Появление Эльзы

Появление Эльзы

Пока Эйнштейн разъезжал по Европе, выступая с речами и греясь в лучах своей растущей известности, его жена оставалась в Праге – городе, который ненавидела, – и грустила о том, что не вошла в круг ученых, чего когда-то упорно добивалась. “Я хотела бы быть там, и послушать немного, и увидеть всех этих прекрасных людей, – писала она ему в октябре 1911 года после одного из его докладов, – мы так давно не виделись, что мне интересно, узнаешь ли ты меня”. Она подписалась: “Deine Alte D” – “твоя старая Д.”, как будто она была все еще его Долли, хотя и немного постаревшей³⁶.

Обстоятельства жизни в сочетании с врожденной предрасположенностью к депрессиям, возможно, сделали ее мрачной и даже подавленной. Когда Филипп Франк впервые встретил ее в Праге, он решил, что она похожа на шизофреничку. Эйнштейн согласился и позже сказал коллеге, что ее мрачность “несомненно, происходит от генетической предрасположенности к шизофрении, передавшейся ей по материнской линии”³⁷.

Таким образом, во время пасхальных каникул 1912 года, когда Эйнштейн отправился в Берлин один, его брак в очередной раз находился под угрозой. В Берлине он заново сблизился со своей двоюродной сестрой старше его на три года, с которой они были дружны когда-то в детстве.

Эльза Эйнштейн [40] была дочерью Рудольфа (“богатого дяди”) Эйнштейна и Фанни Кох-Эйнштейн и кузиной Эйнштейна с обеих сторон. Ее отец приходился двоюродным братом отцу Эйнштейна Герману и помогал деньгами его бизнесу. А ее мать была сестрой матери Эйнштейна, Паулины (то есть Эльза и Альберт были двоюродными братом и сестрой). После смерти Германа Паулина переехала на несколько лет к Рудольфу и Фанни Эйнштейнам и помогала им по хозяйству.

В детском возрасте Альберт и Эльза играли вдвоем в доме родителей Альберта в Мюнхене, и даже впервые в оперу их повели вместе³⁸. С тех пор Эльза побывала замужем, развелась и теперь, в возрасте тридцати шести лет, жила одна с двумя дочерьми – Марго и Ильзой – в том же доме, что и ее родители.

Эльза и жена Эйнштейна были совершенно не похожи. Милева Марич была закомплексованной чужестранкой и интеллектуалкой, а Эльза – полной ей противоположностью: она была красива в общепринятом смысле, выросла в той же стране и среде, любила тяжелые немецкие блюда и шоколад, из-за которых, похоже, и выглядела как пышнотелая матрона. Лицом она была похожа на двоюродного брата, и это сходство стало даже больше бросаться в глаза, когда они стали старше³⁹.

Эйнштейн искал новых увлечений и сначала затеял флирт с сестрой Эльзы. Но к концу своего пасхального визита он остановился на Эльзе, которая олицетворяла уют и заботу – как раз то, в чем он в тот момент он нуждался. По-видимому, он тогда не искал страстных романтических отношений, ему нужны были только поддержка и забота.

И Эльза, преклонявшаяся перед своим кузеном, готова была ему их оказать. Когда он вернулся в Прагу, она сразу написала ему письмо и отправила не на домашний, а на рабочий адрес и предложила способ переписки, который бы позволил сохранить ее в тайне. “Как мило с твоей стороны поступиться своей гордостью и согласиться общаться со мной таким образом, – ответил он. – Я не смею даже начать говорить тебе, как я влюбился в тебя в эти несколько дней”. Она попросила его уничтожить ее письма, что он и сделал. Сама она, однако, хранила его ответные письма всю свою жизнь в перевязанной папке, которую позже надписала: “Самые красивые письма из лучших времен”⁴⁰.

Эйнштейн извинился за свой флирт с ее сестрой Паулой. “Мне трудно понять, как я мог влюбиться в нее, – писал он, – но на самом деле это объяснимо. Она была молоденькой, уступчивой девочкой”.

Десять лет назад, когда Эйнштейн писал любовные письма Марич, в которых восхвалял свой утонченно-богемный подход к жизни, он, скорее всего, зачислил бы своих родственников, включая Эльзу, в категорию “буржуазных обывателей”. А теперь в письмах, почти таких же эмоциональных, как письма к Марич, он признавался Эльзе в своей новой страсти. “Я должен кого-то любить, иначе жизнь становится убогой, – писал он, – и этот кто-то – ты”.

Она знала, как заставить его защищаться, – дразнила его тем, что он “подкаблучник”. Как она, возможно, и рассчитывала, Эйнштейн стал протестовать и уверять ее в обратном. “Не думай обо мне так, – писал он, – я уверяю тебя, что считаю себя совершенно самостоятельным мужчиной. Возможно, я когда-нибудь смогу это тебе доказать”.

Вдохновленный новым романом и перспективой работы в мировой столице теоретической физики, Эйнштейн захотел переехать в Берлин. Он признается Эльзе: “Шансы на получение предложения из Берлина, увы, небольшие”. Но во время этого своего визита он сделал все возможное, чтобы когда-нибудь в будущем его шансы на получение этой позиции возросли. В своем блокноте он записывал все встречи, которые у него состоялись с важными академическими руководителями, включая таких ученых, как Фриц Габер, Вальтер Нернст и Эмиль Варбург⁴¹.

Сын Эйнштейна Ганс Альберт позднее вспоминал, что он замечал, как брак его родителей стал разваливаться сразу после его восьмого дня рождения весной 1912 года. Но после возвращения в Прагу из Берлина Эйнштейна, казалось, охватили сомнения по поводу его отношений с кузиной. В двух своих письмах он пытался порвать с ней: “Если мы поддадимся нашему взаимному влечению, это все только запутает, и на нас обрушатся несчастья”.

Позднее в том же месяце он постарался выразиться еще определеннее: “Если мы сблизимся, для нас обоих, а также для других это будет плохо. Итак, я пишу тебе сегодня в последний раз и смиряюсь с неизбежным, и ты должна сделать то же самое. Ты поймешь, что не жестокосердие и не отсутствие чувства заставляет меня так говорить, потому что ты знаешь, что я, как и ты, несу свой крест без надежды”⁴².

Но Эйнштейн и Марич сходились в одном: жизнь в немецкой общине Праги, состоявшей в основном из представителей среднего класса, стала непереносимой. “Эти люди лишены естественных чувств, – писал он Бессо, – в них есть особая смесь снобизма и подобострастия, и они не испытывают никакой доброжелательности по отношению к своим собратьям”. Вода была непригодной для питья, в воздухе летала сажа, а показная роскошь соседствовала с нищетой на улицах. Но что задевало Эйнштейна больше всего, так это искусственные межклассовые барьеры. “Когда я пришел в институт, – поражался он, – угодливый человек, от которого пахло алкоголем, поклонился и сказал о себе: “Ваш покорный слуга””⁴³.

Марич беспокоилась о том, что плохая вода, молоко и воздух повредят здоровью их младшего сына – Эдуарда. Тот потерял аппетит и плохо спал. Кроме того, уже стало ясно, что ее муж интересовался больше наукой, чем семьей. “Он неустанно работает над своими проблемами, можно сказать, что он живет только ими, – писала она своей подруге Элен Савич, – и я с некоторым стыдом должна признаться, что мы не так важны для него и занимаем лишь второе место”⁴⁴.

Итак, Эйнштейн и его жена решили вернуться в то единственное место, где, как они надеялись, их отношения могут восстановиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.