СПРЯТАННАЯ ПРАВДА «УЗБЕКСКОГО ДЕЛА»
СПРЯТАННАЯ ПРАВДА «УЗБЕКСКОГО ДЕЛА»
В одном из номеров «Советской России» была опубликована статья Н. Кравчука «Сможет ли „Джорджия“ стать Грузией?». Разделяя мнение автора почти по всем позициям, хочу внести лишь одно, но существенное уточнение в его утверждение о том, что в советские годы «Грузия послужила „маяком“ в строительстве криминального капитализма с нечеловеческим лицом не только для Кавказа, но и для Средней Азии». Грузия и в самом деле была «маяком», однако капитализация эта в Средней Азии была не естественной, а скорее насильственной, для чего и было рождено на свет так называемое «узбекское дело», которому, кстати, в этом апреле исполняется ровно 25 лет.
Известно, что подробности этого «дела» были широко растиражированы в годы горбачёвской «гласности», которая, как теперь уже ясно, была одним из главных звеньев спецоперации под названием «ликвидация СССР». Поэтому, обращаясь сегодня к этим подробностям, следует иметь в виду, что львиная доля их была ловко подтасована и скомпонована в угоду тем, кто хотел представить советскую власть в Средней Азии (а через неё и во всём СССР) как одну сплошную коррупцию. Между тем последняя там и в самом деле имела место быть, только вот, к примеру, в закавказских республиках она была не меньшей по масштабам, однако в тех местах никаких широкомасштабных антикоррупционных дел никто не затевал. Случайно ли это? Вот об этом мне и хотелось бы сегодня поразмышлять.
Начнём с того, что инициатором «узбекского дела» был Юрий Андропов, которого либеральная историография до сих пор превозносит как одного из самых выдающихся советских реформаторов. Согласно её выводам, Андропов, придя к власти в ноябре 1982 года, был обуреваем желанием модернизировать советскую систему и спасти её от развала. Судя по всему, такие цели Андропов и в самом деле перед собой ставил, однако его модернизация в итоге удивительным образом совпала с тем планом, который разработали западные глобалисты с целью развалить Советский Союз. Первым этапом этого плана было расширение капитализации СССР, вторым — использование клановых противоречий в советской элите, по-разному относившейся к этой капитализации, и замена одних кланов (неудобных) на другие (удобные).
Начальная фаза капитализации СССР началась ещё при Хрущёве, который провозгласил лозунг «Догоним и перегоним Америку!», после чего потребительская мораль в советском обществе постепенно стала доминирующей. Брежнев этот процесс углубил, затеяв сначала «косыгинскую реформу», а после нефтяного кризиса 1973 года наладив поставки сырой нефти на Запад, открыв тем самым процесс реинтеграции советской экономики в западную. В итоге к моменту воцарения в Кремле Андропова советская система была уже по многим направлениям не противником, а союзником Запада: как экономическим (включившись в капиталистическое разделение труда), так и политическим (поддерживая и насаждая реформизм в коммунистических партиях). Ситуацию ещё можно было изменить, если бы к власти в Кремле после Брежнева пришёл, к примеру, технократ-державник, однако случилось иное — в кресло генсека сел интеллектуал-западник Юрий Андропов, который, возомнив себя советским Дэн Сяопином, начал готовить плацдарм для окончательной победы в СССР «социализма с капиталистическим лицом». Первым этапом этого плана и стало пресловутое «узбекское дело».
Узбекистан начал стремительно превращаться в мощного регионального лидера Центральной Азии в начале 50-х. Этот процесс не остался без внимания западных спецслужб, которые именно тогда стали уделять этой республике повышенное внимание, рассчитывая рано или поздно взорвать её, чтобы вызвать цепную реакцию по всему СССР. Однако поняли это и в Кремле, после чего в марте 1959 года к руководству республикой был приведён один из самых ярких лидеров узбекских интернационалистов — выходец из самаркандского клана Шараф Рашидов. Именно он, сумев объединить под своими знамёнами представителей разных узбекских кланов, почти на четверть века превратил Узбекистан в один из самых лояльных Центру и спокойных в национальном отношении регионов СССР. Достаточно сказать, что на его территории проживали более 100 наций и народностей и никаких межэтнических столкновений между ними практически не возникало.
Отметим, что в Узбекистане проживало и значительное число представителей «нации-цемента» — русских. И это было не случайно. Как верно пишет В. Казначеев: «Русская национальная психология, пожалуй, единственная, которая не только не исключает братства народов, но и подразумевает его. Только русские со своей врождённой толерантностью смогли скрепить гигантское евразийское пространство, не дать поглотить его активной капиталистической среде, постоянно требующей захвата новых колоний, получения дешёвой рабочей силы и новых рынков сбыта».
В 1939–1979 годах численность русских в СССР выросла со 100 миллионов 391,5 тысячи до 137 миллионов 397 тысяч — то есть на 37%. В это же время в Узбекистане численность русских увеличилась с 727331 человека до 1 миллиона 666 тысяч — то есть на 129%. Таким образом рост опережал общесоюзные темпы примерно в 3 раза. Подобного никогда бы не удалось достичь, если бы в Узбекистане был распространён национализм, какой был присущ, к примеру, прибалтийским республикам или ряду закавказских. Среди последних таковыми были Грузия и Армения. У последней даже герб был с определённым подтекстом (кстати, единственный подобный в СССР): на нём, помимо обязательных серпа и молота, было изображение Большого и Малого Арарата, которые находились… на территории другого государства — в Турции (Арарат только виден с территории Армении). Сами турки называли подобное изображение «символической экспансией». Однако на все упрёки по этому поводу армяне отвечали весьма оригинально: дескать, у самих турок на их гербе изображён полумесяц, хотя Луна тоже не является турецкой территорией.
Национализм был по-настоящему козырной картой в руках закавказских элит. Ловко манипулируя этой проблемой, они держали Москву «на крючке», выбивая тем самым из неё всевозможные преференции — как политические, так и экономические. В Кремле ведь как рассуждали: кавказцы — люди горячие и обидчивые, поэтому лучше их не злить и выполнять любые их просьбы. Например, «глазами и ушами» Москвы в республиках всегда были вторые секретари ЦК и председатели КГБ, назначаемые в основном из славян. Так было во всех республиках, кроме трёх прибалтийских и двух закавказских: Армении и Грузии.
Первой, к примеру, дозволялось иметь в качестве вторых секретарей не варягов, а собственные кадры — из армян. То же самое касалось и председателей КГБ — они тоже были местные: в 1954–1972 годах (почти 20 лет!) это был Г. Бадамянц, в 1978–1988 (10 лет) — М. Юзбашян. Отметим, что рекорд Бадамянца побил только один человек, причём тоже кавказец — грузин А. Инаури, который просидел в кресле шефа КГБ Грузии рекордное для страны время — 34 (!) года (1954–1988). В то же время в Узбекистане за период правления Рашидова (24 года) сменилось 6 главных чекистов, причём только один, последний, был из местных, но опять же не узбек, а… армянин.
Между тем не было в СССР более диссидентского КГБ, чем армянский. Как пишет историк А. Давтян: «Где в СССР можно было свободно посмотреть запрещённые к прокату по идеологическим мотивам фильмы? Представьте себе — в клубе Комитета госбезопасности Армянской ССР, прямо в здании КГБ на углу Налбандяна и Ханджяна… Практически полный спектр фильмов, демонстрировавшихся на закрытых просмотрах Московского Дома кино и ВГИКа (большинство действительно хороших фильмов, не попадавших в советский прокат), независимо от их идеологической направленности, можно было посмотреть в Клубе КГБ: будь то американские вестерны, итальянский неореализм, отечественные фильмы, лёгшие „на полку“ по цензурным соображениям, эротика, фильмы ужасов или концерты западных рок-групп…»
Отметим, что подобных вольностей (КГБ в роли проводника западной идеологии!) не было ни в одной советской республике, даже в прибалтийских. Что касается Узбекистана, то там не только в местном КГБ, но даже в широком прокате были запрещены к показу многие фильмы капиталистических стран (из США, Англии, Франции, Италии). Это было связано не только с местными традициями, осуждающими свободу нравов по-капиталистически, но и с нежеланием местной партийной элиты распространять в республике западную идеологию. По сути, высшая узбекская элита (в отличие от армянской) в этом вопросе солидаризировалась с теми восточноевропейскими коммунистами, которые давно подозревали кремлёвское руководство в ползучей реставрации капитализма. Как было написано в 1972 году в издании западногерманских коммунистов «Revolutionarer Weg»: «Империализм США очень хорошо знает, что капиталистическая реставрация в ревизионистских странах не может продвигаться только экономическими средствами. Должно последовать проникновение буржуазной идеологии, первоначально через культурные связи».
Вот почему в Узбекистане были немыслимы прецеденты, которые происходили в Армении. Так, в 1977 году именно в Ереване сожгли огромный портрет Брежнева, висящий в центре города, и именно оттуда в Москву в том же году приехали террористы, взорвавшие здесь три бомбы и убившие почти три десятка ни в чём не повинных москвичей.
Не меньшие вольности были присущи и Грузии. Перед ней Центр стелился даже сильнее, чем перед Арменией. Особенно сильным этот процесс стал после того, как к власти там в 1972 году был приведён Эдуард Шеварднадзе. Его приход был неслучайным, впрочем, как все смены властей в закавказских республиках, которые произошли в первые же годы после воцарения в КГБ Юрия Андропова (в 1969–1974 годах). Эти замены были непосредственно связаны с курсом на дальнейшую капитализацию этих республик. Так, бывший чекист Гейдар Алиев возглавил Азербайджан в 1969 году, сразу после того, как нефть стала мировой валютой (вместо угля) и Кремлю понадобилось, чтобы контроль за её добычей оказался в руках людей, во-первых, связанных со спецслужбами, во-вторых — более коммерчески активных.
Шеварднадзе тоже принадлежал к спецслужбам (только к МВД), и тоже был более прозападно настроен, чем его предшественник — Василий Мжаванадзе, который считался в республике «осколком прошлого»: он был представителем поколения фронтовиков (дослужился до генерала), да ещё долгое время жил вне пределов республики (даже по-грузински говорил плохо). В Армении к руководству также пришёл коммерсант-хозяйственник: вместо партаппаратчика А. Кочиняна им стал бывший «красный директор» Карен Демирчян.
Итак, при Шеварднадзе Грузия стала Москве ещё ближе и дороже. До этого Центр уже вкачал в эту закавказскую республику 14 миллиардов рублей, а после воцарения там Шеварднадзе субсидии потекли ещё обильнее. Грузинскую экономику стали дотировать на 60%, в то время как, например, узбекистанскую вдвое (!) меньше. В грузинскую социальную сферу вкачивалось в 15 раз больше средств, чем даже в «социалку» Российской Федерации! В результате уровень жизни в Грузии превышал средний показатель по стране втрое! Поэтому не случайно, что эту республику граждане СССР за глаза называли «родиной миллионеров» (при этом доля рабочего класса там составляла всего лишь 2%).
Послабления со стороны Центра грузины воспринимали как само собой разумеющееся, поскольку всегда претендовали на главенство среди советских республик, мотивируя это тем, что многие их земляки долгие годы определяли высшую политику страны (Сталин, Орджоникидзе, Берия и др.). При Шеварднадзе эти процессы усилились, приобретя весьма замысловатые формы. Например, грузины отказались отправлять в московский ВГИК своих студентов, мотивируя это тем, что там их испортят — привьют им имперские замашки. В итоге Москва разрешила (!) грузинским студентам учиться в Тбилиси, где был открыт филиал ВГИКа (при театральном институте).
Ещё более снисходительно Центр отнёсся и к другому тамошнему инциденту, куда более серьёзному: к волнениям в Тбилиси весной 78-го, когда грузины потребовали убрать из конституции утверждение русского языка в качестве государственного (по мнению митингующих им должен был оставаться только грузинский). Это был уже серьёзный повод для Кремля задуматься — куда идёт эта республика. Но Кремль не только не задумался, а совершил и вовсе запредельное действо: осенью того же года сделал Шеварднадзе… кандидатом в члены Политбюро. Говорят, по прямой протекции всё того же Андропова. Всё это, конечно, было не случайно и ясно указывало на то, что «кремлёвские глобалисты» тихой сапой наращивают свой человеческий потенциал в верхах, готовясь в скором времени полностью захватить власть в стране (отметим, что вместе с Шеварднадзе на том Пленуме 78-го года секретарём ЦК КПСС стал ещё один андроповский выдвиженец и будущий погубитель СССР — Михаил Горбачёв).
По мере капитализации прибалтийских и закавказских республик рос и тамошний национализм. Это было связано со всё более растущим стремлением элит контролировать ресурсы своих территорий без участия союзных органов власти. В итоге за два последних десятилетия (1960–1980) развитие товарно-денежных отношений в республиках Прибалтики и Закавказья привело к появлению полулегального слоя коммерсантов, стремившихся найти поддержку со стороны властей республик. И они эту поддержку нашли, в результате чего в этих регионах сложился альянс части партийно-хозяйственной элиты, националистически настроенной интеллигенции и нарождающегося класса предпринимателей. Как пишет публицист Г. Нижарадзе, «через два-три года после прихода к власти Шеварднадзе номенклатурно-теневая система быстро оправилась и расцвела пышным цветом… Нельзя сказать, что шеварднадзевский режим уж очень сильно отличался от общесоюзного, но в Грузии альянс правящей номенклатуры с теневиками был более рельефным и прямо-таки бросался в глаза…».
Читатель вправе спросить: а разве в том же Узбекистане не было подобного? Конечно, было. Но это, повторюсь, не сопровождалось всплеском оголтелого национализма и сепаратизма, когда республиканские власти где исподволь, а где и в открытую настраивали жителей своих республик против Центра, называя его оккупантом (как в Прибалтике) или кровососом (как в Закавказье). В Узбекистане ничего подобного не было — тамошняя высшая элита в большинстве своём была лояльна Центру, хотя в душе, конечно, могла его и не любить. В той же Грузии всё было иначе. Как напишет уже в наши дни журналист В. Марьян:
«Национализм стал в Грузии всеохватным явлением. При внешнем флёре интернационализма. А в реальности приоритет одной нации над остальными стал доминировать буквально во всём. В культуре, в образовании, при приёме на работу и продвижении по службе. К примеру, к 70-м годам в аппарате ЦК КП Грузии, где за два десятилетия до того работало немало русских, армян и представителей других национальностей, даже в машбюро их не стало. Чувство превосходства над другими стало внушаться грузинским детям с раннего детства. В передачах грузинского радио, в детских книжках их убеждали в том, что грузинская нация самая великая, самая героическая, самая красивая, самая талантливая и т.д. и т.п. В быту шовинизм стал проявляться в унизительных прозвищах инородцев…»
Кавказские республики всегда имели мощное лобби в кремлёвской (и около неё) власти, что и объясняло привилегированное положение этих республик по сравнению с остальными. Кавказцы в разные периоды не только входили в высший кремлёвский ареопаг — в Политбюро, но и возглавляли многие учреждения, играющие определяющую роль в советской внешней и внутренней политике. Например, такие «мозговые центры», как Всесоюзный институт системных исследований Государственного комитета по науке и технике при АН СССР (ВИСИ) и Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Первым руководил грузин Джермен Гвишиани — выдвиженец Л. Берии и супруг единственной дочери советского премьера Алексея Косыгина, вторым — армянин А. Арзуманян, который был женат на сестре жены другого влиятельного советского политика — Анастаса Микояна.
Отметим, что в ВИСИ в течение нескольких лет работал Егор Гайдар, который уже после развала СССР возглавит ельцинское правительство «шоковых реформ». Как верно напишет историк А. Шевякин, касаясь работы этих институтов, «эти и многие другие, интересующие заокеанскую сторону учреждения в конечном итоге попали под западное влияние и стали выразителями воли Америки. Ещё в застойные годы они прошли длительную эволюцию и в конце концов превратились в продолжение информационно-аналитических подразделений транснациональных корпораций».
И вот на этом фоне Узбекистан времён Рашидова выглядел одним из самых лояльных Центру и спокойных в национальном отношении регионом, где в мире и согласии жили и трудились более сотни различных наций и народностей. Причём нельзя сказать, что Рашидов был откровенно промосковским правителем, нет, он тоже во главу угла ставил прежде всего приоритеты своей нации. Но он избрал разумный компромисс в отношениях с Центром и проводил такую политику, которая позволяла жителям его республики спокойно жить и трудиться, а не забивать свою голову разного рода шовинистическими идеями.
Между тем трагедия среднеазиатских республик заключалась в том, что, даже несмотря на лояльность и большой людской потенциал (а это почти 40 миллионов жителей), их руководителей Центр чаще всего держал на почтительном расстоянии от принятия важнейших государственных решений, предпочитая прислушиваться к мнению руководителей из Прибалтики и Закавказья. Их Центр считал более «цивилизованными» и более способными к тому, чтобы вести диалог с Западом. Чем завершился этот диалог, мы теперь хорошо знаем: именно прибалты и кавказцы взорвали окраины страны, после чего СССР развалился. Они же затем первыми прокляли «братскую советскую дружбу» и переметнулись на сторону недавнего стратегического врага, став его самыми верноподданными служками.
Перелом в отношениях Центра и советских мусульманских республик мог наступить в конце эры Брежнева. Буквально накануне своей смерти (если точно — то за семь с половиной месяцев) генсек внезапно отправился в Узбекистан, где собрал всех руководителей Среднеазиатского региона. А буквально за полтора месяца до своего ухода в мир иной Брежнев посетил ещё одну мусульманскую республику — Азербайджан. Учитывая, что лидер страны в то время уже буквально дышал на ладан и каждая такая поездка стоила ему большого напряжения сил, зададимся вопросом: чем были вызваны эти вояжи (последние в жизни генсека)? Не было ли это связано с желанием Брежнева и его сторонников наконец опереться на мусульманский центр силы вместо прежнего — кавказско-еврейского (глобалистского)? Не понял ли престарелый генсек на закате своей жизни, что именно мусульманство может стать одной из главных державных скреп для Советского государства? Ведь ещё Александр Невский произнёс по этому поводу крылатую фразу: «Крепить оборону на Западе, а друзей искать на Востоке». Были и другие высказывания на этот счёт. Например, архиепископ Дмитрий (Абашидзе), одно время возглавлявший Туркестанскую епархию, отмечал: «Мусульмане всегда были верными подданными Российской державы». Увы, но это прекрасно понимали и враги советского проекта как внутри страны, так и за её пределами (главным образом в США и Израиле). После смерти Брежнева к власти пришёл Андропов, который спустя пять месяцев после своего воцарения в Кремле отправил в Узбекистан первую группу следователей из так называемого «андроповского десанта».
Судя по всему, посредством «узбекского дела» глобалисты из Кремля преследовали цель подчинить себе и расчистить плацдарм для капитализации Узбекистана, а через него и всей Средней Азии. Они не ставили целью подчинить себе, к примеру, не менее коррумпированные республики Закавказья, поскольку те уже давно были капитализированы и выступали союзниками «кремлёвских глобалистов». Жертвой должен был стать Узбекистан, который долгие десятилетия был не только одним из центров мусульманского населения СССР (более 90% жителей там составляли мусульмане), но и одним из региональных лидеров Азиатского региона. «Кремлёвские глобалисты» собирались не только произвести смену элит: поменять интернационалистов на капиталистов (замена из разряда тех, которые произошли десятилетие назад в Закавказье), но и привести мусульманский регион (один из самых густонаселённых и трудоспособных) в такое состояние, которое позволило бы эксплуатировать его население, что называется, «по-чёрному» (то бишь по-капиталистически). Примешивался сюда и внешнеполитический фактор: желание подыграть мировым глобалистам, которые оказались напуганы радикализацией исламского мира после революции в Иране в 1979 году. Кстати, этот «подыгрыш» начался незадолго до прихода Андропова к власти, но тоже при его активном участии — когда советские войска вошли в Афганистан.
Рашидов давно раздражал «кремлёвских глобалистов», и было несколько попыток сместить его с поста. Однако каждый раз за него заступался Брежнев, который практически с самого начала своего правления избрал тактику сохранения паритета между державниками и западниками. Но с момента начала войны в Афганистане раздражение к Рашидову со стороны его противников стало стремительно нарастать, поскольку он всё настойчивее стал высказывать свои сомнения в продолжении этой войны, которая становилась серьёзной проблемой для среднеазиатских республик. Рашидов оказался в стане тех людей, кто всё чаще ставил перед кремлёвскими руководителями вопрос: доколе? Ответа на этот вопрос не было вплоть до момента, пока Андропов не пришёл к власти. После чего в Узбекистан был послан «андроповский десант».
Воцарившись в Кремле, Андропов стал ещё более укреплять позиции кавказцев в высших эшелонах власти. Так, азербайджанца Гейдара Алиева он сделал членом Политбюро и первым заместителем председателя союзного Совмина в расчёте на то, что уже в скором времени тот сменит на посту премьера престарелого брежневца Н. Тихонова. Учитывая, что Алиев был мусульманином, можно легко предположить, какую реакцию это возвышение вызвало в стане других кавказцев, давних соперников Алиева — грузин и армян (ведь от первых в состав Политбюро был делегирован Эдуард Шеварднадзе, но только в качестве кандидата, а от вторых вообще никто, причём длилось это уже достаточно долго — с марта 1966 года, когда из Политбюро был выведен армянин Анастас Микоян). Однако Андропов был прекрасно осведомлён, что те же армяне и грузины достаточно активно проникали и закреплялись в других высших органах государственной власти: в отделах ЦК КПСС, министерствах, главках и т.д. То есть лобби у них в Москве было достаточно внушительное. С азербайджанцами (как и с другими мусульманами) всё обстояло иначе — их позиции во властных верхах были значительно слабее. Видимо, чтобы несколько уравновесить эту ситуацию, Андропов и ввёл Алиева в состав Политбюро.
Однако параллельно с этим шло усиление позиций и других кавказских кланов. Так, грузин Тенгиз Ментешашвили (сподвижник Шеварднадзе и бывший первый секретарь Тбилисского горкома) был назначен секретарём Президиума Верховного Совета СССР (вместо умершего, и опять же грузина (!), М. Георгадзе, который просидел на этом посту ни много ни мало 25 лет!). Кроме этого, одним из ближайших помощников Андропова был карабахский армянин Георгий Шахназаров, с которым они были знакомы более 20 лет — с тех пор как Шахназаров пришёл работать в Международный отдел ЦК КПСС, который возглавлял Андропов (знаменательный факт — чуть позже Шахназаров станет помощником М. Горбачёва).
Короче, несмотря на то что руководящие элиты Грузии и Армении являлись наиболее националистически и сепаратистски настроенными, однако во многом именно на кавказские кадры Андропов сделал ставку в своих реформах. Не потому ли, что они были более капитализированы и потому более готовы к будущей смене общественного строя, чем узбекские интернационалисты?
Отметим следующий парадокс: несмотря на то что Грузия считалась одной из самых националистических советских республик, однако она же была и наиболее «коммунистической» нацией: в 1982 году из 10 тысяч грузин 826 являлись счастливыми обладателями партийных билетов, опережая по этому показателю русских с белорусами (774 и 706) и оставляя далеко позади туркмен, молдаван и таджиков (320, 316 и 268). Объяснялся сей парадокс достаточно просто. Во всех советских республиках к тому времени членство в КПСС становилось товаром, пользовавшимся спросом на рынке. Но именно в Грузии этот спрос был наиболее высоким, поэтому и уровень коррупции в партийной среде там был соответствующим — одним из самых высоких в стране. Думаете, Андропов этого не знал? Естественно, знал, но предпочёл грузин не трогать.
Судя по всему, атака на Узбекистан готовилась не один месяц в недрах союзного КГБ и ЦК КПСС. Естественно, полной правды об этой спецоперации мы никогда не узнаем, поскольку документы об этом вряд ли сохранились, а большинство участников её либо уже умерли, либо вместо правды предпочитают рассказывать общественности мифологизированную историю о том, как «в насквозь коррумпированный Узбекистан были отправлены честные следователи, чтобы разворошить преступное гнездо». Следователи в большинстве своём и в самом деле были честными, однако использовали их отнюдь не для того, чтобы восторжествовала справедливость.
Затевая «узбекское дело», Андропов исходил исключительно из клановых интересов. Начав чистки в Узбекистане, он в то же время стал усиливать позиции кавказцев, что было нонсенсом: нельзя бороться с коррупцией и одновременно поощрять сепаратизм. В Узбекистане была коррупция, но не было сепаратизма, в Закавказье было и то и другое. Вопрос на засыпку: где надо было прежде всего наводить порядок, чтобы спасти государство? Ответ, думаю, очевиден. Андропов же поступил вопреки всякой очевидности.
Отдадим ему должное: он весьма умело воспользовался определённой разобщённостью узбекской элиты, а также использовал «втёмную» группировки, которые существовали в Центре. Например, удар по «среднеазиатскому клану» был с большим воодушевлением поддержан державниками (русскими патриотами), которые давно считали, что «нацмены сидят на шее у России». Центр и в самом деле в значительной мере субсидировал почти все союзные республики, однако здесь было одно «но»: какова была отдача этих республик в обмен на эти субсидии.
Например, если взять тот же Узбекистан, то его отчисления в союзную копилку были весьма существенными: тут и «белое золото» — хлопок (его государство покупало у республики за копейки, а продавало за валюту в 34 государства), и настоящее золото (республика занимала 2-е место по золотодобыче в стране; только предприятие в Мурунтау — единственное в мире как по мощности, так и по технологии, выпускающей слитки высокой чистоты, — имело мощность 18 миллионов тонн руды в год, из которых получалось 50 тонн золота), а также уголь, медь, нефть и т.д. (ежегодный национальный доход республики в начале 80-х составлял 20–21 миллиард рублей).
Кроме этого, как уже отмечалось выше, весьма значительным был вклад Узбекистана в так называемой неконвертируемой валюте — то есть в духовной сфере. Эта республика, которую населяли более 100 наций и народностей, являлась своего рода регионом, цементирующим братскую дружбу народов СССР. Именно там русские люди чувствовали себя наиболее комфортно, о чём свидетельствовали факты, упоминаемые выше, — темпы прироста русскоязычного населения, которые обгоняли общесоюзные в три раза! Похожая ситуация сложилась и в других республиках Средней Азии, чего нельзя было сказать о закавказских и прибалтийских республиках, где русские с недавних пор стали жить, что называется, на пороховой бочке.
Между тем ни о каком «сидении на шее у Центра» в отношении Узбекистана говорить было нельзя. Если, к примеру, в начале 80-х месячный заработок сельских жителей там составил 59,4 рубля, то по стране он равнялся 91,5 рубля (и это при том, что минимальная заработная плата официально составляла 75 рублей). Объём торговли на душу населения в Узбекистане был в 1,5 раза меньше, чем по Союзу, и он занимал следующие места среди 15 республик по оказанию услуг населению: по связи (почта, телеграф, телефон) — 15-е место, по культурному обслуживанию — 14-е, по жилью, транспорту — 13-е. Потребление на душу населения продуктов животноводства (мясо, молоко, масло, яйца), фруктов, овощей оказалось в 2 раза меньше против общесоюзного уровня.
Вина Центра в сложившейся ситуации была очевидной, поскольку он субсидировал республики неодинаково, выделяя прежде всего «любимчиков». Среди последних были те же Грузия, Армения, а также прибалтийские республики, которые вносили во всесоюзную копилку значительно меньше средств, чем Узбекистан, однако требовали себе значительно больших привилегий. И получали их, поскольку имели в союзной столице мощное лобби (например, первым заместителем министра финансов СССР был армянин). Однако в обмен на эти привилегии Кавказ и Прибалтика платили Москве… ростом национализма и сепаратизма.
Одним из руководителей «андроповского десанта», посланного в Узбекистан, был близкий соратник Андропова, новый председатель КГБ СССР (с декабря 1982 года) Виктор Чебриков. Отметим весьма показательный факт: в декабре 1983 года, спустя два месяца после смерти Рашидова, именно Чебриков придёт на его место в Политбюро — будет избран на Пленуме ЦК кандидатом в этот высший кремлёвский ареопаг. Судя по всему, это было платой ему за его деятельное участие в «андроповском десанте», отправленном в Узбекистан.
«Узбекское дело» началось в Бухаре с арестов в органах МВД. Это было не случайно, а явилось целенаправленным ударом по вотчине Николая Щёлокова, которое андроповцы уже назначили «главным коррупционным ведомством страны».
Согласно официальной версии, растиражированной в годы горбачёвской перестройки во всех советских СМИ, чистки в Узбекистане начались после заявления некой женщины, обвинившей руководство бухарского УВД во взяточничестве. На самом деле, конечно же, всё было куда более серьёзно. «Отмашку» этой операции дали в Москве, а узбекистанский КГБ тут же взял под козырёк. Отметим, что возглавлял его… армянин Левон Мелкумов (Мелкумян). Судя по всему, он действовал заодно с Москвой, поскольку давно находился в оппозиции к Рашидову и его сторонникам. Его симпатии были на стороне ферганского клана, на который сделала свою ставку и Москва. Поэтому Мелкумов был посвящён во многие детали разработанной в союзной столице спецоперации, хотя наверняка и не во все. И посвятили его в эти детали не случайно.
Как уже отмечалось, Мелкумов был армянином, а именно представители этой национальности составляли значительное число «кремлёвских глобалистов». Заметим, что и одним из начальников следственной группы союзной прокуратуры в Узбекистане (причём самым раскрученным благодаря горбачёвским либеральным СМИ) будет назначен… тоже армянин Тельман Гдлян. С 1974 года тот работал в союзной прокуратуре и был известен как хваткий «следак» — так «рвал» службу перед начальством, что буквально пыль стояла столбом. Именно за это рвение его и назначили одним из руководителей «андроповского десанта».
Отметим и другой факт. Гдлян, будучи армянином (по отцу, а мать у него была еврейкой), родился в Грузии. А эти республики в СССР, как уже говорилось, считались одними из самых развитых по части капитализации экономики. Например, в Армении многие предприятия имели «подпольные» цеха, которые «клепали» частную продукцию «налево» — то есть прибыль от них шла исключительно в карман «красных директоров». Коррумпированная местная власть закрывала на это глаза, поскольку была в доле с последними. А в Москву шли бодрые рапорты о том, что в республике успешно развивается «инициативная экономика» — якобы аналог того, что внедрялось в ряде социалистических стран (отметим, что заведующим экономическим отделом ЦК КП Армении был человек, который в конце 70-х изучал «закономерности развития экономики в условиях самоуправления» в самой капиталистической стране соцлагеря — Югославии и, прежде чем попасть на свой высокий пост, более пяти лет преподавал эти «закономерности» работникам армянского ЦК КП). Кстати, и Горбачёв, когда придёт вскоре к власти, свои экономические реформы будет строить именно на «югославском опыте».
Короче, если бы Москва на самом деле захотела вскрыть коррупционный гнойник на территории СССР, можно было смело посылать «десанты» в Армению или Грузию и арестовывать людей, что называется, пачками (отметим, что Гдлян был докой и в такого рода делах: в конце 70-х он расследовал деяния «цеховиков» в Чечено-Ингушетии). Однако Гдляна и К° послали в Узбекистан. Таким образом «кавказское лобби» в Кремле отводило беду как от своих республик, так и от своих соотечественников в самом Узбекистане, коих должен был «прикрыть» Гдлян. Ведь в высших эшелонах узбекской власти тех же армян было достаточно много, несмотря на то что общее число граждан этой национальности в этой республике составляло около 0,2% от всех жителей.
«Прикрытие» полностью удалось: в ходе «узбекского дела» будут арестованы тысячи (!) людей, однако среди них фактически не окажется ни одного представителя армянской национальности. То есть в уголовных делах в качестве главных фигурантов будут проходить узбеки, таджики, туркмены, русские, азербайджанцы, греки, украинцы и т.д., но ни одного высокопоставленного армянина среди них не окажется (а их, повторюсь, в руководящих кругах Узбекистана было предостаточно — в одних органах внутренних дел четверть личного состава составляли армяне). Получалось, что преступниками в этой республике мог оказаться кто угодно, но только не граждане армянской национальности. Позднее эта политика «кремлёвских глобалистов» дорого обойдётся простым армянам, проживающим в Узбекистане: местные жители их станут оттуда выживать. Впрочем, вполне возможно, именно этого как раз и добивались «глобалисты» — поссорить между собой народы, которые на протяжении десятилетий жили друг с другом в мире и согласии.
Отметим, что, даже несмотря на эти процессы, выдавливание армян из Узбекистана имело меньшую активность, чем в других среднеазиатских республиках, где армяне после узбекистанских событий угодили в разряд потенциально опасной диаспоры. В итоге из 180 тысяч уехавших из данного региона армян большую часть составляли выходцы из Таджикистана и Туркмении, и только потом шёл Узбекистан. То есть узбеки и здесь доказали свою национальную толерантность.
Рашидову и его сторонникам не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, против кого было направлено «узбекское дело». Ведь Мелкумов действовал в обход высшего руководства Узбекистана, выполняя прямое указание Москвы. Значит, повторялась та же схема, которая была опробована Андроповым в Азербайджане и Грузии. То есть целью Москвы была смена высшего руководства республики.
Отметим, что поначалу в планы андроповцев входило «мягкое» смещение Рашидова — то есть согласно его собственному желанию. Но чтобы это желание у него появилось, в Узбекистан был послан пресловутый «андроповский десант», а также было организовано противниками Рашидова «эпистолярное наступление» — то есть в Москву полетели тысячи писем, в которых их авторы жаловались на неблагополучное состояние дел в республике практически во всех областях её жизнедеятельности. Вскоре после этого в Москву был вызван сам Рашидов с явной целью вручить ему «чёрную метку». Руководитель Узбекистана сначала согласился подать в отставку, но, когда вернулся в республику, передумал — решил сделать это осенью, после уборки хлопка. Но Кремль не хотел ждать даже недели, а не то что полгода. В итоге аресты в республике продолжились с удвоенной энергией. В разгар их — 31 октября 1983 года — Рашидов внезапно скончался.
Смерть была вызвана естественными причинами, которые были усугублены атакой на республику со стороны Центра: у Рашидова было больное сердце, что было следствием тяжёлого ранения, которое он получил на фронте в 1942 году. Кстати, в Москве прекрасно знали о всех болячках Рашидова, поскольку он, как высшее номенклатурное лицо, был приписан к 4-му управлению Минздрава и часто наблюдался в Москве. Учитывая это, можно предположить, что недоброжелатели Рашидова намеренно нагнетали атмосферу вокруг него, чтобы его сердце не выдержало. Кто-то из читателей сочтёт это за досужий вымысел, но думать так есть веские причины. Ведь политика — вещь грязная, тем более большая политика. И не важно, где она вершится: в далёком Белом доме в Вашингтоне или в московском Кремле.
Несмотря на то что сразу после смерти Рашидова из жизни ушёл и сам Андропов (в феврале 1984-го), «андроповский десант» в Узбекистане продолжил свою деятельность, причём с ещё большим энтузиазмом. Всё это было не случайно: ведь для «кремлёвских глобалистов» была важна не столько смерть Рашидова, сколько кардинальная замена тех кадров, которые он выпестовал. Их всех Кремль объявил коррупционерами, хотя истина, повторюсь, крылась в другом: они могли помешать «глобалистам» в их планах подмять под себя республику (а с ней и всю Среднюю Азию) и ускорить тамошнюю капитализацию.
Узбекистан стал тем полигоном для «кремлёвских глобалистов», на котором они испытали систему так называемого «управляемого хаоса» на деле. Там они намеренно стравливали друг с другом различные кланы, чтобы в этой междоусобной войне наработать необходимые навыки, которые должны были пригодиться им в их дальнейшей «перестройке» общества по своим глобалистским лекалам. Они тысячами арестовывали и правых, и виноватых, конфисковывали их материальные ценности, львиная доля из которых шла не в государственный бюджет, а в карманы самих разработчиков этой операции.
К лету 1986 года только за должностные преступления в Узбекистане было привлечено к ответственности 22 тысячи человек (всего до конца 80-х через чистки там пройдут около 58 тысяч должностных лиц). Были сняты со своих постов 172 работника, входивших в номенклатуру ЦК КПСС, 1813 — входивших в номенклатуру ЦК КП Узбекистана, среди них 52 секретаря обкома (из 65), 408 секретарей горкомов и райкомов партии (70%). Вместо них пришли новые люди, многие из которых не обладали должным опытом работы, да и действовать им приходилось отнюдь не в благополучной атмосфере.
Между тем московские разработчики чисток в Узбекистане ловко уводили общественное внимание в сторону от тех, кто на самом деле представлял угрозу для общества. Например, под шумок борьбы с «узбекской мафией» «глобалисты» позволили кавказским кланам проникнуть в центральные регионы России: в частности, в сердце страны, в Москву, — город был окончательно захвачен и поделён между кавказскими преступными группировками именно в середине 80-х.
То же самое произошло и с проектом переброса части стока сибирских рек в Среднюю Азию. Именно в 1986 году «кремлёвские глобалисты» стали наиболее активно натравливать державников на среднеазиатские элиты, чтобы «загрести жар чужими руками» — то есть перессорить между собой тех, кто мог помешать им в их планах. Как верно пишет философ С. Кара-Мурза, «эта кампания прямо разрушала идею общей исторической судьбы народов СССР — прежде всего во взаимоотношениях РСФСР и Средней Азии. Почему народы Средней Азии вошли в состав России практически добровольно? В частности, и потому, что это обещало очень выгодное для обеих сторон соединение ресурсов — земли, солнца, труда и воды… В какой-то степени „в кредит“ под будущую воду узбеки и туркмены всю свою наличную воду пустили под хлопок, который затем вывозился в Центр России. И вдруг — шумная кампания с криками „Не дадим воду!“. Кампания, возглавленная элитарной интеллигенцией и явно поддержанная верхушкой КПСС. Нетрудно представить, как она была воспринята в массовом сознании народов Средней Азии. Идейная основа СССР треснула. В кампании против „поворота рек“ уже зрел зародыш беловежского сговора…».
По задумке организаторов «узбекского дела» эта республика должна была предстать в глазах рядовых советских граждан «всесоюзным центром преступности». Это было тем более кощунственно, что долгие годы именно эта республика по части криминогенной обстановки считалась одной из самых благополучных в Союзе. Но после приезда туда «андроповского десанта», который весь свой пыл направил на выявление взяточников и коррупционеров, кривая уголовной преступности в республике резко пошла вверх. Такого разгула уголовщины просто не могло быть при Рашидове, который всегда держал руку на пульсе работы правоохранительной системы. А теперь республиканские органы внутренних дел были настолько деморализованы, что противостоять распоясавшимся бандитам практически стало некому. Волна бандитизма буквально захлестнула Узбекистан. Только в 1984 году там было зафиксировано 308 вооружённых разбойных нападений, 1406 грабежей и 5101 квартирная кража. К концу десятилетия в республике уже действовало несколько сотен (!) преступных бандформирований, причём практически все они появились на свет не до, а после смерти Рашидова. Впрочем, такая же ситуация царила тогда по всей стране, погрузившейся в настоящее лихолетье, именуемое «перестройкой». На самом деле это был обыкновенный грабёж и развал великой державы.
Как теперь уже понятно — Горбачёв являлся ставленником «кремлёвских глобалистов», которые действовали в тайном сговоре со своими зарубежными сторонниками, полпредом которых выступила тогдашний премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер (одна из лидеров неоконсерваторов): это она во всеуслышание объявила на весь западный мир, что «с этим человеком можно иметь дело». Кроме этого, свою лепту внесли и воротилы еврейских и закавказских диаспор, жившие за пределами СССР и обладавшие не только огромными финансовыми средствами, но, главное, влиянием во всём мире. В самом Союзе за Горбачёва хлопотали разные люди: тут были и влиятельные «международники» вроде члена Политбюро, министра иностранных дел Андрея Громыко или кандидата в члены Политбюро, заведующего Международным отделом ЦК КПСС Бориса Пономарёва; а также фигуры рангом пониже вроде директора Института США и Канады Георгия Арбатова, директора Института мировой экономики и международных отношений АН СССР Александра Яковлева или его сменщика (с 1985 года) на посту директора Евгения Примакова (отметим, что последний имел еврейско-кавказские корни: родился в Тбилиси и был женат на сестре директора ВИСИ Джермена Гвишиани).
Первое, что сделал Горбачёв, придя к власти, — поставил своего человека во главе внешнеполитического ведомства. Им стал недавний лидер Грузии Эдуард Шеварднадзе. Много позже станет понятно, откуда росли ноги у этого назначения. Со стороны Горбачёва это было своеобразным «алаверды» в сторону кавказцев, внёсших весомый вклад в дело его возведения на трон, а также уступка мировым глобалистам, которые уже приступили к практическому осуществлению будущего развала СССР. И лучшей кандидатуры для этого, чем сепаратист Шеварднадзе, трудно было себе представить. Как пишет он сам в своих мемуарах, «нам с Горбачёвым было ясно: не изменив внешнюю политику, не изъяв из неё главные факторы недоверия — силовой компонент и ориентацию на идеологические „указатели пути“, мы не создадим вокруг неё зоны комфортного доверия…».
Как мы теперь знаем, «зону комфортного доверия» Горбачёв и Шеварднадзе и в самом деле создали, только комфортно в ней чувствовал себя лишь стратегический противник СССР — США, а сами Советы должны были играть в этой «зоне» роль туземца, которого мировые глобалисты собирались купить (и благополучно купили) за бижутерию. Как верно заметит госсекретарь США Дж. Бейкер, «Шеварднадзе выполнил все наши пожелания на 120 процентов!». В итоге некогда великий и могучий СССР пал.
За оказанную ему услугу в деле уничтожения великой державы Запад сполна воздал Горбачёву и Шеварднадзе: осыпал их всевозможными наградами и провозгласил «людьми тысячелетия». Таковыми они считаются в либеральной историографии и поныне. Зато деятели вроде Шарафа Рашидова числятся там по разряду преступников. Что, естественно, верх вопиющей несправедливости. Рашидов был интернационалистом, лидером одной из самых просоветских республик и СССР не разваливал. В его деятельности были ошибки и заблуждения, но высокой идее он всегда оставался верен и страну свою, ровесником которой являлся, не предавал. Побегушкой или официантом-разносчиком на банкете мировых глобалистов он никогда не был, да и не мог быть по определению. За это, собственно, горбачёвский агитпроп и сделал из него этакого монстра — «босса всесоюзной мафии». Чтобы истинные мафиози чувствовали себя в безопасности.
Горбачёв и К° прекрасно понимали, что они делали: их задачей было не мобилизовать систему, не реформировать её, а именно угробить. И краеугольным камнем в их политике было разрушение многонациональной дружбы советского народа. На это указывал ещё первый шеф ЦРУ Аллен Даллес в начале 50-х, так что его тезисы здорово пригодились горбачёвцам спустя 35 лет. И та массированная кампания в советских СМИ по поводу так называемого «узбекского дела» (это обозначение стало всесоюзным брендом в советской печати именно в 1987 году) была далеко не случайной: с её помощью советских людей невольно приучали к мысли, что весь узбекский народ — вор и захребетник, сидящий на шее у «старшего брата», у России. В итоге в 1987–1989 годах в советских СМИ было опубликовано более четырёх сотен (!) статей, где разоблачалась «узбекская мафия». Не «грузинская», «армянская» или «молдавская», а именно «узбекская».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.