Под знаком гибели

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Под знаком гибели

Одна из причин преждевременного ухода из жизни — это старые раны Хемингуэя. Мало найдется другой писатель, который бы столько раз попадал в различные аварии, был ранен, находился на волоске от смерти, как Хемингуэй. Про него можно было смело сказать: старый травматик.

Все началось еще в юности, когда Хемингуэй увлекался боксом. Три перелома носа, травма левого глаза, несколько сотрясений мозга, — вот во что обошлось ему увлечение рингом. Но не отвратило от бокса, которым Хэм продолжал заниматься и в последующие годы. Тренируя тело, — он тренировал свой мозг. И изживал попутно страх, примечательно, что в книгах Хемингуэя, в его письмах, в разговорах часто возникало слово «страх». Он не понаслышке знал, что такое страх, но всегда преодолевал его. Он любил риск, а риск без страха не бывает.

8 июля 1918 года на фронте Первой мировой войны Хемингуэй спас итальянского солдата, попал под артиллерийский обстрел, но продолжал ползти и тащить незнакомого ему итальянца. В итоге сам оказался в госпитале с простреленными коленями и пробитой ступней, начиненный 22 мелкими осколками, некоторые из них остались в теле писателя на всю жизнь, итальянский хирург сделал невозможное и поставил Хэма на ноги.

Уже в мирное время — в ночь на 1 ноября 1930 года, — возвращаясь на машине с охоты на лося в штате Вайоминг, Хемингуэй был ослеплен фарами встречного грузовика и улетел в кювет. Когда его вытащили из автомобиля, то рука висела как плеть. Но Хемингуэй решил вести автомобиль «одной левой» и сам довез себя до ближайшего госпиталя. Рентген показал, что рука была сломана в нескольких местах. Десять раз врачи пытались правильно соединить кости, лишь на одиннадцатый раз им это удалось.

В апреле 1935 года Хемингуэй вышел в первый рейс на своем катере «Пилар» к острову Бимини. Поймав на крючок акулу, Хэм подтянул ее к борту и собирался прикончить ее из пистолета, но катер качнуло — и пуля попала не в акулу, а в ногу охотника за акулами. Превозмогая боль, Хэм направил катер к берегу. Об участи акулы история умалчивает.

25 мая 1944 года. Лондон. Темный вечер. Машина, на которой ехал военный корреспондент Хемингуэй, врезалась в цистерну с водой. Писатель сильно ударился головой о ветровое стекло и получил очередное сотрясение. К его счастью, не произошло взрыва, Уэма доставили в госпиталь Святого Георгия, через 7 дней он убедил врачей, что с ним все в порядка. И, несмотря на сильные головные боли, уже 2 июня он вылетел на юг Англии, где сосредоточились для высадки на материк союзнические войска. Как военный журналист Хемингуэй не мог пропустить такое важное событие.

Во время боевых действий в Нормандии Хемингуэй старался чаще бывать на передовых позициях, чтобы все увидеть своими глазами и получить свеженький материал. Однажды он раздобыл немецкий мотоцикл и на нем прорвался глубоко в тыл фашистов. Естественно, его засекли и разбили в пух и прах мотоцикл, показавшийся немцам подозрительным. Однако Хэмингуэй успел выброситься из мотоцикла в кювет и часа два, затаясь, ждал своей печальной участи. Нo его не обнаружили. Пронесло и на этот раз.

Война закончилась и казалось, все дальше будет тихо и мирно. Хемингуэй вернулся на Кубу в свой дом. 20 июня 1945 года он, спеша отвезти на аэродром свою жену Уэлш, потерял управление, и его автомобиль врезался в дерево. Как говорят французы: о-ля-ля! Снова разбитая голова, сломанные ребра и повреждена нога. И тут снова можно удивляться мужеству Хэма, он, весь травмированный, опять же, несмотря на собственные болевые ощущения, поднял Мэри на руки и отнес на руках в ближайший поселок, думая, что его спутница получила тяжелейшую травму, а у нее была лишь рассечена щека, но кровь и ее стоны заставили Хемингуэя забыть о себе. Он спасал Мэри.

В 1949 году на утиной охоте в Венеции кусочек пыжа попал ему в глаз. Итальянские врачи опасались, что после лечения зрение писателя не восстановится. «Я слишком устал — я веду свою борьбу, — сообщал Хемингуэй своему издателю Серибнеру. — Доктора в Кортина д’Ампеццо думали, что инфекция может перейти в мозг и привести к менингиту, поскольку левый глаз был поражен целиком и совершенно закрылся, так что, когда я открывал его с помощью борной кислоты, большая часть ресниц вылезала».

Это была опасная травма, но, увы, в жизни Эрнеста Хемингуэя не последняя. 21 января 1954 года во время охоты в Африке легкий самолет, на котором он летел с Мэри, потерпел аварию в районе водопада Мэрчисон-Фоллз. Авария, к счастью, не закончилась трагическим исходом: и пилот, и чета Хемингуэй остались живы. Всего лишь два сломанных ребра у Мэри, раздробленное в который раз колено у Эрнеста, ну, и, конечно, ушибы и синяки. Страшнее было другое: ночь тройка людей провела в ночном тропическом лесу, кишащем дикими зверями. Но все обошлось. Тем не менее, узнав об аварии самолета, телеграфные агентства всего мира передали скорбную новость о гибели лауреата Нобелевской премии Эрнеста Хемингуэя. А он был жив и отбивался камнями от диких слоних. Случайно — «случай, вообще, Бог!» — говорил Анатоль Франс, — потерпевших бедствие увидели английские туристы с катера, направлявшиеся на экскурсию к водопаду Мэрчисон-Фоллз.

С помощью англичан Хемингуэй и Мэри добрались до ближайшего селения Батиабаж, где их уже поджидал летчик, брошенный на их поиски, то бишь, спасатель. Но на этом приключения не кончились. Едва они взлетели на самолете «Хевиленд», как аэроплан рухнул. К счастью, с небольшой высоты, иначе не собрать бы всем пассажирам своих костей! И тем не менее от удара на землю на самолете начался пожар. Хемингуэй не растерялся (закалка в подобных переделках?), вышиб плечом дверь самолета, вытащил из горящей кабины Мэри, помог выбраться пилоту. Он нес Мэри на руках, а сам истекал кровью. Картина для триллера!..

В госпитале Хемингуэй ознакомился с многочисленными газетами, в которых на видном месте был помещен некролог о смерти знаменитого писателя. У Хэма хватило сил для шутки: «Даже я не мог бы так хорошо написать о себе». Но врачам было не до шуток: в результате обследования они выявили у пациента целый букет травм и недугов. Вот этот скорбный перечень: разбита голова, повреждено колено, позвоночник, кишечник, печень, почки, потеряно зрение левым глазом, утрачен слух левым ухом, зафиксированы растяжения связок на правой руке и плече, отмечена травма левой ноги, плюс ожоги на лице, руках и голове…

Наш современник польский публицист Ян Збигнев Слоевский как-то заметил: «Никогда не известно, сколько судьбы в нас, а нас — в судьбе». Этот афоризм можно с полным правом отнести к Эрнесту Хемингуэю. Судьба вела его, но он к сам вел судьбу, как собачку на поводке.

Но вернемся к последнему случаю. Все травмы, недуги свои Хэмингуэю удалось преодолеть, и если не полностью, то хотя бы частично. И, едва поправившись, писатель на рыбацкой лодке на берег индийского океана в Шимони. А там, в охотничьем лагере, его подстерегло очередное чрезвычайное происшествие (ЧП и Хэмингуэй по алфавиту недалеко друг от друга) — начался лесной пожар. Полуздоровый, полубольной Хэм бросился тушить пламя, поскользнулся и упал в огонь. Его вытащили с тяжелыми ожогами ног, груди, рук и лица.

Он выстоял и на этот раз, еще раз подтвердив свои слова в своей повести «Старик и море»: «Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».

Но к 60 годам Хемингуэй оказался в кольце старых травм и болезней. Его беспокоила печень, давали о себе знать ожоги, поврежденный позвоночник. Не могли пройти без последствий и многочисленные ранения головы. А еще простреленная «чашечка» ноги… Английская поговорка гласит: «Если вам за пятьдесят, и вы только что проснулись, и у вас ничего не болит, значит, вы уже умерли». У Хемингуэя болело все. И это стало одной из причин его решения уйти из жизни.

Но не только это. Еще старость. Он смолоду держал себя в хорошей форме, как бы подсознательно отдаляя себя от дряхления. Хемингуэй жил, как спортсмен на тренировочных сборах, по жесткому расписанию. «Вставал он раньше всех, в шесть часов утра, занимался спортивной зарядкой, плавал в бассейне, потом принимался за работу, — вспоминал Ренэ Виллареал, слуга и почти приемный сын писателя. — Писал он, всегда стоя босыми ногами на полу».

В книге Грегори Хемингуэя «Папа. Личные вспоминания» говорится: «Он всегда во что бы то ни стало старался выиграть, терпеть не мог проигрывать и часто говорил мне: „Гиг, удачу свою создавай сам“, или: „Знаешь, как научиться уметь проигрывать — все время быть при деле“.

У него всегда все было. В молодости — это судьба как кинозвезды, сопровождаемый таким поклонением женщин, в какое трудно было поверить, пока не убедишься воочию; натура, тонко чувствующая; отлично развитый, энергичный и жизнерадостный, что позволяло ему не щадить свое тело и быстро оправляться от травм, как физических, так и моральных, травм, которые могли уничтожить более слабых; человек с исключительно развитым воображением и в то же время рассудительный, здравомыслящий — одна из самых редких комбинаций качеств характера; и еще — удача, почти всегда само собой разумеющаяся, какая-то генетическая — иметь все и больше, удача вставать на ноги после такой тяжелой раны, какая ставит человека на грань, за которой начинается ничто…»

И, конечно, такой человек, как Хемингуэй, считал, что старость — это не для него. Но она навалилась на него со всей своей непомерной тяжестью.

О смерти Хемингуэй писал много. Смерть не была для него самым худшим. С ранней юности самоубийство казалось ему одним из приемлемых решений, возможным выходом из трудных проблем общества отчуждения. Эту тему писатель затрагивал и в разговорах, и в письмах известно его высказывание о том, что если бы он не отдал так много времени охоте и рыбной ловле, то смог бы написать больше, но вероятно, кончил бы самоубийством. А вот старость была для него чем-то неожиданным, непривычным и страшным.

«В молодые годы писателю не приходили в голову мысли о неизбежном наступлении старости, — отмечает Мэри Крус в своей статье „Хемингуэй — навсегда“. — А теперь Хемингуэй все чаще замечает, что приближается такой момент, когда никакое усилие воли, даже жесткая рабочая дисциплина, которой он всегда себя подчинял, не смогут предотвратить угасания его творческого дара, как не смогли занятия спортом, приключения в джунглях и на море остановить упадка физических сил. Пред ним, преждевременно состарившимся, столько раз раненным /во время войны, в автомобильных и авиационных катастрофах, на охоте, в корридах, в море/, вырастала новая страшная угроза: остаться с жизнью один на один, на сей раз ослабленная ударами, невзгодами, без тех преимуществ, что дает молодость…»

И что прикажете делать? И как жить дальше, тихо стареть и угасать? Это не для Хемингуэя, в период гражданской войны в Испании Хэм оборонил фразу: «Мужчина не имеет права умирать в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб».

Он выбрал это второе «либо».

После трагической развязки друг Хемингуэя Джед Кайли сказал: «Его таинственная гибель получила гораздо большую огласку, чем смерть любой знаменитости. У Эрнеста была широкая, могучая натура: если работать — так работать; если играть — так играть; драться — так драться. Даже смерть он себе выбрал трудную…»

Коллеги по перу по-разному восприняли неожиданную смерть Хемингуэя. Жорж Сименон в своем дневнике сделал такую запись:

«Среди глупостей, которые пишут в газетах по поводу самоубийства Хемингуэя, меня поражает одна деталь. Почти все считают, что такой конец был неизбежен. При его темпераменте Хемингуэй, видимо, так должен был отреагировать на угрозу медленного умирания, прогрессирующего творческого бесплодия. Но вот меньше года тому назад умер другой писатель — Блез Сандрар, характер и жизнь которого довольно схожи с характером и жизнью Хемингуэя. Сандрар тоже немало поколесил по свету в поисках приключений, воспевал в своих романах грубые радости и благородство бесстрашного мужчины. Тем не менее он выбрал другое решение. Он не только не покончил с собой — он прожил многие годы, больной, парализованный, ожесточенно борясь с болезнью, и, говорят, отказался от всех лекарств, которые могли бы утешить его страдания, с тем чтобы до конца иметь ясную голову. Я верю, что это так. Это очень на него похоже, потому что его я хорошо знал. Сегодня я много думаю об этих людях, проживших одинаковую жизнь и по-разному кончивших ее. Это задача для психологов. Данный человек, с данным характером, в данных обстоятельствах не всегда действует согласно какой-то определенной логике. Иначе существовала бы логика Хемингуэя и логика Сандрара, применимая к обоим случаям. И никто не мог бы сказать, какое из двух решений более оправдано…»

Справка. Блез Сандрар (французский поэт и прозаик швейцарского происхождения, 1887–1961). Поэзия Сандрара повлияла на сюрреалистов. В прозе создал образ современного авантюриста. Несколько романов посвятил России. Из книг можно выделить «Ром» (1930), «Жизнь, полная риска» (1938), «Ампутированная рука» (1946).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.