Последствия рокового выстрела

Последствия рокового выстрела

Многие очевидцы свидетельствуют, что убийство Кирова повергло Сталина в страшную панику. Последний раз в вождей стреляли в 1918 году, но после красного террора и установления жестокой красной диктатуры никто не осмеливался поднять руку на высших чинов партии. Сталин всегда был мнителен и, примерив на себя это убийство, ужаснулся. Обычно не любивший далеко выезжать из Москвы, окружавший себя большой охраной даже при поездках на дачу в Зубалово, он вдруг сам едет в ненавистный ему Ленинград, сам начинает допрашивать убийцу, свидетелей, устраивает великое прощание ленинградцев с Кировым, увозит тело друга в Москву, организует там пышные похороны, плачет, опуская гроб в могилу. Слезы на его глазах видели лишь на похоронах жены и второй раз при прощании с Кировым. Потом эти слезы назовут лицемерными, лживыми, но легенда о Сталине как о великом актере несколько преувеличена. Чаще всего он несдержан, груб, хамоват, слишком прямолинеен. Да, он коварен, жесток, властен, но заподозрить в нем великого лицедея можно лишь с большой натяжкой, и нам легче поверить в искренность этих слез, зная преданность выдвиженца Кирова к Сталину и любовь последнего к брату, нежели великую игру вождя. Его никто не заставлял плакать, и, если бы он ненавидел Кирова, он бы не позволил себе проливать крокодиловы слезы по врагу. Надо знать менталитет кавказского человека, грузина, который слишком ценит собственное достоинство, честь, слишком горделив, чтобы позволить себе проливать слезы только ради притворства. И сама идея использовать убийство Кирова в своих личных целях, в целях уничтожения личного врага Зиновьева пришла уже после поездки в Ленинград, когда Сталин сам увидел, сколь слаб, беспомощен, раздавлен Николаев, который сможет оговорить многих ради спасения собственной жизни и жизни своих близких. Именно тогда и было указание Ежову и угрозы в адрес Ягоды, который даже в ходе следствия не понимает, что от него требует Сталин. И сталинский упрек в медлительности, в затягивании сроков расправы с зиновьевско-каменевским блоком станет основным обвинением против Ягоды и роковым для него. В этой ситуации смешно говорить о том, что именно Генрих Ягода по подсказке Сталина организовал убийство Кирова. Если бы так было, то вряд ли бы нарком НКВД стал сопротивляться сталинской идее привязать к убийце зиновьевскую оппозицию в Ленинграде. В том и трагичность того же Ягоды, что, будучи повязан кровью со Сталиным, он, как старый революционер, старый партиец, еще старался сохранять некоторое достоинство, проявлять самостоятельность и независимость, что стоило ему жизни.

Очень любопытны отклики на смерть Кирова, которые в своих спецдонесениях докладывали руководству НКВД платные осведомители и секретные сотрудники. Вот отзывы из Ленинградской военно-морской академии РККА имени Ворошилова: «При разговоре об убийце, как подосланном врагами рабочего класса, профессор Гончаров бросил реплику: «Человек шел на смерть». О политическом значении смерти т. КИРОВА сказал: «А все-таки для партии это — большой удар, т. к. говорят, что вождей любят, а все-таки убивают».

«Давно уже не было такого события. Это очень важное событие в политическом и международном смысле» (преподаватель Унковский). «Из разговоров среди вольнонаемных и жен начсостава можно отметить наиболее характерные высказывания следующего порядка: «По-моему, т. Киров убит из личных счетов, личным врагом» (машинистка Истомина). «Ну что ж, ведь т. Ленина заменили, так и т. Кирова заменят», называя вероятным кандидатом т. Постышева (машинистка Иогансон)».

В декабре 1934 года был исключен из партии фрезеровщик Бердыгин, заявивший, что «Киров убит на почве ревности». Слесарь госзавода номер 4 Франц Банковский также утверждал: «Сергей Миронович Киров был убит Николаевым из-за ревности к жене». «Инструктор физподготовки т. КОЧЕТОВ, проходя по 10-й линии в направлении к Академии (около Энергетического института), предоставил мне две записки с лозунгами: «Да здравствует смерть т. КИРОВА!», написанные карандашом…»

Работники НКВД быстро пресекали зловредные слухи относительно «личных обстоятельст-в» рокового выстрела, направляя ярость народа в нужное русло. На митингах, организованных с повеления Сталина, все чаще раздавались призывы к расправе с Зиновьевым и его сторонниками. 3 декабря отстраняют Медведя от должности начальника Ленинградского управления НКВД. 4 декабря временно назначается Яков Агранов, искусный специалист по части фабрикации таких дел. Это он работал с провокатором Семеновым, руководителем боевой группы, убившей Володарского и готовившей покушение на Ленина.

Агранов успешно начинает обработку Николаева. Как свидетельствуют документы, до 6 декабря Леонид Васильевич упорно твердит, что он совершил убийство в одиночку. После 6 декабря ситуация меняется и появляются первые «соучастники», естественно, из лагеря оппозиционного блока зиновьевцев. Жданов, выступая 15 декабря на пленуме Ленинградского обкома, подверг резкой критике бывших оппозиционеров, связав их преступную деятельность с убийством Кирова. 18 декабря в передовой статье «Ленинградской правды» Зиновьев и Каменев названы «фашистским отребьем». Так формулировалось уже обвинение, и естественно, что следствие после угроз Сталина стало чутко к нему прислушиваться.

Николаева допрашивали интенсивно. 6 декабря его приводили на допрос семь раз, причем следователи менялись. Чуть позже этот метод допросов будет признан самым удачным, который позволял следователям добиваться быстрой ломки обвиняемых. И здесь надо отдать пальму первенства Якову Агранову, который его применял еще раньше, когда вел дело «Промпартии». Но нервический Николаев такого мощного напора не выдержал. После одного из допросов он попытался покончить с собой. Агранов меняет тактику. На смену жесткому методу угроз и запугиваний, «вкруговую», как назовут его в НКВД, приходит череда мягких уговоров. Ему обещают сохранить жизнь, создают особые условия в камере, питание с вином, ванну.

Стоит отметить, что здесь свою скромную лепту внес сам «вождь всех времен и народов» Сталин. Он пишет в записке к Агранову: «Подкормите Николаева, купите ему курочек и др. продуктов, кормите его, чтоб он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпим ему — все расскажет и покажет». Что «засыпим», Сталин не объясняет, может быть, это было новое чудодейственное средство? Ведь одна из кличек Ягоды была Аптекарь, он два месяца учился на фармацевта — это, кстати, являлось его «высшим» образованием, — но толк в ядах и других снадобьях он знал неплохо.

Агранов на эту записку отвечает Сталину: «Николаев держится крайне упорно». Но списки зиновьевцев давно составлены, Николаеву их подсовывают, и перемена «метода» начинает действовать. Понемногу Николаев начинает «признавать сообщников». Арестовано уже 13 человек, их допрашивают по отдельности, некоторых из них Николаев даже знал лично, поэтому легко можно все связать. Аппетит приходит во время еды. Николаева пытаются даже привязать к Троцкому, а следовательно, и остальных зиновьевцев. Теперь уже не важно, что Зиновьев и Каменев когда-то боролись против Троцкого и благодаря их усилиям Сталин смог победить его. Важно другое: для всей партии Троцкий заклятый враг, и одно это уже дает повод для того, чтобы уничтожить его сторонников. Разрабатывается операция «Консул». Для этого используется консул Латвии Бисенекс, который как бы являлся связником Николаева и Троцкого. Эти сведения даже фигурируют в обвинительном заключении. Агранов даже добивается признания Николаева по этому поводу. Но для того, чтобы версия заработала, необходимо создать мощную организацию. Однако Котолынов, знакомец Николаева, получение 5 тысяч рублей от Бисенекса не подтвердил, и версия стала рассыпаться. Пришлось ее оставить.

Впрочем, Агранов особо и не стремился создать вокруг Николаева мощную террористическую сеть, связанную с Троцким и западным капиталом. Важнее было увязать убийство с зи-новьевцами, а этот материал уже имелся в руках Агранова. Еще важно было провести следствие быстро и оперативно. Сталин спешит. На 28 декабря уже назначена выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР. Перед началом слушаний председатель коллегии Ульрих встречается со Сталиным. Уточняются последние детали и меры наказания. Сталин в последнем вопросе был категоричен: всем 14 подсудимым высшая мера — расстрел. 28 декабря в 14 часов 20 минут открывается судебное заседание. Оно идет непрерывно до 6 часов 40 минут утра 29 декабря. До этого Николаеву обещали 3–4 года лагерей. Поэтому он вел себя спокойно. Когда же был оглашен приговор, Николаев воскликнул: «Обманули!» Как сообщают свидетели, он стукнулся головой о барьер и сказал: «Это жестоко. Неужели так? Не может быть… Обманули!» Многие из тринадцати участников «заговора» свое участие в нем стали отрицать. Ульрих так растерялся, что звонил даже Сталину, предлагая вернуть дело на доследование. Стоит учитывать, что это был один из первых процессов, где обвиняемые отказывались признать свою вину. Сказывалась скоротечность следствия и более мягкие по сравнению с последующими расследованиями методы следователей. Но Сталин, услышав от Ульриха это глупое предложение председателя суда, жестко сказал: «Какие еще доследования? Никаких доследований. Кончайте!»

Через час, то есть в 7 часов 40 минут, приговор был приведен в исполнение. Комендант Ленинградского управления НКВД, командовавший расстрелом, потом признался сослуживцам: «Я поднял Николаева за штаны и заплакал — так мне было жалко Кирова». 30 ноября 1990 года Пленум Верховного суда СССР приговор, вынесенный 29 декабря 1934 года в отношении тринадцати соучастников Николаева, признал незаконным и отменил его. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Через 56 лет справедливость восторжествовала. Однако расстрельный приговор Николаеву Пленум оставил без изменений, хотя по сегодняшним меркам за убийство на почве ревности Леонида Васильевича вряд ли бы приговорили к высшей мере. Учитывая многие смягчающие обстоятельства, в том числе и незаконное увольнение, а также его раскаяние, он мог бы получить по нынешним законам от силы 5–6 лет тюрьмы.

Но репрессии только начинались. В декабре без суда и следствия были расстреляны 103 человека, проживавших не только в Ленинграде, но и в Москве, Киеве, Минске. Их подозревали в подготовке убийства Кирова. Всего же в Ленинграде по этому делу с 1 декабря по 15 февраля было арестовано 843 человека. После задержания Николаева были арестованы все его родные, мать, сестры, их мужья, брат, а также жена, Мильда Петровна, ее родная сестра Ольга, ее муж Роман Кулишер. Суд над Мильдой и ее сестрой с мужем состоялся 9 марта 1935 года. Судья Ульрих в секретной записке Сталину так определяет степень вины Мильды и ее родственников: «Мильда Драуле на тот вопрос, какую она преследовала цель, добиваясь пропуска на собрание партактива 1 декабря с. г., где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помогать Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта. Все трое приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. В ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение. Прошу указаний: давать ли сообщения в прессу. 11 марта 1935 г. В. Улърих».

Какая огромная дистанция между просьбой Ульриха о доследовании дела Николаева и его компании и этим сообщением! Как заботливо председатель суда поясняет, откуда он взял причину для установления причастности Мильды, ее сестры и ее мужа к теракту. И это заботливое упоминание о высшей мере и о том, что приговор приведен в исполнение, точно Ульрих сам бегал ощупывать, теплые ли трупы, и, наконец, такая мелочь, как давать или не давать сообщение в прессу. И ведь понятно, что не давать, но мало ли что, а вдруг надо.

Но указаний не последовало. После первого витка репрессий 1934 года покатил вал массовых арестов. «Мягкий» Ягода уступил место «железному» Ежову, «ежовым рукавицам», как говорили в те времена, ревностный пыл которого испугал даже Сталина. «Случается, что товарища, который прошел по улице, где когда-то жил троцкист, сразу же исключают из партии», — изумлялся Сталин в 1937 году. Для непосвященных скажем, что исключение из партии в 1937-м, как правило, предшествовало аресту. Поэтому и фразу Сталина стоит понимать именно так: человек прошел по улице, где когда-то жил троцкист, а его сразу же упекают в тюрьму.

Так Сталин «отомстил» за убийство друга, и здесь стоит напомнить об истории покушения на Ленина. Если бы не произошла история с несчастным ревнивцем Николаевым, то ее стоило бы выдумать. И нам думается, что Сталин уже размышлял над этим вопросом, ему нужна была такая ситуация, такого уровня, чтобы под благовидным предлогом партийной мести расправиться со всеми своими врагами. Поэтому он так ревностно сам схватился за эту ситуацию, сам направлял ход расследования, подсказывая методы обработки Николаева и угрожая Ягоде, который не хотел следовать точным сталинским указаниям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.