидаться с Шоколадом. Это я так его называю. Расскажи, как ты бежал, Папийон. Я думал, с острова Дьявола это невозможно. А чего Чанг не бежал с тобой?

Я рассказал ему о побеге, о Лизетт и о смерти Сильвена.

— Да, выходит, Чанг не хотел... Боялся, уж больно рискованно. А тебе повезло, вот что я скажу. Чистой воды везение, что ты добрался сюда живым. Я рад.

Мы проболтали часа три. Спать легли рано, так как Куик собирался встать па рассвете и тут же отправиться к Шоколаду. Подложили в костер одно большое полено и улеглись. Дым щекотал горло, и я кашлял, зато ни одного москита не было.

Я закрыл глаза, но спать не мог, слишком уж был возбужден. Да, побег пока идет гладко. Если лодка действительно окажется подходящей, через неделю можно выходить в море. Куик-Куик худенький и мелкий, но такие люди нередко обладают большой физической силой и выносливостью. Он наверняка прямодушен с друзьями, но жесток к врагам. Впрочем, разве можно прочитать по лицу азиата, что у него на уме? Нет, глаза все же говорят в его пользу.

Я уснул и видел во сне освещенное солнцем море, по которому летит моя лодка, зарываясь носом в волны, — летит навстречу свободе.

— Будешь кофе или чай?

— А ты что?

— Чай.

— Тогда и я тоже.

Едва начало светать. На огне стоял котелок с кипящей водой. Черный поросенок лежал на постели Куик-Куика. Он все еще спал, демонстрируя, как мне показалось, полную беззаботность. На углях жарились пончики из рисовой муки. Подав мне чай с сахаром, китаец разрезал пончик пополам, намазал внутри мармеладом и тоже протянул мне. Завтрак оказался вкусным и сытным. Я съел три больших пончика.

— Ладно, я пошел. Можешь проводить немного. Если будет кто кричать или свистеть, не отвечай. Сюда они, конечно, не полезут, но если покажешься на берегу, могут пристрелить.

Хозяин позвал поросенка, и тот соскочил с постели. Попил и поел. Затем вышел из хижины, за ним последовали мы. Он затрусил прямо к берегу, но вышел на болото чуть в стороне от того места, где мы вчера проходили. Пробежав метров десять, повернул назад. Видно, что-то ему не понравилось. Наконец после трех попыток путь был найден. И Куик-Куик без колебаний последовал за поросенком.

Он собирался вернуться только к вечеру. Оставил на огне суп, который я съел в одиночестве. Затем я обнаружил курятник, а в нем — штук восемь яиц и сделал себе омлет на маргарине. Ветер переменился, и дым из кучи, что находилась прямо перед хижиной, сносило в сторону. Поэтому где-то в полдень я прилег на свою постель из пальмовых листьев и спокойно дремал, едкий дым больше не беспокоил.

Днем я отправился обследовать остров. В центре его находилась довольно большая вырубка. Пни и горы поленьев указывали, что именно здесь добывал Куик-Куик материал для угля. Я также обнаружил неподалеку карьер, откуда он наверняка брал белую глину, присыпать кучи, чтобы деревья не сгорали дотла. Кругом ворковали какие-то птицы. Прямо из-под ног у меня вдруг выскочила громадная крыса, а дальше, в нескольких метрах, я обнаружил мертвую змею. Должно быть, это крыса убила ее.

За целый день, проведенный в одиночестве, я сделал несколько интересных открытий. Так, мне удалось наткнуться на целое семейство муравьедов — мамаша и с нею трое малышей. Они засели прямо в огромном и высоком муравейнике, а вокруг истерически сновали муравьи. Потом я увидел целую дюжину каких-то мелких обезьян, ловко перескакивающих с ветки на ветку. Как только я появился на вырубке, они стали издавать пронзительные душераздирающие крики.

Вечером вернулся Куик-Куик.

— Ни Шоколада, ни лодки не видел. Должно быть, он ушел в деревню за продуктами, там у него дом. Ты не голоден?

— Нет.

— Может, еще поешь, за компанию?

— Нет, спасибо.

— Принес тебе две пачки табака. Это все, что удалось раздобыть.

— Спасибо. А сколько обычно Шоколад торчит в этой деревне?

— Дня два-три... Но я и завтра пойду. Каждый день буду ходить, ведь я не знаю, когда он ушел.

На следующий день вдруг хлынул сильный дождь — настоящий ливень. Но это не помешало Куик-Куику отправиться в путь. Он пошел совершенно голый, неся под мышкой завернутую в кусок непромокаемой ткани одежду. Провожать его я на этот раз не стал.

— Что толку мокнуть понапрасну, — заметил он. Вскоре, однако, дождь прекратился. Судя по солнцу, было где-то между десятью и одиннадцатью. Я пошел взглянуть на одну из древесных куч, что подальше от хижины. Дождю не удалось полностью загасить огонь. Над углем вился дымок.

И тут... Я протер глаза и взглянул еще раз — просто не мог поверить в то, что видел. Из-под угля торчали пять башмаков. И в каждом из них была... да, несомненно, настоящая человеческая нога. Выходит, в куче, вместе с углем, пеклись минимум трое...

Мурашки пробежали у меня по спине. Я наклонился и, разбрасывая полуобгоревшие куски дерева, обнаружил шестой ботинок.

Шустрый, однако, парень этот Куик-Куик, ничего не скажешь. Заманивает к себе на остров людей, а затем превращает их в уголь. Это открытие настолько потрясло меня, что я отошел от кучи и направился к вырубке. Захотелось погреться на солнышке, потому что, несмотря на удушающую жару, меня прошиб озноб от этого ужасного зрелища.

Я был совершенно уничтожен и морально, и физически. Пот так и катил со лба и по спине. Потому что чем больше я об этом думал, тем большим чудом казалось, что я еще жив. Ведь я же сам сказал ему, что в патроне у меня деньги. А может, он приберегает меня для закладки третьей кучи?

Я вспомнил, как Чанг говорил, что брата его осудили за пиратство и за убийства. Напав на какую-то джонку с целью ограбления, пираты вырезали всю семью — как это принято говорить теперь, по политическим мотивам, конечно. Да, к убийствам ему не привыкать. К тому же здесь я его пленник. Безвыходное положение...

Так, спокойно, надо разобраться. Допустим, я убью Куик-Куика и засуну его в угольную кучу, это будет только справедливо. Но ведь поросенок меня не послушается, этот поганец не понимает ни слова по-французски. Так что с острова тогда не выбраться. Под угрозой оружия Куик, конечно, проведет меня через болото, но, выбравшись в джунгли, я должен буду убить его там, на той стороне. Брошу труп в болото, и он исчезнет. Однако должна же быть какая-то причина, почему сам он не поступил так с теми тремя несчастными... Охранники меня в данном случае не беспокоили, но если друзья китайца прознают, что я расправился с ним, они наверняка организуют на меня охоту, на их стороне доскональное знание джунглей. Да, радости мало, если они пойдут за мной по пятам. У Куик-Куика одностволка, он ни на миг с ней не расстается, даже когда готовит еду. Он спит и ест с ней и выносит из хижины, когда идет справлять нужду. Я, конечно, буду держать свой нож наготове, открытым, но ведь и спать когда-то надо. Да, хорошенького дружка я выбрал себе для побега...

Весь день кусок не шел в горло, я все думал, что же делать дальше. Но так ничего и не придумал, когда вдруг услышал пение. Это возвращался Куик. Укрывшись в зарослях, я наблюдал за ним. На голове он нес какой-то узелок, и, лишь когда приблизился к берегу, я вышел из своего укрытия. С улыбкой он протянул мне сверток, выбрался на берег и направился к хижине. Я поспешил за ним.

— Хорошие новости, Папийон. Шоколад вернулся. Лодка пока не продана. Говорит, в нее можно загрузить хоть полтонны — не потонет. А этот сверток, что ты несешь, — это мешковина. Из нее можно сделать парус и кливер. Завтра пойдем вместе, принесем остальное. Заодно и лодку посмотришь.

Все это он говорил, не оборачиваясь. Шли мы цепочкой: впереди поросенок, за ним Куик-Куик и последним я. Похоже, пока он не собирается засовывать меня в угольную кучу, раз хочет, чтобы завтра мы шли смотреть лодку, и уже тратит деньги, отложенные для побега.

— Смотри-ка, а куча почти погасла! Дождь, черт бы его побрал. Ничего удивительного, когда кругом сплошная мокрота!

Однако он не завернул к куче, а проследовал прямо в хижину. Я не знал, что говорить и как себя вести. Притвориться, что ничего не видел? Глупо. Ведь куча всего метрах в двадцати пяти от хижины, а я болтался вокруг да около целый день.

— Э-э, ты что же, дал огню погаснуть?

— Да. Не заметил.

— И что, ничего не ел?

— Нет. Не хотелось.

— Что, заболел, что ли?

— Пет.

— Тогда чего суп не ел?

— Присядь, Куик-Куик. Надо поговорить.

— Давай сперва разведу огонь.

— Нет. Я хочу поговорить с тобой прямо сейчас, пока светло.

— А что случилось?

— Там, в куче, — трое мертвецов. Угли размыло, и их очень хорошо видно. Что ты на это скажешь?

— Ах, так вот почему ты такой хмурый! — И он, как ни в чем не бывало, взглянул мне прямо в глаза. — Увидел и тут же заволновался. Что ж, я тебя понимаю, это естественно. Просто везенье, я считаю, что ты не воткнул мне нож в спину по дороге... Слушай, Папийон, те трое были доносчики, шпионы. Примерно с неделю назад, точнее дней десять, я продал Шоколаду довольно много угля. Китаец, которого ты видел, помог перевезти мешки с острова. Непростое это было дело: мы связали мешки веревкой и тащили их за собой по болоту волоком. Ладно, короче — между островом и протокой, где стояло каноэ Шоколада, осталось полно следов. Некоторые мешки оказались старыми, разорвались, и из них сыпался уголь. Тут-то нас и начали выслеживать. Шастали вокруг да около — я понял это по крикам птиц и животных, они всегда так кричат, когда кто-то ходит в джунглях. А потом увидел одного, он меня не заметил. И тогда я переправился на ту сторону, обошел его сзади и подкрался. Он даже не увидел, кто его пришил. А поскольку я знал, что брошенное в болото тело через несколько дней обязательно всплывет, то затащил его сюда и бросил в кучу.

— Ну а другие двое?

— Это было за три дня до твоего появления. Ночь стояла темная и какая-то уж очень тихая. Эти двое стали обходить болото, как только стемнело. Ветер дул в их сторону, и один время от времени кашлял от дыма. Поэтому я все время знал, где они находятся. И вот уже перед рассветом рискнул и переправился туда, где слышал кашель. Короче: первому перерезал глотку. Он и пикнуть не успел.

А другой, с ружьем, облажался — дал мне возможность его увидеть, — сам он в это время старался рассмотреть, что там творится на острове. Я в него выстрелил, но потом понял, что не убил. И ударил ножом прямо в сердце. Вот и все, Папийон, что касается этих покойников. Двое были арабами, третий — француз. Думаешь, просто идти по болоту с трупом на спине? Тяжелые были, черти... Прямо замучился. Ну, в конце концов все оказались в той куче.

— Это правда?

— Да, Папийон. Клянусь, все так и было.

— Но почему же ты просто не бросил их в болото?

— Я же говорил: болото не принимает мертвецов. Как-то раз видел, как олень туда свалился, а через неделю снова всплыл. Потом их начинают жрать грифы. Объедают до костей, но на это нужно время. А грифы все летают вокруг да кричат и привлекают внимание. Клянусь, Папийон, тебе нечего меня бояться. Вот, хочешь? Бери ружье, может, тогда поверишь?

Меня так и подмывало взять ружье, но я сдержался и как можно более спокойным и естественным тоном произнес:

— Нет, Куик-Куик. Я здесь потому, что знаю: я с другом. И ничуть тебя не боюсь. Но завтра ты должен их сжечь дотла. Как знать, что тут будет, когда мы покинем остров. Я не хочу, чтоб меня обвинили в убийстве трех человек, даже когда меня здесь уже не будет.

— Ладно. Завтра сожгу. Да ты не беспокойся, никто сюда не полезет. А если и полезет, тут же утонет, это я точно тебе говорю.

— А что если они попробуют подобраться на резиновой шлюпке?

— Я об этом как-то не думал.

— Если уж кто-то навел сюда жандармов и они вбили себе в головы непременно попасть на остров, будь уверен — они переправятся на шлюпке, Поэтому надо смываться отсюда как можно скорей.

— Ладно. Завтра снова запалю кучу. Не забыть бы только сделать две дырки для воздуха.

— Спокойной ночи, Куик-Куик!

— Спокойной ночи, Папийон. И спи спокойно, мне можно доверять.

Натянув одеяло до подбородка, я закурил. Не прошло и десяти минут, как Куик-Куик уже мирно храпел. Поросенок, лежавший у него под боком, тоже засопел. Ствол дерева в очаге тлел ровным розовым пламенем, и это придавало спокойствия и уверенности. Я наслаждался теплом и покоем. Думать ни о чем не хотелось. «Или я проснусь живым и невредимым и все будет хорошо, или же этот китаец — великий актер и мастер рассказывать небылицы и скрывать свои истинные намерения, и тогда не видать мне уже неба и солнышка, ведь я слишком много знаю и потому для него опасен... »

Специалист по массовым убийствам разбудил меня с чашкой кофе в руке и как ни в чем не бывало пожелал доброго утра с самой что ни на есть сердечной улыбкой.

— Вот! Выпей кофе и пончик съешь, уже готовы.

Позавтракав, я вышел из хижины набрать воды из бочки.

— Поможешь мне, Папийон?

— Да, — ответил я, даже не спрашивая, какая именно помощь ему требуется.

Мы вытянули за ноги полуобгоревшие трупы. Я не произносил ни слова, хотя заметил, что животы у всех троих вспороты — должно быть, добродушный китаец рылся у них в кишках в поисках патронов. А точно ли они шпионили? Может, просто забрели в джунгли ловить бабочек или поиграть в карты?.. Может, он убил их вовсе не с целью самозащиты, а желая ограбить? Ладно, хватит! Теперь они снова засунуты в кучу и надежно прикрыты дровами и глиной. Мы сделали два отверстия для воздуха, и куча вновь принялась за свое дело — производить уголь и превращать покойников в прах.

— Идем, Папийон.

Поросенок быстро отыскал переправу. Ступая друг за другом след в след, мы перешли болото. Надо сознаться, что при этом страх ни на секунду не отпускал меня — видно, смерть Сильвена произвела столь неизгладимое впечатление, что я просто не мог спокойно ступать по трясине. Наконец, весь в холодном поту, я ступил вслед за Куиком на твердую землю.

Часа через два мы вышли к тому месту, где занимался заготовкой дров Шоколад. По дороге не встретилось ни Души.

— Привет!

— Привет, Куик-Куик!

— Ну, как дела?

— Нормально. Как ты?

— Покажи-ка моему другу лодку.

Лодка оказалась очень крепкая, тяжелая, но прочная. Я тыкал в нее ножом, но нигде лезвие не входило глубже, чем на полсантиметра. Дно тоже прочное. Все было сделано на совесть из очень высокосортного дерева.

— И сколько вы за нее хотите?

— Две пятьсот.

— Даю две тысячи. У лодки нет киля. Дам еще пятьсот, после того как вы поставите киль, руль и мачту. Киль и руль — непременно из твердого дерева. Мачта должна быть три метра высотой и сделана из легкого гибкого дерева. Когда будет готово?

— Через неделю.

— Вот тут две с половиной тысячи. Разрежем банкноты пополам. Одну половину получите сейчас, а вторую — когда лодка будет готова. Идет?

— Ага.

— И еще мне нужна марганцовка, бочонок с водой, сигареты и спички, запас продуктов для четырех человек на месяц: мука, масло, кофе, сахар. За это доплачу отдельно. Вы должны передать мне все это на реке.

— Но господин, я не могу выводить вас в устье!

— Я и не прошу. Просто я хочу получить лодку на реке, а не в этой протоке.

— Ладно. Вот вам мешки от муки, веревка, иголки и нитки.

Мы с Куик-Куиком вернулись в свое убежище. Часть пути он нес поросенка на плечах — бедняжка притомился.

На следующий день я сидел и занимался шитьем паруса, как вдруг послышались крики. Я поспешил к болоту, прячась за стволами деревьев, и увидел следующее: на противоположном берегу стоят Куик-Куик и китаец-интеллектуал и спорят, размахивая руками. У каждого было мачете. Похоже, однорукий разошелся не на шутку. Господи, а вдруг прикончит Куика? Я решил, что таиться дольше не сюит, и крикнул. Оба они обернулись.

— Что случилось, Куик-Куик?

— Я хочу поговорить с тобой, Папийон! — крикнул второй китаец. — А Куик-Куик меня не пускает.

Еще минут десять спора, затем поросенок был спущен на землю, и они последовали за ним к острову. Вошли в хижину, уселись у огня, и, когда у каждого в руке оказалась чашка горячего чая, беседа началась.

— В общем, — сказал Куик-Куик, — весь сыр-бор из-за того, что он просится бежать с нами. Я говорю ему: это не мне решать, раз платит Папийон. Кто платит, тот и заказывает музыку. А он не верит и долбит свое.

— Папийон, — вмешался однорукий, — Куик-Куик просто обязан взять меня с собой.

— Почему это?

— Да потому, что два года назад он отрезал мне руку в драке из-за карточной игры. И заставил поклясться, что я его не убью. Я поклялся, но на одном условии — он должен кормить меня всю свою жизнь или по крайней мере когда я буду просить. А теперь он сматывается, мне его больше не видать, это ясно. Поэтому или ты едешь один, или вы берете меня с собой.

— Бог ты мой! Теперь я понимаю. Послушайте, я ведь вовсе не против. Лодка большая, крепкая, в нее и больше поместится. Если Куик-Куик согласен, можете ехать.

— Спасибо, — кивнул однорукий.

— Ну а ты что скажешь, Куик-Куик?

— Пусть едет. Мне без разницы, если ты согласен.

— Но тут одна загвоздка. Есть ли возможность выбраться из лагеря так, чтобы они сразу не хватились и чтобы успеть добраться до реки к ночи?

— Нет проблем Мне разрешают выходить каждый день с трех часов. Часа через два буду на берегу.

— Куик, а ты сможешь отыскать в темноте то место, где мы договоримся забрать твоего друга?

— Конечно.

— Тогда приходите через неделю, и я точно назову день.

Совершенно счастливый однорукий сердечно распрощался со мной и ушел. Я видел, как они с Куик-Куиком стояли на берегу и перед тем как расстаться тоже пожали ДРУГ другу руки. Итак, все в порядке. Когда Куик вернулся в хижину, я сказал

— Странное, однако, соглашение ты заключил с этим человеком. Кормить до конца жизни... Сроду ничего подобного не слышал. Как же вышло, что ты отрезал ему руку?

— В драке, из-за карт.

— Уж лучше б убил.

— Нет. Ведь он — очень хороший мой друг. В суде, ну, уже потом, после всей этой истории, он за меня горой стоял — твердил, что начал первым, а я только защищался. Так что я сам вызвался заботиться о нем и не имею права подвести. Ну а тебе ничего не говорил, потому что ты платишь за побег свои кровные.

— Ладно, не будем больше об этом. Если с Божьей помощью окажемся на свободе, там ты волен поступать как знаешь.

— Я свое слово сдержу.

— Ну а чем собираешься заняться, если удастся отсюда вырваться?

— Обзаведемся ресторанчиком. Я неплохо готовлю, а Ван Ху — настоящий чародей по части чоу мянь[17].

Шоколад свое слово сдержал — через пять дней все было готово. И мы, несмотря на дождь, который лил в тот день как из ведра, отправились взглянуть на лодку. Все в порядке — мачта, руль и киль встроены должным образом и изготовлены из прекрасного дерева. В лодке нас ждал бочонок для воды и припасы. Оставалось только оповестить Ван Ху. Шоколад вызвался пойти в лагерь, чтобы уберечь нас от излишнего риска, и обещал привести китайца прямо к условленному месту.

В устье Куру располагались два маяка. Если дождь не прекратится, мы сможем плыть по реке совершенно открыто, ничем не рискуя. Шоколад снабдил нас черной краской и кисточкой. На парусе мы должны были изобразить букву К и номер 21. К-21 был регистрационный номер местной рыбацкой лодки, которая иногда выходила на промысел по ночам.

Встреча была назначена на завтра, на семь вечера, через час после наступления сумерек. Куик был уверен, что отыщет тропу, которая должна вывести нас к условленному месту. С острова надо выходить в пять, чтобы остался хотя бы час до захода солнца.

В хижину мы возвращались в самом прекрасном настроении. Куик шел впереди, неся поросенка на плече и не умолкая ни на минуту.

— Наконец-то распрощаюсь с тюрягой, — говорил он, не оборачиваясь. — И все благодаря тебе и моему брату Чангу. Может, когда-нибудь французы уберутся из Индокитая, и я смогу вернуться на родину.

Короче, он целиком доверился мне, а то, что я одобрил лодку, привело его в совершенно детский восторг. Итак, настала моя последняя ночь на острове. Я надеялся, что она станет последней в Гвиане.

Солнце стояло уже довольно высоко, когда Куик-Куик разбудил меня. Чай и пончики. Вся хижина была заставлена коробками. И еще я заметил в углу две плетенные из проволоки клетки.

— А это еще что такое?

— Это для курочек. Будем их есть во время плавания.

— Да ты совсем спятил, Куик! Никаких кур мы не берем!

— А я собираюсь взять.

— Из ума выжил. А что если все эти петухи и куры начнут кудахтать и кукарекать на реке? Ты что, не понимаешь, как это опасно?

— Нет, моя кур не оставит.

— Тогда свари их и залей жиром или маслом. Получатся консервы, на первые дни хватит.

В конце концов я убедил Куика, и он отправился ловить своих курочек, но гвалт, который подняли первые жертвы, заставил остальных, почуявших неладное, разбежаться кто куда и попрятаться в джунглях. Так что пришлось довольствоваться всего четырьмя. Как они умудряются учуять опасность — уму непостижимо. Груженные словно верблюды, мы перешли болото вслед за поросенком. Куик-Куик все-таки уговорил меня взять его с собой.

— А ты можешь дать слово, что эта скотина не поднимет визга?

— Нет, обещаю! Ему только прикажи — молчит как рыба. Однажды нас выслеживал ягуар, все кружил и кружил вокруг, норовил застигнуть врасплох — а он и не пикнул. Но чуял, собака, что его ждет, каждая шерстинка так и стояла дыбом.

Я верил, что Куик не лжет, и согласился взять с собой его любимого поросенка в лодку. Было уже совсем темно, когда мы подошли к нужному месту. Там уже ждали Шоколад и Ван Ху. Я осветил лодку ручным фонариком, проверил. Вроде бы все на месте, паруса в том числе. Я показал Куику, как разворачивать их. Парень он был смекалистый, все ловил с полуслова. Негр тоже оказался молодцом. Я уплатил ему, он был настолько простодушен, что притащил с собой разрезанные половинки банкнот и клейкую бумагу и попросил меня помочь ему склеить деньги. Ему ни на секунду и в голову не пришло, что я могу забрать все деньги обратно. Когда люди не думают дурно о других, это наверняка свидетельствует о том, что сами они порядочны и прямодушны. Именно таким оказался и Шоколад. Он видел, как жестоко обращаются с заключенными, и ни минуты не колебался прийти на помощь нам, решившим бежать из этого ада.

— Прощай, Шоколад! Удачи тебе и счастья! И твоей семье тоже!

— Спасибо вам, спасибо!