ЛЮБИМЫЙ ЦВЕТ — СЕРЫЙ Из блокнота

ЛЮБИМЫЙ ЦВЕТ — СЕРЫЙ

Из блокнота

Полагаю, никаких закадычных друзей у Михаила Сергеевича Горбачева не было.

Время от времени появлялись «верные единомышленники». Но оказывалось, что президент и генсек «едино мыслил» с ними лишь до поры.

Однако нашлись в конце концов и такие, которым Горбачев доверился полностью: Янаев, Крючков, Болдин, Язов, Павлов, Лукьянов…

Чем заслужили абсолютное доверие эти пятеро? Исходя из чего подбирал генсек и президент «приближенных», по какому принципу формировал он свое окружение? По тому же, что и предыдущие вожди коммунистической партии и советского государства.

Надо было неукоснительно соответствовать определенным условиям… Во-первых, быть (или казаться!) глупей и неприглядней вождя. Во-вторых, не иметь ни своего, ни чужого мнения, кроме замыслов своего хозяина и фанатично, с закрытыми глазами следовать им: перестройка — пожалуйста, антиперестройка — будьте добры…

Валерия Болдина я знал по редакции газеты «Правда», где он руководил сельскохозяйственным отделом. Что-то пописывал… В частности, речи и доклады для секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Михаила Сергеевича. На этой почве — не скажу «плодородной», но, безусловно, сельскохозяйственной — они и сошлись. Болдинские недоброжелатели злонамеренно утверждают, что фамилия Болдин происходит от ругательного «балда». Намекают на что-то обидное… Но Болдин «балдой», то есть отпетым дураком, никогда не был. И умным не слыл… Как большинство ближайших помощников Горби, он был никаким. Хотя в любознательности Валерию Болдину не откажешь: у него обнаружили магнитофонные записи не только государственных акций правительственного уровня, но и акций интимных, постельных того же самого ранга. Руководитель секретариата, а по сути — всего аппарата генсека и президента, желал быть в курсе всех проявлений и возможностей коммунистических лидеров.

И Язов был никаким… Разве что лицо выделялось красно-бурым цветом. Какая-то краска, значит, все же была, и свидетельствовала она о том, что Язов тоже был не дурак… выпить. С ним я лично знаком не был: писатели с маршалами редко общаются. А вот с Янаевым приходилось встречаться… Он долгие годы возглавлял комитет молодежных организаций ЦК комсомола. Что за комитет? Что обязаны уметь его лидеры? Многозначительно опрокидывать себе в рот бокалы на приемах многочисленных зарубежных делегаций. Естественно, за мир и дружбу между народами. Провозглашать тосты за то же самое и вдали от отечества, представляя «авторитетные советские делегации». На такой вот почве — не сельскохозяйственной, как с Болдиным, а на бокало-рюмочной — сошлись Миша и Гена. Спиртное очень сближает… А Михаил Сергеевич, рассказывают, выпить в ту пору любил! Потому-то и принял несколько позже оглашенный антиалкогольный закон, положив начало мощной индустрии самогоноварения и процессу тотального ограбления советской казны и личных бюджетов советских граждан.

Одним словом, и Янаев ярких примет не имел, чем, мне кажется, и добился высочайшего доверия президента, который сумел-таки (не без усилий, с третьего или четвертого захода) продвинуть его аж в вице-президенты. Янаев стал «вторым человеком» в стране. Примитивный бабник и выпивоха… Другими достоинствами он не блистал. На выборах будущий вице-президент, правда, поразил даже видавших виды депутатов своей безыскусной доверительностью. На вопрос по поводу состояния его физических сил Геннадий Иванович ответил: «Спросите у моей жены!» Впрочем, может быть, это было приступом юмора? Или на нервной почве… Сколько на свете самых разнообразных почв!

Безграничное доверие к Павлову возникло, вероятно, благодаря тому, что его неказистая антипатичность себя даже и не скрывала, а, наоборот, всячески выпячивала: не лицо, а ряшка (как говорят в народе, «не оплюешь»); лоб в отличие от раздутых щек узкий, почти незаметный, волосы — колким, иглистым, боксерским бобриком. Одним словом, как сказал сатирик: «Лицо, не обезображенное интеллектом». На фоне Витте и Столыпина, которые тоже были премьерами на Руси, этот премьер внешне, как видим, проигрывал. Ну, а внутренне? Что у него было внутри и было ли там вообще что-нибудь? Никто точно не знал. Скрывал Валентин Павлов, усиленно скрывал все, чему внутри быть положено: ум, душу, сердце… Когда он служил министром финансов, один из его заместителей, человек бесстрашно-принципиальный, мне сказал:

— Представляете, в министерстве я числюсь героем: захожу в кабинет к министру, не записываясь за неделю.

Он считал очереди явлением до того естественным, что даже своих заместителей в очередь выстроил.

— Бюрократ?

— Король бюрократов!

Бывшая сотрудница Госплана так отозвалась о Павлове, которого наблюдала в начале его карьеры:

— Валентин? Полный был очень, неповоротливый. Неуклюжий… А больше ничего о нем сказать не могу. Не запомнилось как-то…

Еще один из ближайшего окружения, Владимир Крючков, в иносказательном смысле краску имел: он был забрызган кровью венгров, восставших против «социалистического рая» в 1956 году.

Сотрудник советского посольства в Будапеште, Крючков собственноручно, быть может, не вешал и не расстреливал. Но провоцировал то и другое.

Сделавшись председателем КГБ, Крючков официально произнес про кого-то фразу, которая заставила меня содрогнуться:

«Мы его даже не расстреляли». Значит, расстрел, уничтожение людей были для него делом привычным. Он упрямо пытался вернуть страну в эпоху шпиономании, запугивал всеми на свете спецслужбами, кроме своей. Внешность у него была вызывающе иезуитская… И несмотря на все это, Крючков заслужил абсолютное доверие главы государства.

Представители ближайшего окружения однажды окружили Михаила Сергеевича… окружили тем враждебным, хоть и загадочным, кольцом, которое именуют «августовским путчем».

Таких вот — бесцветных, безликих — Горби почему-то не остерегался… Он упорно не постигал (не желал постичь!), что личности истинные, выдающиеся — подобные Сахарову — переворотов не замышляют, брезгливо отвергают закулисные интриги и тем более — заговоры. Людей столь глобального уровня Горби боялся, а ничтожества казались ему своими, понятными и надежными. Это горчайшее заблуждение, традиционное для коммунистических лидеров, дорого обошлось Горбачеву. Впрочем, я убежден: вернись он сейчас на прежние посты, все пошло бы так же, по-старому. Ну, не близки ему люди высокого стиля, и не в состоянии он понять, что «низкий» уровень умственного развития и общения сопряжен и с другой — всяческой! — низостью.

Что поделаешь, патологическая боязнь личностей — непременная и неизлечимая болезнь коммунистических вождей. Даже Хрущев, который (повторюсь!), хоть и не до конца, но первым разоблачил Сталина, поднял «железный занавес» и, при всех своих шараханиях от «оттепели» к политическим заморозкам, свершил много доброго и хорошего, даже он опасался не Полянского с Брежневым и Подгорным, которые его и предали, а испугался великого полководца, маршала Жукова, который бы, думаю, его защитил.

Не терпели руководящие большевики личностей. Их преследовало необъяснимое желание опираться на… пустоту.

Почему я так много слов и даже глав уделил Горбачеву? Потому что и надежд с ним было связано очень много. Кое-какие сбылись… Бесспорно сбылись!

Да, Горбачев был первым генсеком, пытавшимся не только провозглашать, но и воплощать идеалы свободы.

Но отчего осталось столько разочарований? Отчего? Чтобы убедительно ответить, нужны многотомные исследования.

Я же хотел хоть в чем-то разобраться, обращаясь к фактам, порою вроде второстепенным, но, на мой взгляд, весьма показательным. А кроме того… Когда речь идет о главе государства, ничего второстепенного нет.