Был ли убит Иосиф Сталин?

Был ли убит Иосиф Сталин?

— Наиболее громкие политические убийства XX века (Кирова, Кеннеди и др.) многократно описаны и исследованы. И тем не менее многие из них до сих пор остаются загадкой. Между тем хотя бы по некоторым из них вполне возможно прийти к какому-то определенному выводу на основании лишь общеизвестных, публично изложенных данных, если использовать соответствующие криминалистические приемы и рекомендации, применяемые в следственной практике (и изложенные в курсе криминалистики и судебной психологии), — говорит автор этого увлекательного расследования профессиональный следователь, доктор юридических наук Юрий Орлов. — Это, конечно, не знаменитый «дедуктивный метод» Шерлока Холмса, не универсальная отмычка, дающая стопроцентный результат в любых ситуациях (такое возможно лишь в художественной литературе), но все же очень хорошее вспомогательное средство, иногда довольно эффективное, к тому же доступное для понимания любому читателю, не только профессиональным юристам.

Давайте же проследим за ходом мысли Ю. Орлова.

Для общественного, исторического приговора уровень требований не такой, как для судебного. Отдельный историк, исследователь (да и просто рядовой читатель) может быть абсолютно убежден в виновности лица, в отношении которого суд выносит оправдательный приговор. И это естественно. Так, если по делу крупных мафиози все восемь свидетелей гибнут при загадочных обстоятельствах в течение нескольких месяцев, я могу понять суд, оправдывающий подсудимых за недостаточностью улик. Но никто не может убедить меня в таком диком случайном совпадении, и я остаюсь в полной уверенности, что устранение свидетелей — дело рук обвиняемых.

Каждый опытный следователь сталкивался с ситуациями, когда он абсолютно точно знает картину расследуемого преступления. Но официальных доказательств не хватает, и дело приходится прекращать. То есть несовпадение официальной судебной позиции и чьего-то личного мнения (или общественного суда истории) — явление нередкое. Ну что ж, давайте из этого и будем исходить. В конце концов, мы выносим не официальный приговор, наше мнение не имеет никакой юридической силы. И тем не менее такое историческое исследование не только очень интересно, но может быть полезным для познания истории.

Теперь о методике исследования. Политические убийства имеют существенную специфику (в отличие, например, от бытовых) и требуют особого криминалистического подхода. С учетом этой специфики можно предложить следующую схему расследования (в котором может принять участие и читатель):

1. Политическая обстановка в данный исторический период. Каков расклад политических сил и были ли лица, заинтересованные в физическом устранении погибшего? Каковы цели и мотивы убийства?

2. Характеристика подозреваемых (потенциальных убийц) — психологическая и политическа-я. Анализ их личностных качеств. Могли ли они по этим своим качествам совершить расследуемое убийство?

3. Как воспользовались подозреваемые результатами своей акции, какие политические и иные дивиденды получили. В частности, совпадают ли предполагаемые мотивы убийства с их реальными действиями в последующем?

4. Обстоятельства расследуемого события (механизм преступления — время, место, способ и ДР)

5. Посткриминальное поведение преступника.

В политической литературе такой момент обычно не выделяется. В криминалистике ему придается большое значение. Преступник часто выдает себя уже после совершения преступления (например, предпринимает меры к сокрытию преступления). Опытные детективы часто приходят на похороны жертвы убийства. Наблюдательный человек там может многое заметить — насколько искренне горе близких убитого, не выдает ли кого-нибудь радостный блеск в глазах, или наоборот, не слишком ли неестественно изображается горе. Известна также необъяснимая тяга преступника к месту совершения преступления. Разумеется, все это — лишь «улики поведения», которые к делу не подошьешь, но могут среди них быть такие, которые являются официальным доказательством — те же меры по сокрытию преступления (устранение свидетелей, например). Сильной уликой могут быть так называемые проговоры, когда преступник случайно пробалтывается, выдавая свою осведомленность об обстоятельствах преступления. На этом основаны, в частности, ловушечные вопросы следователя типа: «Так это было до убийства или уже после?», рассчитанные на то, что человек, якобы ничего не знающий об этом убийстве, проговорится.

По этой схеме мы и приступим к нашему расследованию.

Смерть Иосифа Сталина является одной из самых интригующих загадок нашего века. Хотя, по официальной версии, она была естественной, многие ее обстоятельства выглядят слишком странными, чтобы вписываться в эту версию. Поэтому не один исследователь ставил ее под сомнение. В категорической форме об убийстве Сталина в результате тщательно организованного заговора говорит А. Авторханов. В более осторожной форме ту же мысль высказывает Э. Радзинский. Известны и потенциальные заговорщики-убийцы, находившиеся с ним в момент, предшествующий его внезапной болезни. Это — Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Запомним и мы эту четверку. С ней нам предстоит неоднократно встречаться.

Ну а теперь попробуем разобраться, что же произошло в действительности в те мартовские дни 1953 года, которые оказались гранью двух эпох в истории нашей страны.

Последуем нашей схеме.

Какова же была политическая обстановка в последние годы жизни Сталина и были ли лица, заинтересованные в его физическом устранении?

Победоносно завершилась Великая Отечественная война. Преодолена послевоенная разруха. Создан «социалистический лагерь». Советский Союз — могучая мировая держава, обладающая ядерным оружием, успешно противостоит Североатлантическому блоку во главе с другой мировой державой — Соединенными Штатами Америки.

Сталин — в зените славы и могущества. Его власть и авторитет безграничны. Ни о какой оппозиции не может быть и речи. Опасно высказывать собственное мнение даже при обсуждении сугубо деловых вопросов. Приближенные Сталина ловят каждое его слово, наперебой стараются угадать мысли вождя. Всякое выступление любого оратора, от простого шахтера до министра, каждый учебник по химии начинается и заканчивается здравицами в честь Сталина. Казалось, исчерпан весь запас эпитетов великого и могучего русского языка: «величайший вождь всех времен и народов», «корифей всех наук», «отец народов» и т. д. и т. п. Причем это восхваление было вполне искренним. Большинство «простых советских людей» действительно свято верили в Сталина и даже обожествляли его. Это показала и война, когда фронтовики шли в бой и умирали с именем Сталина, это покажет и ближайшее будущее, когда на его похоронах будут рыдать почти поголовно все и народ будет искренне чувствовать себя осиротевшим и замрет в тревожном ожидании: «А как же мы теперь будем жить без Сталина?» Казалось, к концу жизни Сталин достиг такой славы и могущества, которое можно только вообразить для простого смертного.

Но все это — внешняя сторона, фасад. Какие же глубинные течения таились под этой гладью?

Чтобы не быть голословным, я назову только те тенденции, которые впоследствии реализовались, подтверждены, так сказать, ходом истории и, следовательно, хотя бы в зародышевом состоянии существовали уже тогда (все-таки быть пророком задним числом намного легче, чем прогнозировать будущие события).

Во-первых, сказывалось чудовищное напряжение сил в период войны и послевоенной разрухи. Бескорыстный и даже аскетический энтузиазм первых пятилеток, когда люди ради светлого будущего добровольно отказывались от самого необходимого и жертвовали всем, строили магнитогорски и комсомольски, живя в промокших палатках, значительно поубавился. Как давно подмечено психологами, после такого рода всеобщих порывов и жертв всегда начинает предъявлять счет личный и семейный эгоизм. Личные интересы начинают потихоньку превалировать над общественными (разумеется, не официально, а фактически), пока в эпоху Брежнева (о нашем времени я уж лучше помолчу) не разовьются во всеобщий пофи-гизм, когда с высоких трибун говорилось одно, а делалось совсем другое (потом Горбачев назовет это двойной моралью). Тогда этот процесс только-только начинался. Но уже начинался.

Во-вторых, было почти полностью развалено сельское хозяйство. Сталинский метод индустриализации страны за счет выжимания всех соков из крестьянства уже тогда исчерпал себя, поскольку неисчерпаемых ресурсов, как известно, не бывает. Значительную роль в этом сыграла и война, когда наиболее плодородные регионы оказались оккупированными, а в других колхозы держались трудом только женщин и подростков да немногих нереквизированных на фронт кляч. Недаром Хрущев одной из первоочередных задач определил «подъем сельского хозяйства» (другой вопрос, насколько умело он это делал). Однако, несмотря на миллиардные вливания, сельское хозяйство так и не смогло оправиться, и страна на десятилетия «села» на канадскую и австралийскую пшеницу, превратившись из мировой житницы, каковой она была до 1917 года, в основного потребителя.

В-третьих, несладким было положение и городского населения. Основной причиной был острейший жилищный кризис. В годы сталинских пятилеток жилье (для народа, а не для верхов) практически почти не строилось и почти вся страна ютилась по коммуналкам, реквизированным в свое время у «буржуев». Поскольку городское население значительно увеличилось, даже коммуналок катастрофически не хватало. Естественно, что коммунальная жизнь, наполненная постоянными склоками и скандалами, не способствовала радужному настроению. Хрущев хорошо это понимал и ликвидацию жилищного кризиса тоже поставил в качестве одной из первоочередных задач.

Таким образом, созданная Сталиным жестко зацементированная система начала давать сбои. Конечно, в то время в массовом сознании они не ассоциировались с пороками системы, рассматривались как «отдельные недостатки», «трудности роста», но тем не менее какой-то фон в том же массовом сознании создавали. Наиболее проницательные политики не могли не сознавать необходимости если не реформ, то хотя бы какой-то либерализации системы (что потом и было сделано Хрущевым). Однако могла ли послужить «жажда реформ» достаточным побудительным стимулом для физического устранения вождя?

Вряд ли. Пойти на такое могли только законченные фанатики-идеалисты. А в сталинском окружении таковых не было, да и быть не могло: все-таки их селекцию осуществлял сам вождь. Что же до политиков-реалистов, то, как показывает история, основным побудительным мотивом для них является личная власть (или хотя бы личная безопасность). Ради реформаторских идей на такой риск никто не пойдет. С реформами можно и погодить. Впрочем, как дополнительный мотив может выступать и это. Но только в дополнение к чему-то более важному. К чему же?

А вот для этого нам нужно рассмотреть еще один срез той эпохи: положение правящей партийно-государственной элиты.

Элита жила по-царски. Она имела практически все: жилье, прислугу, транспорт, курорты, врачей, портных, парикмахеров и много кое-чего другого (разумеется, все это строго ранжировалось в зависимости от места, занимаемого в иерархии). Писателем Александром Беком описан случай, когда у двух высокопоставленных чиновников, возвращавшихся из Кремля уже под утро (при Сталине работали в основном по ночам), сломалась машина, и они решили немного прогуляться и добраться до дома своим ходом. Так вот, они с великим удивлением обнаружили, что в повседневной жизни (например, для проезда на метро) нужна такая вещь, как деньги, о существовании которых они давно забыли. Действительно, элита не нуждалась ни в каких денежных знаках, так как получала абсолютно все необходимое (и кое-что сверх) «натурой».

Но это райское существование отравляло одно обстоятельство. В любой момент ты мог лишиться не только всех этих благ, но и жизни и даже доброго имени. В любой момент, на работе ли, дома, в пути тебя могли схватить люди в зеленой форме с синими околышами или в штатском, бросить в подвалы Лубянки или соответствующего ей места в другом городе, превратить в мешок с костями и расстрелять, предварительно навесив с полдюжины позорнейших ярлыков, а жену, детей, других родственников в лучшем случае растолкать по лагерям и ссылкам куда-нибудь в Казахстан или на Колыму, где они всю жизнь будут носить клеймо родственника «врага народа».

Разумеется, такое положение дел номенклатуру никак не устраивало. К тому же за годы войны она тоже подустала. Не потому, что голодала и холодала — пила и ела она вволю и в суровых военных условиях. Но покрутиться ей все-таки пришлось. За невыполнение планов и указаний и раньше спрос был строг, а уж по военным-то меркам — тем более. Словом, вполне можно понять ее тягу не только к сытой, но и спокойной жизни, а потом и к роскоши. Последнему немало способствовал наплыв трофейного барахла из поверженной Германии и вообще заразительный пример «западного» образа жизни, информации о котором после войны стало значительно больше.

Отметим, кстати, что и эта тенденция в будущем блестяще реализовалась. Хрущев освободил партийно-государственную элиту от дамоклова меча политических репрессий, поставив КГБ под контроль партии, при Брежневе высокопоставленных ворюг нельзя было привлечь и к уголовной ответственности, сколько бы они ни нахапали.

Почуяв полную безнаказанность, элита ударилась в безудержную роскошь. Дворцы и яхты, охотничьи угодья, коллекции автомобилей и оружия, драгоценности — чего только не было у первых и последующих секретарей республик и обкомов, не говоря уже о самом Брежневе, его родственниках и ближайшем окружении. Попытки Андропова хоть как-то приструнить зарвавшихся хапуг номенклатура, оправившись от первоначального испуга, успешно блокировала. Но все это будет потом. Пока же эта тенденция только лишь начиналась.

Но опять же: была ли постоянная угроза политических репрессий достаточным стимулом для созревания заговора против Сталина? Тоже очень маловероятно. Во-первых, это была угроза «вообще». Каждый надеялся, что уж его-то чаша сия минует, что удар придется по соседу. И во-вторых, в массовом сознании того времени политические репрессии не ассоциировались с именем Сталина (в том числе и у номенклатуры, во всяком случае, низшего и среднего звена). Именно поэтому впоследствии развенчание Сталина очень многими было воспринято довольно болезненно. Более того, и после этого развенчания в массовом сознании широкое распространение получила легенда, что Сталин к репрессиям вообще не причастен, его обманывали приближенные, а сам он ни сном ни духом даже не ведал о миллионах репрессированных — этакий наивный простачок, которого шутя обводили вокруг пальца разные там Ягоды, Ежовы и Берии (кстати, над этой легендой хорошо поработал при жизни и сам Иосиф Виссарионович, любимым приемом которого было сваливать все «перегибы» на своих подчиненных; вспомним хотя бы «єжовщину», к которой сам вождь, естественно, никакого отношения не имел). Несмотря на прямо-таки детскую примитивность, эта легенда держалась довольно долго. Таким образом, у заговорщиков, если таковые были, должен быть какой-то более сильный стимул. Что же могло послужить толчком к появлению антисталинского заговора в его окружении? Вотздесь-то мы переходим к самому главному.

По мнению ряда серьезных исследований, Сталин в последние годы жизни готовил глобальную акцию по уничтожению всего своего ближайшего окружения, отстрел засидевшейся генерации. И это очень и очень вероятно. И если это так, то заговор должен был возникнуть почти со стопроцентной неизбежностью. Сталинское окружение того времени — это не Бухарины, Зиновьевы и Каменевы, которые безропотно подставили головы под сталинский топор, да еще и утешая себя мыслью, что «так надо» для партии. Они прошли вместе с вождем все огни и воды, отлично знали ему цену и без боя бы не сдались, а уж спасая собственную жизнь, могли пойти и на самые крайние меры (не все, конечно, но значительная часть).

Рассмотрим, какие же есть свидетельства такого намерения Сталина.

Сначала соображение общего порядка, касающееся психологии вождя. Сталин принадлежал к тому типу правителей-тиранов, для которых периодическое уничтожение своего окружения было стилем, принципом деятельности. В этом отношении он — полная копия другого нашего отечественного тирана — Ивана Грозного, которого он недаром так обожал. Тот тоже периодически сменял своих приближенных, в том числе и ценных государственных деятелей (например, талантливого реформатора Адашева), не потому, что они в чем-то ему не угодили, а просто так, потому что пришло их время. (Для сравнения: Петр I хотя и был человеком жестоким, но принадлежал к другой категории правителей-реформаторов. Своих соратников он ценил и по прихоти никогда не казнил. Все «птенцы гнезда петрова» оставались с ним до самой его смерти. Уж на что вороват был его любимец светлейший князь Александр Менши-ков, и того Петр лишь лупил палкой под горячую руку.)

Сталин тоже в свое время пустил под топор всю «ленинскую гвардию» (за исключением буквально единиц). Зачем он это сделал?

В массовом сознании, а также среди политиков и исследователей довольно распространено мнение о Сталине как о каком-то злобном маньяке, исключительно по своей патологической подозрительности и мнительности уничтожившем лучших болыпевиков-ленинцев (это частенько сквозит, например, в высказываниях Хрущева). Это — другая крайность (наряду с упомянутой выше трактовкой вождя как ничего не ведавшего простофили) в оценке личности Сталина, ничего общего не имеющая с действительностью. Никаким маньяком и параноиком Сталин не был. Он был трезвым, расчетливым и прагматичным политиком. Все его действия (а уж глобальные акции — тем более) — это тщательно продуманные и спланированные операции, преследующие вполне конкретные политические цели. И уничтожение «ленинской гвардии» — тоже часть общего стратегического замысла вождя.

Чего же достигал Сталин в результате этой акции? Этим выстрелом он убивал как минимум трех зайцев. Во-первых, эта генерация деятелей исторически себя исчерпала. На новом этапе — этапе строительства социализма «в отдельно взятой стране» путем колоссальнейшего напряжения сил — нужны были исполнительные чиновники типа Молотова («железная задница», как ласково именовал его Ленин, применяя, правда, при этом более сильный эпитет). Время пламенных ораторов и говорунов, тем более не привыкших к повседневной рутинной работе, прошло. Они просто были не нужны, а со своими амбициями еще и мешали.

Во-вторых, все они психологически не могли воспринимать Сталина как «гениального вождя», «продолжателя дела Ленина» и т. п., как бы они перед ним ни лебезили, потом, когда почувствовали приставленный к виску пистолет. Для них он был лишь Коба, один из соратников по партии. Уж они-то хорошо знали, что никаким другом и соратником Ленина, вторым вождем революции Сталин не был. Поэтому Сталин, вознамерившийся переписать историю, избавлялся от ненужных свидетелей.

И в-третьих, этой акцией Сталин апробировал свое основное оружие укрепления безраздельной личной власти — политический террор. Потом он его будет применять постоянно.

Начавшаяся война приостановила череду политических процессов. Нельзя, конечно, сказать, что ведомство товарища Берии бездействовало. Нет, тюрьмы и лагеря были заполнены до отказа. Не дремал Смерш, вовсю трудились военные трибуналы. Понемногу сажали и расстреливали и рядовых, и офицеров, иногда даже генералов и маршалов. Но прежнего размаха не было. Крупномасштабных, показательных процессов не проводилось. Было не до того. Да и необходимости не ощущалось. Народ и так был идеологически сплочен и выкладывался на пределе сил как на фронте, так и в тылу.

Первой послевоенной ласточкой явилось так называемое «Ленинградское дело», когда была расстреляна группа высокопоставленных партийных и государственных деятелей во главе с Вознесенским и Кузнецовым, молодыми, способными руководителями, выдвинувшимися в годы войны. Сценарий процесса классический: обвинение в измене Родине и прочих фантастических преступлениях, судебное разбирательство, на котором обвиняемые дружно признаются во всех смертных грехах и каются, смертный приговор, который приводится в исполнение немедленно. Одновременно — массированный разгром всего ленинградского партийно-государственного руководства.

На первый взгляд не совсем ясно, почему Сталин начал с молодых деятелей, которые, казалось бы, должны быть его союзниками в борьбе со старой гвардией. Высказывалось мнение, что они поплатились за излишнюю самостоятельность, чего Сталин у своих подчиненных не выносил и лишь во время войны кое-как терпел. Возможно, сыграло роль и это. Но главное, я думаю, в другом. Этой акцией Сталин, во-первых, напоминал всем своим подчиненным, под кем они ходят, о чем они за годы войны несколько подзабыли. Во-вторых, и народ снова нужно было приучать к мысли, что враги повсюду, в том числе и в самых высших эшелонах. За годы войны народ об этом тоже как-то подзабыл и привык абсолютно доверять и беспрекословно подчиняться любому начальству. Поэтому начинать со старых, заслуженных соратников, к которым народ относился с большим пиететом, было как-то неудобно. Таким образом, этот процесс являлся, скорее всего, лишь пристрелкой, разминкой перед какими-то бо-лее глобальными акциями, в частности и идеологической подготовкой к ним народа. (А идеологическому фактору вождь придавал колоссальное значение. Вспомним хотя бы, как он принуждал военных взять такой-то город непременно к такому-то празднику, хотя в военном отношении это было совершенно неоправданно и влекло огромные потери. Но идеология превыше всего!)

Однако наибольший интерес для нашего расследования представляет целая серия последовательных акций, которые условно можно назвать антиеврейскими. Первой из них явился разгром Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Этот комитет был создан в начале войны с целью мобилизации усилий и оказания всяческой помощи (материальной, благотворительной и пр.) в борьбе с фашизмом со стороны евреев стран антигитлеровской коалиции. В его состав входил ряд известных советских деятелей культуры еврейской национальности. Задачу свою комитет выполнил и свой посильный вклад в победу над фашизмом внес. Однако после войны надобность в нем отпала. Связи с мировым еврейством стали не нужны, а с наступлением холодной войны — и вовсе нежелательны. К тому же комитет докучал постоянными жалобами на «отдельные проявления антисемитизма» в стране. Короче, ЕАК, по меткому выражению А. Ваксберга, превратился из Еврейского антифашистского комитета в просто еврейский. В связи с этим Сталин, видимо, решил без лишнего шума его прихлопнуть. Для начала его лидеру, известному режиссеру и актеру Михоэлсу, имевшему обширные связи и большой авторитет за рубежом, была организована гибель при автокатастрофе. Однако окончательное решение вопроса с комитетом пришлось отложить в связи с появлением на политической карте мира государства Израиль, в отношении которого у Сталина были определенные виды (в связи с чем Советский Союз и проголосовал в ООН за создание этого государства). Какие-либо антисемитские акции были в тот момент ни к чему. Однако Израиль ответил черной неблагодарностью, предпочтя в качестве стратегического союзника Соединенные Штаты. Надобность в ЕАК окончательно отпала, и за него взялись более основательно. Все его члены — активные и не очень — были арестованы, соответствующими методами из них выбили нужные показания и одних расстреляли, а других направили в места не столь отдаленные. В орбиту следствия было вовлечено немало лиц, никакого касательства к деятельности ЕАК не имевших. Находились среди арестованных и личности, в отношении которых у Сталина были особые соображения, в частности, жена Молотова Жемчужина, а также уцелевшие от репрессий родственники покойной жены Сталина Надежды Аллилуевой, с которыми вождь давно собирался свести окончательные счеты, да все как-то руки не доходили.

Короче говоря, с ЕАК разделались типично сталинским методом. Мотивы этой акции вполне понятны и объяснимы, и никакой исторической загадки она собой не представляет. Загадки начинаются в другом.

Параллельно с разгромом ЕАК в стране была развернута шумная компания по борьбе с «безродными космополитами», за которыми без труда угадывались евреи. Они обвинялись в «низкопоклонстве перед Западом», тайном и явном восхвалении «буржуазного образа жизни» и прочих подобных грехах. По всей стране «космополитов» дружно клеймили и устно, и письменно. Одновременно шло восхваление русской нации, которое порой приобретало прямо-таки гротескные формы. Так, на полном серьезе утверждалось, что многие великие научные открытия и изобретения, совершенные иностранцами (Эдисоном, братьями Райт и др.), в действительности сделаны русскими учеными и самоучками, а иностранцы лишь их незаконно присвоили. Срочно начали переписываться учебники. Дело дошло до того, что на занятиях в школах и вузах стало опасно называть имена иностранных ученых, даже классиков. (Именно тогда родился известный анекдот про профессора «Однокамушкина» — дословный перевод фамилии Эйнштейна.) Несмотря на столь абсурдные приемы, кампания имела сильный пропагандистский эффект, создавая атмосферу страха и подозрительности.

Но и это еще не все. События продолжали развиваться по нарастающей. Следующей акцией, явившейся апофеозом сталинского сценария, было так называемое «дело врачей». Группа кремлевских врачей, в основном евреев, была обвинена в умышленном неправильном лечении советских руководителей с целью их умерщвления, естественно, по заданию империалистических спецслужб. Массовый психоз достиг своего апогея. Пресса захлебывалась в изобличении подлых отравителей, «убийц в белых халатах», «презренных наймитов» и т. п. Негодованию «простых советских людей» не было границ. Коварство и изуверство врага, проникшего в святая святых — в Кремль, не поддавалось описанию. По многим свидетельствам, обстановка была накалена до такого предела, что малейшего толчка, искры было бы достаточно не то что для погромов, но и для публичных казней. Но… Пути Господни неисповедимы. В самый разгар кампании (случайно ли? — нам предстоит выяснить) вождь покидает этот бренный мир. Кампания мгновенно стихает, как оратор, споткнувшийся на полуслове.

А теперь зададимся вопросом: для чего нужна была Сталину эта оголтелая пропагандистская кампания, зачем ему понадобилось до такой степени взвинтить психологическую ситуацию в стране?

Только из соображений антисемитизма? Не вяжется. Конечно, никаких симпатий Сталин к евреям не испытывал. Но и назвать его патологическим антисемитом никак нельзя. Были евреи и в его ближайшем окружении (Каганович, Мехлис). Мог он, если того требовали политические интересы, обласкать и любого иностранного еврея (Фейхтвангера, например). По выражению П. Судоплатова, Сталина с тем же успехом можно назвать и антимусульманином (от себя добавлю: и анти-кем угодно). Сталин был прежде всего прагматичным политиком, и его отношение к евреям, равно как и ко всем другим, определялось прежде всего политическими целями и интересами, было производным от них.

Даже если предположить, что Сталин решил расправиться со всеми евреями (ну, допустим, выселять их всех в специально для них созданную автономную область на Дальнем Востоке), то он мог бы сделать это одним движением пальца. И никто бы и не пикнул. Сколько народов было выселено поголовно в места куда более худшие. И ничего. С мировым общественным мнением Сталин и раныие-то особенно не считался, а теперь, в разгар холодной войны, даже демонстративно его игнорировал. Нет, дело не в евреях. Или, во всяком случае, не только в них. Не стал бы Сталин только из-за них затевать такую шумиху, не стал бы палить из пушек по воробьям.

И еще. Вспомним, в каких ситуациях Сталин, сам нерусский, аппелировал к национальному самосознанию русского народа (отложив в сторону всякий там социалистический интернационализм)? Правильно, в самых критических, когда уж очень приспичивало. В разгар войны он призвал русский народ (хотя каждый четвертый фронтовик был нерусским: СССР — страна многонациональная), вдохновляться примером своих великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Что же заставило вождя вновь, пусть и в гротескной форме, обратиться к национальному чувству русских? Какая нужда? И вообще, что побудило Сталина к столь массированной идеологической обработке всего населения? Попробуем разобраться.

Диктовала ли это внутренняя обстановка? Ни в малейшей мере. Это не 20-30-е годы, когда Сталину приходилось вести ожесточенную борьбу за власть с ленинскими соратниками и позарез и в больших количествах требовались вредители и диверсанты. Для поддержания должного порядка вполне достаточно было тех одиночных выборочных расправ, которые регулярно проводились. Была ли такая необходимость перед лицом внешней опасности? Тоже нет. Холодная война шла своим ходом, со своими приливами и отливами, но непосредственной, сиюминутной угрозы, требующей немедленной мобилизации сил, тоже не было. Конечно, какой-то риск был, но вообще-то противная сторона разрабатывала доктрины то сдерживания, то отбрасывания, но никак не внезапного нападения, о чем Сталин не мог не знать. Что же остается? Остается только одно: Сталин сам готовил какую-то глобальную акцию. Какую? А вот какую. Самую что ни на есть глобальную. Сталин хотел начать ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ.

Здесь я должен сделать небольшое отступление и сослаться на мнение двух весьма для меня авторитетных людей. Это известный писатель и драматург, а также популярный телевизионный рассказчик Эдвард Радзинский и автор ряда бестселлеров Виктор Суворов (настоящая фамилия — Резун).

Вообще трудно найти двух людей, столь разительно несхожих и по характеру, и по социальному статусу, и по судьбе. Один — утонченный эстет и любимец публики, при всех властях умудрявшийся сохранять творческую независимость, не вступая в конфликт с ними; другой — кадровый военный и профессиональный разведчик, а затем — перебежчик, заочно приговоренный к смертной казни. Но есть нечто, что объединяет этих людей. Оба они являются блестящими аналитиками, способными по мельчайшим крупицам и деталям, не замеченным другими исследователями, воссоздать картину прошлого события или, по крайней мере, построить убедительную версию. Это качество всегда вызывало у меня и профессиональное, и чисто человеческое глубочайшее уважение. Так вот, эти авторы весьма убедительно и аргументированно показывают, как Сталин, движимый идеей создания Всемирной советской социалистической республики, готовил сначала внезапное нападение на Германию (которое Гитлер упредил), а затем, не удовлетворенный итогами Второй мировой войны, планировал начать третью. Я не буду пересказывать аргументы, приведенные в обоснование такого вывода, а отсылаю читателя к этим авторам (работы которых, помимо прочих достоинств, выполнены в захватывающе увлекательной форме). Скажу лишь о том, какую роль сыграло это для меня лично в моих исследованиях.

Должен сказать, что еще в те времена, когда не было никакой открытой информации, я до многого додумался самостоятельно. Например, для меня давно было ясно, что так называемый Пакт о ненападении — это не что иное, как сговор с Гитлером о разделе Европы. Для такого вывода достаточно было сопоставить даты нападения Германии на Польшу и присоединения к СССР Западной Украины и Белоруссии (сентябрь 1939 года, буквально через несколько недель после подписания Пакта) или некоторые другие факты. Но многое продолжало оставаться для меня загадкой. Так, я никак не мог понять, зачем Гитлеру в 1941 году понадобилось напасть на СССР. Каким бы психопатом и кретином он ни был в изображении нашей официальной пропаганды, не мог же он не видеть, что уже достаточно увяз в войне с Англией, которая все более начинала принимать затяжной характер. В этих условиях второй фронт Германии был совершенно ни к чему. Чтобы понять это, вовсе не обязательно быть великим стратегом.

Никак не убеждало официальное объяснение, что Гитлер пошел на это, движимый исключительно ненавистью к социалистическому строю. Терпел он этот строй не один год, мог еще пару лет потерпеть, пока не управится (как он считал) с Англией. И только когда я прочел «Ледокол» Суворова, все встало на свои места, стало простым и понятным. У Гитлера просто не было другого выхода. Спасаясь от занесенного со спины сталинского топора, он вынужден был нанести удар первым.

Или еще. Также неясным было для меня, почему Сталин так упорно игнорировал все донесения и сообщения о готовящемся Гитлером нападении. Уж в чем, в чем, а в излишней доверчивости «вождя народов» упрекнуть было никак нельзя. Не был он настолько наивным, чтобы безоглядно доверять такому человеку, как Гитлер, цену которому он хорошо знал. И опять же все становится ясным и понятным, если исходить из версии Суворова. У Сталина тоже не имелось никакого другого выхода. Перестраивать на оборонительный лад изготовившиеся к прыжку войска уже не было ни времени, ни технической возможности. Нужно было продержаться буквально несколько недель, любой ценой ввести в заблуждение Гитлера, заверяя его всеми средствами в своих мирных намерениях (отсюда и приказы типа «не поддаваться на провокации», «не открывать огонь» и т. п.). Но Гитлер оказался шит не таким уж лыком, он разгадал замысел Сталина и нанес упреждающий удар.

Но вернемся к нашему расследованию. Если исходить из того, что Сталин планировал начать третью мировую войну (а я считаю эту версию вполне обоснованной), то из этого можно сделать как минимум два вывода. Вывод первый: ближайшее окружение Сталина такой вариант никак не устраивал. Сталина с чисто психологических позиций понять можно. Годы идут, а историческая задача, завещанная коммунистическими пророками, — победа социализма во всемирном масштабе — так и не выполнена. С другой стороны, момент достаточно удобный. Советский Союз вооружен до зубов, в том числе атомной бомбой. Накоплен колоссальный военный опыт. Собственно, специальной военной подготовки и не требуется.

Но сталинским соратникам такие честолюбивые устремления были совершенно чужды. Мечты о Всемирной социалистической республике их меньше всего занимали. Они были готовы довольствоваться тем, что есть (а может, даже и меньшим — предлагал же Берия отказаться от ГДР, что потом явилось одним из пунктов обвинения на его процессе). Дай бог переварить уже захваченное. И еще. Как здравомыслящие политики, они отчетливо понимали, что в грядущей термоядерной войне победителей, скорее всего, не будет. И опять же — эта тенденция блестяще реализуется в дальнейшем. Хрущев (отдадим должное его смелости) открыто откажется от классического марксистского постулата — утверждения социализма насильственным, вооруженным путем — и провозгласит принцип мирного сосуществования двух систем. Какой бы крамолой это ни звучало на первых порах для марксистско-ленинского уха, этот принцип не только прижился, но и даже под сомнение никогда и никем не ставился. Разные судьбы постигли хрущевские начинания — одни были официально осуждены и отменены сразу же после его смещения, другие незаметно были спущены на тормозах. Но лозунг мирного сосуществования оставался незыблемым при всех преемниках Хрущева, несмотря на все зигзаги внешней политики. А значит, он родился не на пустом месте. Значит, такой настрой был уже при жизни Сталина (во всяком случае, у наиболее реалистично настроенных его соратников). А если это так, то такое намерение Сталина было уже достаточным стимулом для созревания заговора с целью его устранения. Перспектива сгореть в пламени термоядерной войны его приближенных совершенно не устраивала.

И вывод второй. Если это так, если Сталин действительно решился на развязывание новой мировой войны, то тогда акция по смещению и отстрелу всего старого его окружения становится не только еще более вероятной, но и практически неизбежной. Не мог Сталин пойти на такое дело со старой командой. Слишком много они про него знали. Они знали, как жестоко Сталин был обманут Гитлером, видели его растерянность и даже панику в начале войны. Были свидетелями других крупнейших военных промахов и поражений. Поэтому все эти россказни о «величайшем военном гении» Сталина, его гениальной прозорливости и проницательности и т. д. ит. п., - все это было не для них. Это «простой советский человек» мог поверить учебникам истории, где утверждалось, что именно в результате гениального сталинского предвидения наши войска отступали до самой Волги, чуть ли не специально заманивая врага в глубь страны, оставляя за собой выжженную землю. Ближайшее сталинское окружение такими баснями кормить было невозможно. Поэтому оставалось одно — избавиться от него (а заодно установить в стране атмосферу жесточайшего террора и страха). Здесь уместна определенная аналогия с уничтожением «ленинской гвардии». Те тоже знали подлинную историю революции не понаслышке. Теперь Сталину потребовалось второй раз уничтожить свидетелей Истории.

И этому намерению Сталина имеется целый ряд объективных подтверждений. Давно уже в опале Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович. Сталин демонстративно их игнорирует (а некоторых еще называет английскими или какими-то иными агентами). У Молотова, кроме того, как уже говорилось, арестована жена по делу ЕАК. В разгар кампании против «космополитов» понижен в должности Маленков. Но особенно шатким стало положение Берии. Он отстранен от руководства и курирования всех правоохранительных (по терминологии того времени — «карательных») органов. Через «Мегрельское дело» (дело выходцев из Мегрелии, земляков и выдвиженцев Берии) к нему явно протягивались сталинские щупальца.

Как могли повести себя сталинские соратники в такой ситуации? По-разному. В зависимости от характера, индивидуальных психологических качеств. Одни затаились, как зайцы, покорно ожидая решения своей участи. Другие были способны и на контрмеры, в том числе и на крайние. И здесь мы переходим к следующему пункту нашего расследования — психологической характеристике наших потенциальных подозреваемых.

Начнем с центральной фигуры (не по роли в предполагаемом заговоре — она нам неизвестна, а по значимости в истории) — Хрущева.

О Хрущеве написаны горы литературы. Психологическая характеристика его хорошо известна (а у старшего поколения — еще на памяти). В нем причудливо сочетались самые, казалось бы, несовместимые качества — прогрессивные устремления и дремучее невежество, трезвый, практический ум и безудержное прожектерство, демократизм и откровенное самодурство, практическая сметка и идеализм, святая вера в скорейшее наступление «коммунизьма» (он до конца жизни так и не научился правильно выговаривать это слово). След, оставленный им в истории, тоже противоречив и неоднозначен. Много сделано им хорошего — либерализация общества и освобождение его от страха массовых политических репрессий, реабилитация репрессированных, улучшение материального благосостояния народа (в том числе жилищных условий) и др. Но немало было и откровенной дури — разделение райкомов и обкомов на промышленные и сельскохозяйственные, насаждение кукурузы чуть ли не за Полярным кругом, причем непременно квадратно-гнездовым способом, и пр.

Но в нашу задачу не входит подробный анализ личностных качеств Хрущева (тем более что это уже сделано многими авторами). Отметим лишь те черты, которые представляют интерес для нашего расследования, которые могли сделать его участником антисталинского заговора.

Во-первых, Хрущев был не робкого десятка. Он обладал способностью на смелые, решительные поступки. Больше того, была в нем даже некоторая авантюристическая жилка, иногда с налетом этакой чисто русской удали. Поэтому при наличии достаточных мотивов и побудительных причин он (в принципе) вполне мог решиться и на такую авантюру.

Теперь о взаимоотношениях Хрущева со Сталиным. Но сначала небольшое отступление. Вообще всех сталинских соратников по этому признаку можно разделить на две категории (разумеется, с какой-то долей условности). Одни — беспредельно, по-собачьи преданные вождю, безоговорочно оправдывающие любые его поступки (например, Молотов, по некоторым данным — также Каганович). Другие — циничные, расчетливые политики, не верящие ни в Бога, ни в черта, готовые в любой момент предать и продать кого угодно, для которых личная преданность Сталину была лишь маской, мимикрией, суровой необходимостью соблюдения правил игры (яркий пример — Берия).

Хрущев относился к промежуточной категории. На первых порах он был беспредельно ему предан, находился под сильным влиянием его магии, личного обаяния (Сталин, когда хотел, мог быть очень обаятельным; это отмечали многие, особенно иностранцы). Но постепенно началось разочарование, которое со временем перешло в полное неприятие. Хрущев, конечно, не мог не быть замешанным в сталинских репрессиях (в то время и на таком посту такое было невозможно). Но он искренне жалел репрессированных, многих из которых знал лично и глубоко уважал. И вообще, Хрущев хотя и был способен на жестокие поступки (вспомним, например, расстрел рабочих в Новочеркасске), но в целом мстительным и кровожадным не был. Мог, конечно, в горячке наломать дров, но часто впоследствии об этом жалел (например, по многим свидетельствам, будучи на пенсии, он очень сожалел о гонениях на художников и поэтов). Поэтому сталинская жестокость, полное безразличие к судьбам отдельных людей не могли ему импонировать.

И еще одна, очень важная для нас психологическая деталь. В ближайшем сталинском окружении Хрущев нередко выступал кем-то вроде шута. Люди по-разному относятся к постоянным издевкам и насмешкам со стороны более сильных. Одни терпеливо их сносят, прощая своему кумиру все. Тот же Молотов до конца жизни оправдывал буквально все поступки Сталина, даже арест своей жены. Хрущев был вылеплен из другого теста. Все эти сталинские шутки глубоко его ранили, психологически травмировали. Все это накапливалось в подсознании и могло прорваться в любой момент, как только позволят условия. Криминалистике хорошо известен такой феномен. Робкая, безответная женщина годами безропотно сносит издевательства пьяницы-мужа. И в один не очень-то прекрасный вечер, после очередного, в общем-то вполне заурядного по семейным меркам скандала отрубает спящему мужу голову топором и тут же идет заявлять в милицию. Чаша терпения переполнялась постепенно, внешне ранее ни в чем не выражаясь. Хрущев не раз рассказывал, какой холодок шел у него по спине после сталинских шуток типа: «Ну что, расстреляем Микиту или лучше пусть он нам гопака спляшет? Ладно (после некоторого раздумья), пусть спляшет». И Хрущев плясал. Но все это откладывалось и накапливалось в глубинах психики, ожидая своего детонатора. Поэтому Хрущев — кандидатура для предполагаемого заговора весьма подходящая.

Следующая фигура, которую нам предстоит рассмотреть, — Берия. О Берии тоже написано предостаточно. Из этих описаний он предстает как политик циничный, коварный и беспринципный, как человек жестокий и вероломный, а в быту — безнравственный и развращенный и даже как элементарный насильник. Все это верно. Как и верно то, что Берия вписал (а по своей должности и не мог не вписать) одну из самых мрачных страниц в нашей истории. На его совести немало безвинных жертв и искалеченных судеб. Но будем объективны. Отметим и другие его качества, тем более что это совершенно необходимо для нашего расследования.

Берия был бесспорно умен. Он был великолепный организатор и руководитель. Нельзя отказать ему и в проницательности и других качествах крупномасштабного государственного деятеля. Есть данные о наличии у него каких-то серьезных реформаторских идей. Во всяком случае, упоминавшееся его предложение отказаться от строительства социализма в ГДР, впоследствии поставленное ему в вину, уже само по себе свидетельствует и о смелости, и о нестандартности мышления. Претендовал ли Берия на роль преемника Сталина? Здесь мнения расходятся. Одни считают, что его честолюбие не знало границ. По мнению других, Берия, как политик здравомыслящий, отлично понимал, что второго кавказца на троне Россия (а СССР — это прежде всего Россия) не потерпит, и поэтому вполне довольствовался бы вторыми ролями. Как бы то ни было, оснований для участия в антисталинском заговоре у него было более чем достаточно.

Лично у меня очень сильное подозрение, что главой (а может, и душой) заговора был именно Берия. Во-первых, по своим волевым и лидерским качествам он более всего для этого подходил (в связке Берия-Маленков ведущим был явно он, Хрущев тогда за лидера никем не принимался, ну а о Булганине даже вспоминать не стоит). Во-вторых, Берия более других был заинтересован в устранении Сталина, так как его положение, как уже говорилось, было наиболее угрожающим. И в-третьих, Берия был совершенно необходим заговорщикам и даже незаменим как специалист по тайным убийствам. Все они, бесспорно, были весьма искушены в придворных интригах и заговорах, но технологию физического устранения людей знал (причем в совершенстве), только Берия, имевший на этот предмет специальные тайные лаборатории.

Но это, повторяю, мое личное предположение. Достоверно об этом мы уже, видимо, никогда не узнаем. Наша задача скромнее — установить хотя бы сам факт наличия (или отсутствия) заговора, а уж его динамика, распределение ролей и другие детали, по всей вероятности, навсегда останутся загадкой истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.