Глава пятьдесят четвертая Памяти Высоцкого-2
Глава пятьдесят четвертая
Памяти Высоцкого-2
Вскоре после операции, в начале 1998 года, Филатов уже неплохо себя чувствовал и даже дал несколько интервью различным печатным изданиям, чего он не делал вот уже несколько лет. В одном из них он, в частности, сказал следующее:
«Сегодняшняя жизнь меня не столько раздражает, сколько печалит. Во всем, что у нас здесь произошло, есть свои плюсы: страшно расширился мир, появились новые возможности, вообще стало интереснее, стало виднее, кто чего стоит… Но это не значит, что меня устраивает власть, что я приветствую ситуацию, при которой большинство просто не помнит, кто такие Шукшин и Трифонов…
У нас в доме тусовки, шабаши, вечеринки многолюдные не приняты. Мы всегда на людях появлялись редко и редко собирали людей у себя. Но дома по хозяйству я ничего не делаю. В теперешнем состоянии это исключено. Но даже если бы выздоровел, я симулировал бы болезнь, чтобы ничего не делать. В жизни ничего дома не сделал! Даже мусор не вынес ни разу…»
Касаясь своих политических пристрастий, Филатов заявил следующее: «Я продолжаю симпатизировать Михаилу Горбачеву. Думаю, когда-нибудь ему еще поставят в Москве золотой памятник…»
Конечно, Филатову делало честь, что он по-прежнему был верен той дружбе, которая завязалась у него с Горбачевым еще в перестроечные годы. Однако, на мой взгляд, говоря про памятник, он погорячился. Золотой памятник Горбачеву если и поставят когда-нибудь, то только где-нибудь за пределами его родины, как одному из главных разрушителей великой державы под названием СССР.
Несмотря на болезнь, Филатов продолжал заниматься творчеством. И хотя назвать его активным было нельзя, однако без дела он не сидел: продолжал писать пьесы, выпускал телепередачу «Чтобы помнили». И еще успевал следить за творчеством своих коллег с «Таганки». Причем имелись в виду не любимовцы, а губенковцы – коллектив «Содружество актеров Таганки». Филатова искренне радовало то, что этот театр не уподобился большинству российских театров, которые очертя голову бросились в волны коммерции и стали ставить спектакли из разряда «на потребу», а инсценировали русскую классику: «Иванова» и «Мы попали в западню» А. Чехова, «Белые столбы» М. Салтыкова-Щедрина, «Дурь» Н. Некрасова. Как чуть позже отметит критик Ю. Белов:
«Театр сегодня таков, каково общество, а оно бездуховно. Это будет правда, но не вся. В обществе зреет сопротивление невежеству, торгашеству в культуре. Не убита душа народа. Находясь под непрерывным обстрелом, стоят бастионы русской культуры.
Идите в Малый театр, что в Москве, и вы встретитесь с живым искусством русской драмы. Вы встретитесь с ним и во МХАТе им. М. Горького, который зрители давно называют театром Татьяны Дорониной. Посетите в Москве Театр на Таганке, но не любимовский – западный, а русский – им руководит Николай Губенко. Здесь, как и в театре Татьяны Дорониной, вы увидите на сцене героев классических пьес русской и советской драматургии…»
Стоит отметить, что «Содружество» ставило не только классику, но и современные пьесы. Например, «Афган» и «ВВС» (Владимир Семенович Высоцкий). Последний спектакль родился буквально за две февральские недели1998 года и был приурочен к 60-летию Высоцкого. Инициаторами спектакля были сами актеры театра, которые захотели создать иную, чем любимовская (как мы помним, та была датирована 1980 годом и фактически мало изменилась), версию. По словам Губенко:
«Володя в нашем спектакле отличается от того Володи, которого нам насаждают, – „легендарный Высоцкий“, „борец с системой“, „инакомыслящий“, „диссидент“ и прочее. Все мыслящие люди – диссиденты, потому что они инакомыслящие. Нет одинаково мыслящих людей. Володя был сам по себе как художник мыслящий… Его погубила не власть, не театр, где он часто скандалил и с Петровичем расходился, тот его увольнял, опять принимал – нет, не это. А те люди, которые из него делали деньги…»
Эти слова Губенко наглядно демонстрировали, что он конкретно бросал вызов любимовской (либеральной) трактовке жизни и судьбы Высоцкого, которые базировались исключительно на конфликте поэта и власти. Кстати, Филатов губенковский спектакль целиком принял, что ясно указывало на то, что и он стал сомневаться в той версии, которую много лет пропагандировали либералы.
Очень жаль, что следующим шагом «Содружества» не стал спектакль, где поэзия Высоцкого накладывалась бы на современные российские реалии. Ведь либералы, по сути, «приручили» Высоцкого и, создавая вокруг него ореол активного антисоветчика, сделали апологетом нынешнего капитализма по-российски. Если верить либералам, то Высоцкий вполне удачно вписался бы в сегодняшние наши реалии: построил бы себе роскошный особняк в Подмосковье, купил еще одну жилплощадь в каком-нибудь Нью-Йорке, приобретя двойное гражданство, и жил бы себе припеваючи, как это делают все его бывшие соратники по борьбе с «тоталитарным СССР»: Юрий Любимов, Вениамин Смехов, Василий Аксенов и т. д. Но в подобную версию что-то мало верится, поскольку врожденное бунтарство Высоцкого вряд ли бы иссякло с распадом Советского Союза, который он, кстати, любил (в отличие от того же Юрия Любимова). Писал же он в 1972 году Станиславу Говорухину о своей «любимой советской кинематографии»: «А в другую кинематографию меня не пересадить, у меня несовместимость с ней, я на чужой почве не зацвету, да и не хочу я…»
В анкете 1970 года Высоцкий назвал среди самых замечательных исторических личностей двух революционеров: Ленина и Гарибальди. Отсюда можно сделать вывод, что если он симпатизировал основателю СССР, то вряд ли в последующем отдал бы свои симпатии разрушителям этого государства Михаилу Горбачеву и Борису Ельцину. Про таких, как первый, Высоцкий отзывался весьма определенно: «все мозги разбил на части, все извилины заплел», про таких, как второй: «царь пьянство почитал за благо».
Лично я не могу себе представить Высоцкого «ползающим на брюхе» перед тем же Ельциным. Что он вместе с подавляющей частью либеральной интеллигенции принял бы участие в той вакханалии лизоблюдства, которая происходила у трона президента России в дни всероссийского референдума в апреле 1993 года, когда у отдельных интеллигентов от их рвения даже языки дымились. Один из этих деятелей, известный кинорежиссер, снял фильм про Ельцина, который затмил собой даже «Повесть о коммунисте» – верноподданический фильм про Леонида Брежнева образца 1976 года. Другие интеллигенты бросились с гастролями в глубинку, чтобы агитировать народ за «дорогого Бориса Николаевича». Те же интеллигенты потом одобрили расстрел Белого дома, по сути взяв на себя грех братоубийства (например, Булат Окуджава). Впрочем, так поступили не все. Как мы помним, коллега Высоцкого по «Таганке» Леонид Филатов выступил в газете «Правда» со статьей под характерным названием «Как мерзко быть интеллигентом», за что немедленно заработал от своих недавних коллег прозвище «красно-коричневый». Уверен, что Высоцкий, в силу своего врожденного бунтарства, последовал бы примеру Филатова. И вновь бы стали актуальны строчки, написанные им еще в 1976 году:
Да, я осилить мог бы тонны груза!
Но, видимо, не стоило таскать —
Мою страну, как тот дырявый кузов,
Везет шофер, которому плевать…
Не могу я себе также представить, чтобы Высоцкий, к примеру, в наши дни выступал на корпоративной вечеринке у какого-нибудь олигарха, ободравшего народ как липку («Не надо подходить к чужим столам…»). Или получающим медаль в Кремле («Какие ордена еще бывают?.. Когда вручают – плачет вся семья»). Или пускающим слюни по поводу свободы слова («Куда идем, чему завидуем подчас! Свобода слова вся пропахла нафталином!»). Или заседающим в декоративной Общественной палате («Нам до рвоты ваши даже умиленье и экстаз…»). Или попивающим аперитив на какой-нибудь светской тусовке в окружении обожравшихся нуворишей.
Меня не приглашали на банкеты:
Я там горчицу вмазывал в паркеты,
Гасил окурки в рыбных заливных
И слезы лил в пожарские котлеты…
Про всех этих «куршавельцев» и «рублевцев», которые шагнули из грязи в князи, у Высоцкого есть и другие строчки:
Я мажу джем на черную икру,
Маячат мне и близости и дали, —
На жиже – не на гуще мне гадали, —
Я из народа вышел поутру —
И не вернусь, хоть мне и предлагали.
Как мы знаем, большинство единоверцев Высоцкого из либеральной интеллигенции достаточно легко вписались в «западный рай». У Высоцкого были все предпосылки, чтобы вписаться в него с таким же успехом. Более того, таких предпосылок у него даже было поболее, чем у других западников: огромная слава, знаменитая жена, поддержка влиятельных деятелей. Однако Высоцкого хватило всего на семь лет западной жизни, он понял, что тамошние «райские кущи» – такой же обман, как и коммунизм к 80-му году. А, значит, и нынешний капитализм по-российски, который еще более циничен, чем западный, он бы никогда не принял.
Уж лучше – где-нибудь ишачь,
Чтоб потом с кровью пропотеть,
Чем вашим воздухом дышать,
Богатством вашим богатеть…
Думаю, имей возможность Высоцкий хотя бы краешком глаза заглянуть в будущее и узнай он, что придет на смену Советскому Союзу, он бы ужаснулся. Точно так же, как это произошло с борцом с «советским тоталитаризмом» Александром Зиновьевым. Уже в наши дни, наблюдая за происходящими в России событиями, тот с горечью резюмировал:
«Нынешняя социальная система (называю ее „постсоветизмом“) создана – после антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы – на скорую руку, под давлением Запада и по западным образцам, с таким расчетом, чтобы Россия не поднялась больше. Эта социальная система в принципе исключает возможность для нашего государства независимого, суверенного существования. Страна деградировала во всех отношениях. Теперешняя система власти и управления не идет ни в какое сравнение с той, которая была в Советском Союзе. Экономический развал, произошедший у нас, несопоставим ни с чем. Где еще подобное наблюдалось на планете?!.
Победители, завоеватели отдали поверженную страну на растерзание мародерам. В результате политическая сфера захвачена мародерами политическими, экономическая – экономическими, идеологическая – идеологическими…»
Другой бывший антисоветчик, писатель Олег Волков, который почти два десятка лет провел в сталинских лагерях, незадолго до своего ухода из жизни, в 90-е годы, сказал, что, конечно, он не может любить советскую власть, но при ней он был спокоен за Россию – она была не по зубам никакому врагу, ее спасение было гарантировано. А теперь, при демократии, он умирает в тоске и страхе – выживет ли страна при этой власти.
Сегодня родина Высоцкого переживает трудные времена. Ее унизили и растоптали, отбросили далеко за те рубежи, которые кровью и потом завоевывали предыдущие поколения. Неужели бунтарское нутро Высоцкого не взбунтовалось бы против такого положения вещей?
Где дух? Где честь? Где стыд?!
Где свои, а где чужие,
Как до этого дожили,
Неужели на Россию
Нам плевать?!.
За два года до своей смерти из-под пера Высоцкого родились строчки:
Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом…
Так вышло, что в Советском Союзе напороться на нож Высоцкому не удалось. Поскольку не было в той стране такой традиции – бросаться на кумиров с ножами. Причем в жизни Высоцкого было несколько случаев, когда он участвовал в разного рода кулачных драках, но ни разу в них не возникала угроза для его жизни. То есть находились люди, которые могли Высоцкого оскорбить, ударить, но ни у кого из них даже мысли не возникало расправиться с ним с помощью ножа или того хуже – огнестрельного оружия. Более того, когда летом 1979 года гостиничный номер Высоцкого в Сочи обокрали, то спустя сутки украденные вещи были возвращены певцу с извинительной запиской: «Прости, Володя, не знали, что это ты».
В 1969 году Высоцкий написал песню «Человек за бортом». Морская тема там служит лишь фоном для более серьезных размышлений. Смысл песни в том, что ее героя штормовая волна сбрасывает с корабля в море, а впередсмотрящий этого не замечает, поскольку «смотрит лишь вперед» и «мало ли кто выпадает с главной дороги за борт». Намек более чем ясен: Высоцкий имел в виду таких же, как и он, инакомыслящих, от которых родное государство спешит избавиться как от ненужного балласта. Но песня заканчивается на оптимистической ноте: незадачливого героя спасает другое судно, наткнувшееся на него в том же море.
Я на борту – курс прежний, прежний путь —
Мне тянут руки, души, папиросы, —
И я уверен: если что-нибудь —
Мне бросят круг спасательный матросы.
Правда, с качкой у них перебор там,
В штормы от вахт не вздохнуть, —
Но человеку за бортом
Здесь не дадут утонуть!
Под словом «здесь» многие высоцковеды угадывают Театр на Таганке, который в трудную минуту всегда протягивал Высоцкому руку помощи. Я читаю это слово шире: под «здесь» мне видится социализм, который, несмотря на все его недостатки, не дает оступившемуся человеку, кто бы он ни был, пропасть. И та же «Таганка» жила по социалистическим законам: уволить человека с работы без согласия множества инстанций было невозможно (злостного нарушителя трудовой дисциплины Высоцкого уволить так и не смогли). Разве Высоцкий мог бы сказать то же самое о сегодняшней России, где торжествует другой принцип: «человек человеку волк»? Кто сегодня кинет оступившемуся, выброшенному за борт жизни человеку спасательный круг, когда каждый занят исключительно собой?
Так ему, сукину сыну, —
Пусть выбирается сам!..
Кстати, судьба героя нашей книги, Леонида Филатова, об этом наглядно говорит. Когда в середине 90-х его настигла страшная болезнь, никому, кроме близких ему людей, до этого не оказалось никакого дела: ни родной «Таганке», ни Министерству культуры, ни Союзу кинематографистов, ни Союзу театральных деятелей, ни профсоюзам – ни-ко-му! И если бы не сердобольность Леонида Ярмольника, который единственный в трудный момент протянул ему руку помощи, Филатов бы ушел из жизни еще тогда, в середине 90-х. Увы, но для миллионов других россиян, которых тысячами выкашивали ельцинско-гайдаровские реформы, таких помощников не нашлось.
В 75-м из-под пера Высоцкого родились строчки:
Но… не правда ли, зло называется злом
Даже там – в добром будущем вашем?
Нет, Владимир Семенович, ошиблись вы. В нашем «добром будущем» все перевернуто с ног на голову. Здесь зло выдается за добро (продажные политики, олигархи, бандиты, проститутки, геи и т. д. стали хозяевами жизни, героями для подражания), а добро отныне именуется злом (честные и скромные люди, труженики подвергаются всеобщему осмеянию). Совсем как в вашей «Притче о Правде и Лжи»:
Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,
Вымазал чистую Правду, а так – ничего…
Стервой ругали ее и похуже, чем стервой,
Мазали глиной, спустили дворового пса…
«Духу чтоб не было, – на километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»…
В сегодняшней России Правду выслали не на сто первый километр, а гораздо дальше – в такие дали, что не найдешь. Итог получился печальным. Кто может объяснить, почему в атеистическом Советском Союзе нравственность была выше, чем в сегодняшней России, где храмы и церкви строятся чуть ли не по десятку в день? Опять все, как по Высоцкому:
Света – тьма, нет Бога!..
И ни церковь, ни кабак,
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…
То, что делается сегодня с творчеством поэта, это уже не тот Высоцкий, которого мы знали в советские годы, это – прирученный Высоцкий. Несмотря на то что поклонникам поэта в наши дни вроде бы грех жаловаться – творчество их кумира широко представлено на видеокассетах, DVD, аудиопленках, – однако силами либеральной пропаганды Высоцкий превращен в апологета нынешнего режима. Факты биографии Высоцкого так ловко интерпретированы, чтобы сделать из него исключительно бунтаря-антисоветчика, а песни специально отданы на откуп попсовикам, дабы вычистить из них любой намек на бунтарство их создателя. Сегодняшний Высоцкий – это некий эстрадник, который нынешней молодежью воспринимается исключительно как певец, поющий о жирафах в Африке и недотепистых супругах Ване и Зине. Фигура Высоцкого сегодня намеренно сужена для удобства власть имущих. Стихи поэта образца 1973 года оказались пророческими:
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти…
Думаю, восстань сегодня Высоцкий из гроба, с ним произошла бы та же история, что показана в фильме Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен». Помните, барон, которого все считали умершим, возвращается в родные пенаты, а ему говорят: извини, но ты живой нам не нужен. Ты нужен нам как миф – с музеем и памятником в центре города. Именно такой ты нам удобен: можно крутить твоей биографией, как нам заблагорассудится. Как горько резюмировал сам поэт:
Я попал к ним в умелые, цепкие руки,
Мнут, швыряют меня – что хотят, то творят!..
Все эти факты и дают мне основания предполагать, что, доживи Высоцкий до наших дней, он не с Любимовым оказался бы в одном окопе, а с Губенко и Филатовым. И путь он прошел бы тот же, что и они: сначала все силы отдал бы на то, чтобы вернуть Любимова на родину, в театр, а потом, разуверившись в нем, порвал бы с ним всяческие связи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.