«Венера в мехах» на площади Ленина
«Венера в мехах» на площади Ленина
И змеи окрутили
Мой ум и дух высокий
Распяли на кресте.
И в вихре снежной пыли
Я верен черноокой
Змеиной красоте.
Александр Блок. 1907
Как изменилось время, вернее, не время, а мир, в котором мы жили. Все годы советской власти нам усиленно вбивали в голову, что «человек — это звучит гордо» и «человек создан для счастья, как птица для полета», и вообще что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Нам откровенно лгали, что только на тлетворном Западе могут процветать насилие, преступность, коррупция, проституция и прочие человеческие пороки. А мир социализма — это солнечный и благородный мир, где человек человеку — товарищ и брат. И кто-то верил и, увы, продолжает верить в эту социальную идиллию, в гармонию человеческих отношений.
Слово «садизм» пугало — это там возможно, но только не у нас! Понятие «мазохизм» отталкивало своей непонятностью. И вот все это сразу обрушилось на бедного российского гражданина: отрицаемые советской пропагандой человеческие пороки и язвы (так называемые «пережитки капитализма») вылезли наружу, и все вокруг закрутилось в страшном вальсе вражды, ненависти и кровавого насилия.
Но не будем касаться всех аспектов зла (оно многолико). Поговорим только об одном, о неведомом прежде мазохизме. Что это такое и с чем это едят? Термин «мазохизм», введенный венским психиатром Краффт-Эбингом, появился как следствие творчества австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха. Хотя, конечно, желание быть объектом насилия и получать от этого удовольствие известно с давних времен, а Захер-Мазох просто облек эту модель человеческого поведения в литературный образ и «освятил» его своим именем.
Леопольд фон Захер-Мазох родился 27 января 1836 года в Лемберге (так тогда назывался Львов), в семье еврейских выходцев из Испании, бежавших в средние века с Иберийского полуострова от преследований. Печальная участь предков подтолкнула молодого Захер-Мазоха к изучению истории. Он получил образование в университетах Праги и Граца, был удостоен ученой степени и стал преподавать историю. Однако в дальнейшем интерес к литературе пересилил любовь к истории, и Захер-Мазох, отказавшись от профессуры, вступил на путь профессионального литератора.
Сначала он пишет романтически окрашенные новеллы, рисующие быт и нравы угнетенных народностей Австро-Венгерской монархии (сборники «Галицийские рассказы», «Еврейские рассказы» и т. д.). Затем из-под его пера появляются романы. Один из первых, «Венера в мехах» — роман эротический, выйдя в 1870 году, он принес писателю всемирную славу. Появление его было поистине громом среди ясного неба. Маркиз де Сад находился под запретом. Литература в основном была стыдливой и лицемерно-ханжеской, со многими умолчаниями относительно сексуальных тем, и вдруг Леопольд Захер-Мазох решил воспроизвести на страницах своего романа особые отношения между мужчиной и женщиной. О подобном, естественно, знали — знали, что так иногда бывает, но говорить об этом, то есть о мазохизме, публично было не принято.
Так что же такого ужасного изобразил Захер-Мазох в своем романе «Венера в мехах»? Он просто аналитически домыслил эпизод из своего детства, когда в десятилетнем возрасте был влюблен в свою дальнюю родственницу, гордую и надменную графиню в соболиных мехах (то есть в роскошной шубе). Графине — 40 лет, она зрелая красавица, и маленький Леопольд тихо от нее млел, и об этом он впоследствии рассказал в заметках «Воспоминания о детстве и размышления о романе».
Вышло так, что графиня «застукала» бедного мальчика, когда она в спальне принимала любовника, а Леопольд сунул туда свой нос. Графиня, рассердившись, хлыстом отстегала своего юного воздыхателя, и это событие запечатлелось в его душе, «словно выжженное каленым железом». Его били, а он получал восторг от ударов. Как отметил писатель, он открыл «таинственную близость жестокости и сладострастия»: удар хлыста от обожаемой женщины причинял ему боль и наслаждение одновременно — он испытал тот самый пресловутый мазохизм в его чистейшем виде.
Итак, жестокость и любовь, боль и наслаждение — все это органично вписывается в рамки извечной войны полов, извечной вражды между мужчиной и женщиной, борьбы за господство друг над другом. Вспоминается чисто русская поговорка: бьет — значит, любит.
Вот это первое детское мазохистское ощущение писатель положил в основу романа «Венера в мехах». Правда, он его подкрепил и взрослым опытом, заключив с двумя дамами странный договор. Один из них, с госпожой Фанни фон Пистор, он заключил 8 декабря 1869 года. Договор сроком на шесть месяцев ставил Захер-Мазоха в положение раба. Но в это положение он поставил себя добровольно, ему страстно хотелось испытать все прелести мазохизма на собственной шкуре. В переносном и в буквальном смысле этого слова. Ему хотелось стать рабом и безропотно поклоняться хозяйке. Госпоже.
В договоре отмечалось: «…при каждом его проступке, упущении и оскорблении величества госпожи (Фанни фон Пистор) она может наказывать своего раба (Леопольда Захер-Мазоха), как ей заблагорассудится. Словом, ее подданный должен повиноваться своей госпоже с рабским покорством, принимать изъявления ее милости как восхитительный дар, не предъявлять никаких притязаний на ее любовь, никаких прав в качестве ее возлюбленного. Со своей стороны Фанни фон Пистор обещает по возможности чаще носить меха, особенно тогда, когда она выказывает жестокость…»
Оригинально, да? В Европе, в конце XIX века — и такие отношения. Госпожи и раба. С одной стороны — право проявлять жестокость. С другой — полнейшая покорность и… благодарность.
Такой же примерно договор Захер-Мазох заключил с Авророй фон Рюмелин, которой тоже было дозволено проявлять «величайшую жестокость».
Приобретя необходимый мазохистский «опыт» с этими дамами, Леопольд Захер-Мазох благополучно завершил свой роман. В нем шаг за шагом описана история некоего богатого галицийского дворянина Северина фон Кузимского и 24-летней вдовы Ванды фон Дунаев. Северин упросил (буквально упросил) влюбленную в него Ванду воспринимать его не как возлюбленного, а лишь как безропотного раба Григория. Северин в романе говорит: «Перед мужчиной один только выбор — быть либо тираном, либо рабом». Тираном Северин быть не хочет, значит, остается быть рабом, тем более что именно рабства и наказаний жаждет его плоть…
И вот Ванда, — продолжаем пересказывать роман «Венера в мехах», — сначала отнекивается от этого сексуального эксперимента, но постепенно осваивается в нем и находит даже некоторое удовольствие; образовалась классическая садо-мазохистская парочка. Она стегает Северина (или раба Григория) хлыстом, а он, корчась от боли, испытывает при этом блаженное удовольствие. Такой вот эксцентрический сценарий. И еще в нем предусмотрена маленькая деталь: меха. Меха возбуждают Северина. Меха и хлыст — символы высшей степени эротического наслаждения. Известно, что сексуальным стимулятором может быть все что угодно. Пушкин вожделел к женской ножке. Кого-то возбуждают чулки, различные предметы нижнего женского белья. Чилийский поэт Пабло Неруда по всему свету таскал с собою чемодан с трусиками любимых им женщин. Для него это была реликвия. Символ сладостных любовных побед. Так что ни в коем случае не надо удивляться причудам Леопольда Захер-Мазоха. У него в главных эротических фетишах ходили меха.
Да и вообще ничему не надо удивляться. Сотрудники отдела сексологии института Минздрава России получают самые разнообразные письма-исповеди. Вот одно из таких писем: «Мне 29 лет, и, сколько я себя помню, всегда испытывал желание, чтобы меня унижали, физически издевались надо мной. Я встречался с девушками, любил, был любим, но мне всегда хотелось, чтобы они издевались, но сказать об этом не решался. Хочу быть рабом женщины 18–45 лет, желающей физически и морально издеваться надо мной».
Это вам не вымышленный герой романа «Венера в мехах», а конкретный человек. Так сказать, живой россиянин. Но механизм желания один и тот же: стать рабом, ощущать себя мазохистом. В этом контексте следует читать и такие строки Александра Блока:
Ты смела! Ты еще будь бесстрашней!
Я — не муж, не жених твой, не друг!
Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце — острый французский каблук!
Любопытно, что литературоведы, приводя эти строчки, обычно критикуют Блока за то, что ему-де изменило чувство стиля, мол, фи! — французский каблук, это, мол, совсем не лирика. Но тем не менее в этих строках Александр Блок абсолютно точен: он, может быть, интуитивно передал желание мазохиста быть ущемленным, почувствовать боль, пострадать и через страдание получить порцию наслаждения. Удовольствие, если выражаться в терминах философии, как трансцендентальный принцип устройства человеческой души.
Возвращаясь к роману «Венера в мехах» и ее автору, поставлю вопрос: а был ли Леопольд Захер-Мазох сам мазохистом? Старая-престарая история: правомерно ли отождествлять героев литературных произведений с их создателями? По одним сведениям, Захер-Мазох не отличался в повседневной жизни особыми сексуальными отклонениями. Возможно, невероятные желания гнездились в его писательской голове и обретали форму определенных фантазий — так сказать, для творческих целей, но выхода «в жизнь» он все же им не давал. Попутно выскажу крамольную мысль: каждый человек — потенциальный Раскольников, но убивают старуху процентщицу лишь единицы, те, которые преступают моральный закон, отбрасывая евангельскую заповедь «не убий». Так обстоит дело и с сексуальными извращениями. Фантазировать на эту тему могут многие, осуществлять на практике — опять же единицы.
Что касается Леопольда Захер-Мазоха, то внешне он был вполне респектабельный господин. Собирал книги. Обожал кошек («Женщина, которая носит меха, не что иное, как большая кошка», — утверждал он). Довольно красив. «Весь в черном, тонкий, с бледным лицом, лишенным растительности, с острым профилем…» Таким впервые увидела его будущая супруга, а в целом «Захер-Мазох произвел на меня впечатление молодого богослова».
Еще одно свидетельство: «Захер-Мазох очаровывал всех женщин, и все они бегали за ним. У него бывали самые изящные, самые красивые и интересные женщины, но ни одной из них он не сумел внушить глубокого чувства».
Что-то не получалось с женщинами у Захер-Мазоха. Вернее, он не желал ровных бюргерских отношений. Ему хотелось принципиально иного, и в конце концов он нашел это «иное», заключив договор с двумя вышеупомянутыми дамами.
Одна из них — Аврора фон Рюмелин — впоследствии стала его женой. Это произошло в октябре 1873 года. Леопольд Захер-Мазох был в роковом пушкинском возрасте: 37 лет. Аврора была значительно моложе его. Она со школьной скамьи знала и почитала писателя Захер-Мазоха, более того, мечтала о том, чтобы быть с ним вместе. «Я воображала себя женой писателя в изящном доме, окруженной прелестными детьми», — вспоминала она потом. А вначале писала своему кумиру письма весьма необычного содержания:
«Доктор! Во мне бушует демон! Я не знаю, любовь или ненависть заставляет меня жаждать видеть Вас у моих ног изнывающим от желания и боли. Я хотела бы видеть Вас умирающим от страсти, — о, как дрожит мое сердце, пока я пишу это, от нетерпения…»
Расчет был верный: Аврора играла в его игру. И вот она уже превращается в Ванду фон Дунаев. Фантазия обратилась в явь, литература обернулась жизнью. Они поженились. По одной из версий, брак их был ничем не примечательным (ну, как у многих: вначале любовь, потом дети). Захер-Мазох оказался образцовым отцом. Оба — Леопольд и Аврора — занимались литературой. Аврора оказалась весьма способной к литературным упражнениям и взяла себе псевдоним: Ванда фон Дунаев. В Лейпциге, куда перебрались супруги, они основали литературный журнал. Затем жизнь в Париже. Снова интенсивная работа, обилие публикаций. Леопольд Захер-Мазох работал до последних дней. Он умер 9 марта 1895 года, в возрасте 59 лет, в немецком городе Линдхейме.
Вдова после смерти писателя опубликовала мемуары «История моей жизни». В них она нарисовала совсем иной образ мужа. Трудно сказать, что было на самом деле в их союзе, какие тайные страсти обуревали Леопольда Захер-Мазоха, а что представляет собой литературный вымысел. Но в воспоминаниях Авроры-Ванды Леопольд Захер-Мазох представлен истинным и махровым мазохистом, который провозгласил: «Любовь — это рыцарское служение, это песнь трубадура, это цепи раба».
Вдова писала, как муж заставлял ее бить его хлыстом. «Не проходило дня, чтобы я не била моего мужа… Вначале я испытывала необычайное отвращение, но мало-помалу привыкла, хотя всегда исполняла это против воли». Но хлыст — это еще не все. Захер-Мазох якобы заставлял ее встречаться с другими мужчинами и для этого самолично давал объявления в газетах. На этих организованных им самим рандеву он прятался в кустах и испытывал мазохистское наслаждение оттого, что его любимую жену обнимает другой. Погружаясь в бездну страданий, он получал от этого свое удовольствие. Поступал в духе своих романов. А Аврора, согласно мемуарам, все это терпела, выполняла эротические причуды своего мужа и продолжала любить его беззаветно. Ни один мужчина, по ее уверению, не смог сравниться с Захер-Мазохом.
Верить этим откровениям или нет? Был ли Леопольд Захер-Мазох в жизни мазохистом? Вопрос остается открытым.
А теперь вернемся к тому, с чего мы начали. К рассуждениям о человеке. Садизм и мазохизм — лишь некоторые составляющие сложной человеческой натуры. Гомо сапиенс — набор противоречий. Вспомните, как в гётевском «Фаусте» Мефистофель говорит, подхихикивая, Господу:
Божок вселенной, человек таков,
Каким и был он испокон веков.
Он лучше б жил чуть-чуть, не озари
Его Ты Божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовет
И с этой искрой скот скотом живет.
Прошу простить, но по своим приемам
Он кажется каким-то насекомым.
Увы, XX век принес полное разочарование в человеческой природе. Великий режиссер Федерико Феллини говорил: «В нашей духовной жизни есть вертикаль, ведущая от животного к ангелу. Мы колеблемся то туда, то обратно. Каждый день и каждую минуту мы рискуем сорваться, скатиться к животному…» Таких дней и минут в XX веке было предостаточно, и это не только две мировые бойни.
Ну и где выход? В идеалах? Да. Леонид Лиходеев остроумно отмечал: «Люди задыхаются без идеалов. Без идеалов они начинают хрюкать».
Предвижу крик: «Были идеалы!» Да, были, но какие? Марксистско-ленинские? Партийно-советские? Коммунистические? Да, такие существовали, но они были основаны на… мазохизме. Да-да, не удивляйтесь, на мазохизме, но не сексуальном, а социальном. Вчитаемся еще раз в роман «Венера в мехах», героиня, она же госпожа, заключает:
«В моих руках вы — слепое орудие, которое беспрекословно выполняет все мои приказы… перед вами нет у меня никаких долгов, никаких обязательств… Мне позволена величайшая жестокость, и, даже если я вас изувечу, вы должны снести это безо всяких жалоб. Вы должны работать на меня, как раб, и, если я утопаю в роскоши, а вас заставляю прозябать, терпеть лишения и попираю ногами, вы должны безропотно целовать ногу, попирающую вас…»
Многие люди по натуре рабы. Они были рабами. Они хотят ими остаться. Так что «Венера в мехах» — это не только роман об эротике.
Два культовых человека — маркиз де Сад и Леопольд Захер-Мазох — заострили внимание общества на двух человеческих склонностях — к садизму и мазохизму. Две стороны одной и той же медали. Садизм палача и мазохизм жертвы сосуществуют вместе. Любое насилие — это проявление садистического начала в человеке. Последовавшие за де Садом и Захер-Мазохом писатели, ученые и философы, пытаясь проникнуть в природу насилия, неожиданно пришли к ее апологии. Проблематика насилия лежит в основании «философской рефлексии» Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Жака Дерриды, Жоржа Батая и других таких последователей. Есть подобные интеллектуальные радикалы и в России. XX век стал веком страшных тоталитарных режимов, веком крови и насилия. XXI век принял эту эстафету и понесся дальше, увлеченный новым видом преступления — международным терроризмом. Вперед ко вселенской катастрофе?!..
А теперь о России. В недавние советские времена партийно-государственная номенклатура купалась в роскоши, а народу доставались крохи с барского стола. Государству дозволялось все: нещадно эксплуатировать и выжимать из своих граждан (почти рабов) кровь и пот. А еще плюс жестокость. Чуть поднял голову, пикнул — и все! Для этого был создан громадный репрессивный аппарат. Следственные пытки. Изоляторы, тюрьмы. Печально знаменитый ГУЛАГ. Психушки для инакомыслящих. Но всего этого было мало. Государство требовало, чтобы его любили, клялись ему в любви и верности! Помните эти массовые демонстрации на праздниках, портреты и транспаранты, крики радости и восторга? Разве это не социальный мазохизм?
Боль и наслаждение. Радость преодоления искусственно создаваемых трудностей. Унижение и счастье. Все было перемешано в том ушедшем от нас мире. Но разве он ушел окончательно? К сожалению, болезнь социального мазохизма еще не прошла, да и пройдет ли когда-либо?
Распался Советский Союз. Исчезла всесильная власть КПСС. В стране новые времена, новые властители, новая «вертикаль власти». На словах — свобода и рынок. На деле — беспредел сильных мира сего. И как реакция на него — жажда железного порядка. И не нужна ни демократия, ни свобода, ни права личности. Суть желаний людской массы: дайте минимум жизненных благ, но чтобы при этом страна была сильной и чтобы во всем мире ее боялись. Зачем «экономическое чудо», главное — имперское величие. И все с радостью ложатся под власть и требуют: бейте нас! насилуйте нас! Господи, как больно и как сладко!..
Зигмунд Фрейд утверждал: мазохизм составляет национальную черту русского характера. Мазохистско-садистский менталитет.
Можно сказать так: мы — идущие вместе с Захер-Мазохом. Вот только украинцы немного подвели: никак не хотят переименовывать улицу Коперника во Львове, где родился в доме № 22 Захер-Мазох, в улицу имени писателя. Украинские националисты резко против, считая, что Захер-Мазох писал на немецком, большую часть жизни прожил в Австрии, да к тому же в его жилах текла еврейская кровь… Короче, геть! Не нужен. Но геть не геть, а куда денешься от мазохизма: он и на Украине, только с национальной спецификой.
Чуден мазохизм при любой погоде…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.