8.3. Добрый дядя из-за рубежа
8.3. Добрый дядя из-за рубежа
В качестве составляющей скуратовского скандала немаловажно (а может быть, и вообще очень важно) было одно обстоятельство. Речь о влиянии на скандал зарубежных сил. Проблема-то, казалось бы, чисто внутренняя, семейная. Но вот ведь, добрый дядя из соседней квартиры все вмешивался и вмешивался.
Однако, чуть-чуть предыстории. Уже в конце правления Горбачева влияние зарубежных сил на формирование правящей группы стало заметным.
Горбачев пришел к власти, когда необходимость перемен казалась очевидной практически всем. Он получил в наследство все еще мощную державу, которую нужно было трансформировать в соответствии с потребностями времени.
Однако, не упустив момент и став генеральным секретарем, Горбачев смутно представлял, что и как нужно делать. Прийти к власти оказалось легче, чем эффективно управлять страной, тем более страной, которая уже заждалась позитивных перемен.
Он постоянно метался между одними мудрыми советчиками к другим, предлагавшими порой прямо противоположное, предавая по очереди то одних, то других. Страна шарахалась от одной крайности к другой, а высший руководитель страны не брал на себя ответственность за непопулярные, но необходимые решения.
Допустив элементы демократии и гласности, Горбачев не учел, что управление страной, находящейся в состоянии кризиса, в таких условиях еще более усложняется. А осуществлять управление в таком состоянии он тем более не умел.
Соединенные Штаты Америки (включая их разведывательные службы) внесли свой вклад в распад мировой системы социализма и Советского Союза, постепенно наращивая темпы своего участия по мере углубления «перестройки». Косвенное участие их в распаде СССР значительно.
Однако нет серьезных данных, свидетельствующих о том, что они режиссировали весь процесс целиком. Бестолковость руководства СССР, прежде всего, а не открытое предательство сыграло основную роль во всем процессе.
Руководство КГБ СССР (органа, предназначенного защищать безопасность страны) не приняло должных мер по сохранению влияния страны в Восточной Европе и бессмысленно наблюдало вхождение страны в кризисное состояние, принимая явно не адекватные меры.
«Горбачев, — писал Скуратов, — вместо того, чтобы активно вмешиваться в процессы — «процесс» ведь «пошел», предпочел спрятаться за спины военных. Похоже, он надеялся на извечное «авось»: «Авось пронесет… авось все образуется».
Не пронесло, не образовалось. Вместо того чтобы затормозить распад Союза, Горбачев ускорил его, не продумав до конца идею нового союзного договора» [496].
В 1991 год Советский Союз вступил как в год своего краха. Горбачев окончательно запутался, не зная, как выйти из кризисного состояния. Но чем больше он метался, тем больше наступал кризис.
Важную, если не сказать важнейшую, роль играл тогда в стране фактор Ельцина. Дело в том, что Борис Николаевич к началу 1991 года был почти иконой для многих его соотечественников. К этому времени многоговорливый Михаил Сергеевич стал надоедать почти всем. Подсознательно в народе шел поиск нового кумира. Так устроен этот мир, все время нужно менять кумиров.
Подобранное Горбачевым и послушное ему окружение, ошарашенное потерей управляемости страны, решилось на шаг, который, как они надеялись, поможет удержать ситуацию под контролем. Горбачев, как всегда, выжидал. Но в результате бестолковых действий проиграли сначала приближенные, а потом и сам первый советский президент. Хотя более всего проиграл народ, который оказался заложником борьбы за власть двух лидеров.
Последующие события в декабре 1991 года были уже закономерным результатом провала горбачевской политики перестройки и ельцинской жажды власти. В конечном итоге, Горбачев и его сподвижники повторили роль сил, свергнувших в 1917 году монархию и за несколько месяцев правления которых словно открылся ящик Пандоры с несчастьями для России. Горбачев же стал, по сути, отечественным Геростратом.
Руководство КГБ СССР, еще способное на бестолковый ГКЧП, было не способно предотвратить развал великой державы, безопасность которой оно должно было обеспечить. После августа 1991 года КГБ СССР существовал во многом формально и вскоре был ликвидирован, путем разделения на части и последующих постоянных реорганизаций, включая периодическую смену руководства.
После распада СССР влияние зарубежных сил стало еще более значимым.
«Сегодня в неявном виде бытует мнение, что, поскольку во все прошедшие века Россия выходила победителем, то так будет и сегодня, и рано ли, поздно ли, все у нас тут образуется. Но это неверный вывод!..
Вполне возможно, что как раз теперь Россия не выкарабкается» [497].
А, собственно говоря, кого это колышет, что не выкарабкается? Ну и хрен с ней. Вот так или примерно так и думает заграница. А почему она должна жалеть и думать правильно за тех, кто сам ведет страну к катастрофе.
Впрочем, наивные люди продолжали верить в доброго дядю. Есть такое выражение: свежо предание, но верится с трудом. Однако верили.
Между тем, похоже, что за рубежом уже появились силы, которые перестали доверять первому российскому президенту.
Некоторые не без основания считали, что «в 1998–1999 годах Ельцин утратил расположение Запада» [498]. Ряд обстоятельств свидетельствует о том, что на Западе искали лиц, способных сменить «царя Бориса» и быть лояльными по отношению к Западу {79}. Кто ищет, тот всегда найдет.
Должны же они были сделать на кого-либо ставку. Эта истина, пожалуй, и не требует особых доказательств. Мы лучше о другом поговорим.
Следует обратить внимание на то, что именно за рубежом следует искать источник появления скуратовского и других скандалов, которые вспыхнули, казалось бы, неожиданно в 1999 году, когда в России шла ожесточенная борьба за власть.
Причиной было не только коварство иноземных сил, но и ситуация, сложившаяся в нашей стране. «Новые русские», занятые разворовыванием России, не особенно заботились о сокрытии следов своей преступной деятельности. Некогда было. Если не своруешь ты, за тебя это сделает другой, который останется безнаказанным и богатым. А ты будешь нищим, хотя честным.
Тут не о сокрытии следов думают, а о быстроте воровства. Тем более они не думали о сокрытии следов, когда выезжали оттягиваться за границу. Они приехали наслаждаться и отдыхать от трудов обильных. Где уж им думать о сокрытии следов.
Однако, правоохранительная система там, в отличие от нашей, не была в состоянии полураспада. Она следила за выходцами из России, за появлением грязных российских денег у себя дома. Но следили не просто из любопытства, а для того чтобы использовать в дальнейшем. И использовали.
Описывая помощь, которую ему оказала Швейцарская прокуратура, Юрий Скуратов не акцентировал внимание на нескольких важных моментах. Прежде всего, то, что именно информация из этой страны послужила отправной точкой будущих громких расследований российской прокуратуры. Это во-первых. А во-вторых, то, что и далее без поддержки из-за рубежа российское расследование было бы невозможным. Из-за рубежа шла информация, предоставлялись документы и даже основные свидетели.
О свидетеле и поговорим. Вот как выглядело это, по словам того же Скуратова: «Госпожа дель Понте показала ряд дополнительных материалов по «Мабетексу», познакомила с Филиппом Туровером — самым важным свидетелем… по характеру — этаким «возмутителем спокойствия». Мы провели с ним разговор, и я понял — человек этот действительно знает очень много. Корни у Туровера — российские, мать у него русская, отец — испанец, один из лучших ученых-испанистов, под его редакцией выходили многие словари в России. Мы договорились, что он приедет в Москву и даст в прокуратуре России показания……
Через некоторое время в Москве появился Туровер и дал показания. Очень интересные, замечу, показания, очень убедительные, раскрывающие глубину воровства и коррупции кремлевской верхушки.
Показания Туровера, плюс показания других свидетелей, плюс бумаги, имеющиеся у нас на руках, дали возможность 8 октября 1998 года возбудить уголовное дело по «Мабетексу» [499].
«Дело это, думаю, — писал Скуратов, — можно причислить к разряду уникальных, в истории отечественной прокуратуры такого еще не было. Как по охвату лиц, так и по охвату места действия. Да и, пожалуй, еще и потому, что в центре событий неожиданно очутился Кремль — святая святых России» [500].
Что же касается Туровера, то тут даже сам Скуратов признал: «Туровер — личность неоднозначная. Янив коем разе не идеализирую его. Мне, например, до сих пор непонятно, почему он собрал гигантский архив, связанный с российской коррупцией.
Туровер. делал тщательные подборки документов на российских чиновников, классифицировал их. с каждого документа, попавшего ему в руки, снимал копию.
Копии подшивал в папку. Никто не знает точно, зачем он это делал, — знает, наверное, только он сам, мы же можем только догадываться; каждая бумага в этих папках — это свидетельство чьего-то греха, продажности, воровства, подлога. Папки {80} эти напичканы бумагами очень плотно» [501].
Все это здорово похоже на деятельность спецслужб, которые просто прикрывались Туровером. Именно спецслужбы обычно создают картотеки компромата, имея многих лиц, которые приносят информацию, классифицируют и анализируют ее.
Разведывательная служба обычно располагает хорошим аналитическим аппаратом. Иногда лучшим, по сравнению с другими ведомствами государства. Тем более что аналитики в разведке имеют доступ к секретной информации, да и задачи их анализа чаще бывают более сложными. А чем сложнее решаются задачи, тем вероятнее интеллектуальный рост лиц, их решающих. Кроме всего прочего, им нужно бывает нередко оценивать возможность дезинформации, выявлять скрытые помыслы иностранных государств. А это уже вершина аналитической деятельности.
«Работа над открытыми материалами, — писали в нашей стране еще в 1973 году, — когда она ведется высококвалифицированными специалистами, нередко позволяет сделать важные, далеко выходящие за пределы опубликованного текста выводы о стратегических возможностях противника и уязвимых местах его военной экономики. Постоянное вовлечение новых производств и отраслей непроизводственной сферы в обслуживание военного потенциала расширило возможности определения по косвенным данным не только его отдельных элементов, но и всего в целом.
Применяемые ныне в разведке научные методы сопоставления и обобщения отрывочных и разрозненных сведений, извлекаемых из открытых публикаций, а также современные технические средства накопления и обработки таких материалов обеспечивают быструю систематизацию и освоение огромной массы собранной информации. А ее уже несложно использовать для военно-экономических прогнозов и стратегических решений. Обработка и исследование подобной информации открыли колоссальные возможности для заимствования чужих идей в развитии собственной науки, техники, производства» [502].
Российская прокуратура (в лице Скуратова) была, по большому счету, исполнителем идеи, которая родилась за пределами нашей страны. Да, она (российская прокуратура) осуществляла важную и сложную работу, но, образно говоря, блокирующий пакет акций был у иностранцев. Они в любой момент могли сделать так, чтобы расследование было прекращено или даже с позором провалилось.
Мало того, знаменитая Карла дель Понте практически сделала все, чтобы келейное расследование, которое осторожно вел Скуратов, получило громкую и скандальную огласку. В своей книге Юрий Скуратов описывает это, правда, считая такое поведение своего швейцарского коллеги случайной ошибкой. Святая наивность!
Именно Карла дель Понте, вместо того, чтобы допросить предполагаемого взяткодателя по вопросам, которые поставила российская прокуратура, показала ему целиком все официальное письмо из России. А там был перечислен список лиц и организаций, которых подозревали в преступлении. «Я не думал, что так все произойдет, — счел необходимым отметить Скуратов, — для меня это было неожиданностью. Я-то писал это поручение для госпожи дель Понте, а попало оно к Паколли.
Паколли немедленно схватил это поручение, прыгнул в самолет и примчался в Москву» [503].
Кроме того, Карла дель Понте, выполнив поручение российской прокуратуры, позвонила Скуратову по обычному телефону, т. е. прошел вызов через много стран.
А речь шла о наличии за границей специальных счетов, принадлежащих российскому президенту и его дочерям. По мнению Скуратова, его телефон уже прослушивался и о разговоре стало известно в Кремле. Конечно, такое не исключено. Но международные переговоры через несколько стран часто вообще подвергаются автоматическому прослушиванию, если произносятся некоторые слова, среди которых почти наверняка есть имена первого российского президента и двух его дочерей. При этом прослушивать могли сразу несколько организаций разных стран. Об этом давно известно многим, и, вероятно, должна была знать госпожа-прокурор из Швейцарии.
Оба случая — слишком редко возможная ошибка со стороны опытного руководителя прокуратуры этой европейской страны. Ведь чуть позже Карлу дель Понте назначат для ведения международных процессов. Неужели она была настолько глупа, чтобы сделать по ошибке сразу два таких очевидных прокола. Это российский прокурор, который не имел опыта практической работы (был ученым, консультантом, но не практиком), не мог оценить значение такого поведения швейцарского коллеги.
Практически все это (поведение швейцарского прокурора) гораздо больше похоже на попытку спровоцировать конфликт в России. Что, собственно говоря, и получилось!
Получив скандал в России, наши «иностранные друзья» продолжили вмешательство в эту ситуацию, оказывая помощь опальному прокурору, а заодно косвенно и тем политическим силам, которые поддерживали его в России.
Например, поехал в Швейцарию Степашин вместе с Селезневым. «На встрече Карла дель Понте… заявила, что единственный человек, с которым она находит общий язык в России, — это Скуратов, и недоумевала, почему же кремлевская власть ополчилась против Генпрокурора» [504].
Весной 1999 года первый вице-премьер Юрий Маслюков встречался с главой миссии МВФ в России Жераром Беланже.
«Представитель фонда потребовал от первого вице-премьера представить подтверждение того, что транш кредита, выделенного России летом прошлого года, не был израсходован нецелевым образом. Причем подтверждение это должна представить Генеральная прокуратура, а подпись — лично Юрия Скуратова. И.о. генпрокурора Чайка двумя днями раньше заверил Беланже, что все в порядке: никаких дел по фактам хищений кредита не ведется. Фонд это, видимо, не удовлетворило.
Требование «а подать сюда Скуратова» свидетельствует о подозрениях руководства МВФ в нецелевом использовании средств. Известный следопыт от Думы Виктор Илюхин уже выступал с обвинениями Чубайсу, Дубинину, Кириенко и Дьяченко в расхищении денег фонда, но никто не придал им тогда сколько-нибудь серьезного значения. Тем более вряд ли кто-нибудь мог ожидать, что судьбой денег, хотя и отнюдь не в стиле илюхинских разоблачений, заинтересуется Международный валютный фонд. По некоторым заслуживающим доверия сведениям, недоверчивости добавила руководителям Беланже прокуратура Швейцарии, все-таки поделившаяся с МВФ и российской Генпрокуратурой информацией о состоянии банковских счетов российских чиновников (хотя эта информация может и не иметь прямого отношения к расходованию прошлогоднего кредита). Судьба нового кредита в 6,7 млрд. долл., таким образом, — практически в руках Карлы дель Понте. И Юрия Скуратова» [505].
23 марта 1999 года по приглашению генерального прокурора РФ Ю. Скуратова начался визит в Москву генерального прокурора Швейцарии Карлы дель Понте. О ситуации с Юрием Скуратовым она не могла не знать. А следовательно, знала, что прямо участвует в борьбе против первого российского президента. Скуратов описывает своего швейцарского коллегу в таких патетических тонах! Невольно возникает вопрос: а есть ли в прагматической Швейцарии, да и вообще на меркантильном Западе — такие пламенные борцы за законность в чужой стране?
Заметим еще раз, это тот самый генеральный прокурор, которая возглавила потом явно политический судебный процесс над бывшими руководителями Югославии, не пожелавшими плясать под дудку Запада. Но это так, к слову. А вот, судя по книге Скуратова, взаимоотношения его с Карлой дель Понте были теснейшими. Несколько встреч в России и Швейцарии, конфиденциальные переговоры без переводчика, отлаженная система безличных контактов и передача необходимых Скуратову информации и документов.
Похоже, действительно, на Западе (точнее в Европе) появились силы, которые попытались содействовать смене одной правящей группы в России на другую. Это должны были понимать и в России. Большие политики — они ведь обычно прагматики и циники. Предают и продают без особой щепетильности, хотя, на словах, почти как ангелы.
Такой подход вызывает особый интерес к ситуации. Похоже, что некоторые зарубежные силы готовы были расшатать ситуацию и пошантажировать руководство Российской Федерации. По крайней мере — пошантажировать. А может быть, и сделать все возможное, чтобы сменить.
Бывший начальник первого отдела Второго главного управления КГБ СССР Рэм Красильников писал, что Ельцин больше не устраивал США и подлежал смещению [506].
Мало того, есть сведения о том, что со стороны некоторых кругов Запада оказывалась прямая помощь противникам Бориса Николаевича. «Не было секретом, что правая рука В. Гусинского И. Малашенко регулярно ездил в США, где во время встреч с ответственными работниками госаппарата отрабатывал единую линию поведения в информационно-пропагандистских делах» [507].
Тем временем федеральный прокурор Швейцарии Карла дель Понте позвонила Юрию Скуратову и, по словам последнего, выразила «поддержку и солидарность и одновременно удивление развитием событий вокруг генпрокурора». Дель Понте сообщила о том, что она «обдумывает определенные шаги» в связи со складывающейся ситуацией.
Кремль начал сам давить на Скуратова по всем линиям. 28 мая 1999 года у временно отстраненного от должности генерального прокурора РФ Ю.Скуратова аннулирован загранпаспорт. Ю. Скуратов намеревался вылететь в Швейцарию для участия в работе симпозиума по борьбе с коррупцией. Поездка была отменена.
31 мая 1999 года МИД России выдал отстраненному генпрокурору Юрию Скуратову общегражданский загранпаспорт. Из-за того, что его предыдущий паспорт был аннулирован, Скуратов не смог вылететь в Швейцарию: ассамблея общества уголовного права, на которую его приглашали, уже завершилась. В действительности он якобы собирался встретиться с прокурором Швейцарии Карлой дель Понте и получить материал о деятельности фирмы «Мабетекс» в России. Тем временем руководство «Мабе-текса» потребовало от Карлы дель Понте «приостановить любую помощь» российской Генпрокуратуре.
Сам Скуратов вспоминал: «.Долго тянули с выдачей общегражданского паспорта, а когда я отдал его в посольство на визу, паспорт аннулировали. Я спросил, в чем дело.
— Паспорт оформлен неправильно. Есть кое-какие технические погрешности.
— А если я все-таки попробую с ним поехать?
— Вас вернут назад на границе.
Когда я получил второй паспорт, конференция уже закончилась. Я сравнивал новый паспорт с ксерокопией того, что у меня изъяли, и никаких различий не обнаружил» [508].
В Кремле понимали, что заграница начинает давить на них. Получается, что в тот период ельцинское окружение, как минимум, частично выступало против иностранного влияния на управление Россией. Разумеется, делали они это не столько потому, что были великими изоляционистами, сколько потому, что их интересы, как минимум, временно не совпадали.
Иностранные СМИ создали Юрию Ильичу большую рекламу. Позже Ельцин констатировал: «Несмотря на всю свою громкую международную репутацию «борца с русской мафией», у себя на родине Юрий Ильич оказался в полном забвении» [509].
Заметим, к слову, если насчет первого (громкая международная репутация) следует согласиться, то со вторым (полное забвение) соглашаться не стоит. Скуратов, например, писал: «.У журналистов был особый интерес к моему вопросу. За мной ходили толпами — на глаза им просто нельзя было попадаться» [510].
Но начало публичности скандала опять-таки шло из-за рубежа. «Рашенгейт — это огромный публичный скандал, рожденный мировой прессой. Связан он с российской коррупцией и действиями кремлевских властей. Начался Рашенгейт в конце июля 1999 года. Наиболее активную роль в нем сыграли итальянские, швейцарские и американские газеты, и нанес этот «гейт» довольно чувствительный удар по российскому престижу, — писал Скуратов и добавлял: — Волей судьбы я оказался «полноправным» участником Рашенгейта: в августе-сентябре 1999 года мне приходилось давать по четыре-пять интервью на эту тему. Рашенгейтом заинтересовался весь мир» [511]. 8.4. Борьба за судьбу уголовного дела
С возбуждением уголовного дела на Скуратова ситуация все более обострялась. Начались разборки. Государственная Дума, наполненная политическими противниками президента, не могла оказаться в стороне и позволить президенту просто так убрать генерального прокурора.
«Надо отдать должное Госдуме, — писал Юрий Скуратов, — она активно поддержала меня. Были немедленно назначены слушания. В Госдуме хотели незамедлительно, прямо на следующий же день, разобраться в происшедшем. Позвонила Светлана Петровна Горячева — заместитель спикера, потом позвонил Анатолий Иванович Лукьянов. но решили вполне разумно: вначале надо чуть прийти в себя, остыть, а уж потом — разбираться».
5 апреля 1999 года Прокурор Москвы С. Герасимов заявил, что уголовное дело против Ю. Скуратова он не возбуждал. Это сделал его заместитель В. Росинский без согласия на это прокурора. Уголовное дело, возбужденное московской прокуратурой против Ю. Скуратова, было передано в военную прокуратуру.
Справка по материалам уголовного дела слишком длинная, чтобы разместить ее в основной части книги, но слишком интересна, чтобы игнорировать ее. И поэтому она приведена для желающих в примечаниях {81}. Кроме того, попробуем проанализировать указанную справку и некоторые сопутствующие обстоятельства. Но, как и сама справка, наш анализ может показаться не таким увлекательным, и поэтому он также размещается в примечаниях {82}.
А мы пока последим за ходом событий тех дней. 6 апреля 1999 года в Совет Федерации было направлено письмо Скуратова с просьбой об отставке с должности генерального прокурора.
Но на следующий день, 7 апреля 1999 года, Госдума поддержала отстраненного президентом от должности Юрия Скуратова. Занятая перманентной борьбой с президентом оппозиционная ему Государственная Дума просто не могла не поставить подножку первому российскому президенту и, заодно, поддержала свой оппозиционный имидж.
От Кремля выступали Степашин и Путин. Последний заверил, что видеоматериал подлинный. Позже Скуратов счел необходимым отметить: «Невольно приходит в голову мысль: слишком много у нас чиновников, которые за свою должность готовы предать, продать не только своего коллегу, друга, но и Россию. Увы, всю Россию» [512].
Это он о будущем втором президенте Российской Федерации. Ах, как грозно. Наверное, если не сам Путин, то его приспешники запомнили эти филиппики.
Только не понятно, при чем здесь вся Россия. Ее-то предавали обе стороны, выставляя на посмешище и позор. Но кто же думает о Родине, когда решается вопрос о власти!
Сам же Скуратов не блистал красноречием на заседании Госдумы. «Все ожидали, — напишет он, — что я буду на заседании Госдумы косить, что называется, налево и направо, рубить всех и вся, представлю лакомые материалы о коррупции в семье президента, но я не стал этого делать. Я понимал, что по отношению ко мне допущено беззаконие, надо защищаться всеми средствами, которые у меня есть, но только не такими, опуститься до сведения счетов я не мог» [513].
Надо же какой обходительный и тактичный. Ну прямо джентльмен! Однако больше верится, что Юрий Ильич просто не хотел сжигать все мосты за собой и опасался еще более резких ответных ходов со стороны Кремля.
Тем не менее, основания для критики решения президента были {83}. По словам Геннадия Зюганова, Скуратов представил накануне Борису Ельцину список, содержащий около 20 фамилий лиц, на счетах которых в швейцарских банках находится около 40 млрд. долл. США. По утверждению Зюганова, в этом списке есть и лица из «ближайшего окружения Ельцина». «В стране, кажется, снова начался госпереворот», — объявил Виктор Илюхин. Он предложил принять обращение к Совету Федерации с призывом незамедлительно собраться на пленарное заседание и дать оценку указу президента о временном отстранении генпрокурора, а также оградить Юрия Скуратова и подчиненных ему прокуроров от грубых нападок и разнузданной кампании клеветы и шельмования.
Государственная Дума РФ признала неправомочным возбуждение уголовного дела против Юрия Скуратова. Об этом говорится в принятом практически единогласно (233 «за» при одном «против») постановлении Госдумы «О ситуации, сложившейся в связи с отстранением от должности генерального прокурора Юрия Скуратова», внесенном членами комитета по безопасности.
Дума призвала Генпрокуратуру «рассмотреть вопрос о законности и обоснованности возбуждения уголовного дела в отношении Скуратова». Отмечалось: «...Истинной причиной отстранения Генерального прокурора Российской Федерации от должности является то, что Ю.И. Скуратов начал активное расследование уголовных дел о коррупции, в том числе в отношении самых высоких должностных лиц».
В постановлении отмечалось, что уголовное дело было возбуждено «неправомочным лицом в нарушение УПК по материалам, представленным Федеральной службой безопасности».
Пример Скуратова оказался не единичным. На следующий день, т. е. 8 апреля 1999 года, глава Комитета Госдумы по безопасности Виктор Илюхин заявил, что против него готовится провокация «сродни той, что была разыграна против генпрокурора Юрия Скуратова». «В структурах господ Березовского и Смоленского создается очередная фальшивка — монтируется видеозапись якобы моего пребывания в компании женщин легкого поведения», — сообщил он. «Так как я являюсь основным докладчиком по импичменту президента, — сообщал Илюхин, — женщина мне уже определена. Пока только одна. В этой роли должна выступать одна из особ, близких к банкиру Смоленскому» [514].
Однако Госдума не решала вопрос, это было полномочием Совета Федерации. Тем временем 20 апреля 1999 года комитет по конституционному законодательству Совета Федерации рекомендовал верхней палате освободить Юрия Скуратова от должности Генерального прокурора на основании его заявления президенту и обращения к Совету Федерации. Такое решение было принято на заседании комитета. Юрий Скуратов заявил, что намерен выступить в Совете Федерации и ответить на вопросы сенаторов. Вместе с тем Скуратов не стал раскрывать детали своего будущего доклада в верхней палате. Он сообщил также, что федеральный прокурор Швейцарии Карла дель Понте и генеральный прокурор Украины Михаил Потебенько, позвонив из Киева, выразили ему поддержку накануне рассмотрения в Совете Федерации вопроса о генпрокуроре РФ.
Повлияла ли иностранная поддержка, сказать трудно. Но нужный результат все же был достигнут.
Кремль предпринял и другие шаги. Б. Ельцин направил в Совет Федерации повторно письмо с просьбой отстранить Ю. Скуратова от должности генерального прокурора РФ на время расследования по возбужденному против него уголовному делу.
По мнению Леонида Млечина, Совет Федерации не соглашался на увольнение Скуратова потому, что «губернаторы надеялись, то он выдаст важные кремлевские тайны» [515]. Ой, вряд ли. На самом деле о том, что творится в Кремле, многие догадывались, но конкретные детали интересовать могли лишь во вторую очередь. По сути, это была полуоткрытая борьба с президентом.
Однако с членами Совета «работали». «Кремлем была проведена огромнейшая подготовительная работа. Дело дошло до прямой торговли. Борис Николаевич собрал у себя президентов республик — двадцать одного человека — постарался обработать их, потом собрал человек двадцать губернаторов — не всех, и это мигом вызвало раздражение других, — он готов был даже отказаться от своих постоянных представителей в регионах, лишь бы Совет Федерации утвердил отставку Скуратова» [516].
Помогло, но недостаточно. 21 апреля 1999 года в Совете Федерации состоялось голосование по вопросу об отставке генерального прокурора Ю. Скуратова.
Большинством голосов Совет Федерации отказался принять отставку генпрокурора. Всего проголосовало 144 члена верхней палаты. 61 сенатор голосовал за утверждение отставки генпрокурора, 79 — против. 4 бюллетеня оказались недействительными.
«На результатах голосования сказалось также и то, что не оправдались ожидания многих сенаторов получить от Скуратова убедительные, неотразимые факты о коррупции на самом верху кремлевской администрации. В своих выступлениях он больше намекал, давал понять, что располагает такими данными, но открыто поднять забрало и ринуться в бой не решался» [517].
Сам же Скуратов оправдывал свою нерешительность следующими словами: «От меня и на этот раз ожидали жареных фактов, ждали разоблачений президента и его семьи, но их не было — я, повторяю, не имел права оглашать эти факты» [518].
Создавалось же впечатление, что Скуратов все еще пытался сидеть на двух стульях и допускал возможность какого-то примирения с «Семьей». Ведь с ним постоянно вели переговоры сторонники президента.
Тем временем Лужков все более раздражал Бориса Николаевича, хотя с ним и пытались договориться {84}. Позже Ельцин вспоминал: «21 апреля Юрий Лужков произнес на заседании Совета Федерации новую пламенную речь в защиту законности и в защиту Скуратова.
Но любому нормальному человеку было видно невооруженным глазом — как тогда, так и сейчас Лужков сделал ставку и пытается сорвать политический куш.
Губернаторы в споре о генпрокуроре сплотились вокруг Лужкова по двум причинам. Первая — им очень хотелось иметь своего, карманного, прокурора. И вторая, более важная — именно тогда они поняли, прочувствовали слабое место нашей Конституции: с помощью простого голосования по прокурорской отставке региональные лидеры получают мощнейший инструмент власти в стране. Мощнейший инструмент давления на президента. Как им воспользоваться, они пока не знали, но очень хотелось попробовать.
Увидев во время осеннего кризиса слабость исполнительной власти, губернаторы пытались снова и снова проверить ее на прочность, сформировать свою политическую конфигурацию современной России» [519].
Что же, губернаторы действовали вполне аналогично поведению глав союзных республик в 1990–1991 годах, когда они разрушали СССР ради личной власти над его кусками. И Борис Николаевич в этом деле разрушения был главным закоперщиком. Так что губернаторам было у кого учиться.
«Голосование было продиктовано чисто политическим азартом. Кроме тот, в поддержку Скуратова работал целый штаб, где встречались с сенаторами и люди Лужкова, и представители компартии, ну ав день голосования в Совет Федерации пришли все: и Зюганов, и Илюхин, и многие другие депутаты, которые были заинтересованы в раскручивании скандала» [520].
Дело Советом Федерации не закончилось. В ту же дудку гудела и Государственная Дума. Две палаты Федерального Собрания словно соревновались в борьбе с первым российским президентом. 26 апреля 1999 года Специальная комиссия Государственной Думы РФ по борьбе с коррупцией в высших органах государственной власти пришла к заключению, что указ президента Бориса Ельцина о временном отстранении Юрия Скуратова от должности Генерального прокурора «базируется на недостаточно проверенных материалах и незаконно возбужденного против него уголовного дела». Об этом заявил председатель парламентской комиссии Александр Куликов (фракция КПРФ).
Видимо, почувствовав противодействие Ельцину влиятельных сил, и некоторые работники прокуратуры стали посмелее. Начальник отдела Главной военной прокуратуры Юрий Баграев доложил и.о. генпрокурора Юрию Чайке о том, что, проанализировав материалы, на основе которых было возбуждено уголовное дело против Скуратова, он понял, что возбуждение дела необоснованно. Куликов отметил, что «у парламентской комиссии полностью совпала точка зрения с Баграевым».
«Противостояние президента с генеральным прокурором наглядно демонстрировало всему народу России, и даже миру, полное неуважение к закону в нашей стране» [521].
28 апреля 1999 года в Совете Федерации состоялось первое заседание рабочей группы спецкомиссии по проблемам борьбы с коррупцией. По поручению верхней палаты группа начала разбираться с материалами уголовных дел против генпрокурора Юрия Скуратова и ближайших членов президентского окружения. Компромат на Скуратова, присланный Кремлем Егору Строеву еще накануне голосования об отставке генпрокурора 21 апреля, наконец был размножен. Но пока только для членов комиссии по коррупции. Это подтвердил глава комиссии вицеспикер СФ Олег Королев: «Мы работаем с большим потоком закрытой информации». По его словам, комиссия будет работать в условиях особой секретности: «Мы рассматриваем очень щепетильные темы».
Пока расследовали члены Совета Федерации, своим чередом шло расследование уголовного дела. 29 апреля 1999 года Юрий Скуратов впервые был допрошен следователем Главной военной прокуратуры, в производстве которой находятся два уголовных дела, касающихся генерального прокурора России. Беседа Ю. Скуратова со следователем касалась главным образом истории с видеопленкой, компрометирующей генпрокурора.
Скуратовские выдвиженцы в прокуратуре уже успели перестроиться и стали выполнять пожелания Кремля. «Много разочарований принесли и мои друзья, — писал сам наш герой. — Трусость, желание усидеть в своем кресле и ради этого — готовность пойти на все, в том числе на подлость и предательство, всегдашнее стремление услужить. Не ожидал я этого от своих друзей, которым столько помогал.» [522]
Предают, как известно, только свои. 5 мая 1999 года и.о. генпрокурора России Юрий Чайка отказал в жалобе, которую направил на его имя начальник отдела надзора Главной военной прокуратуры Юрий Баграев в связи с уголовным делом в отношении Юрия Скуратова. В ответном письме на имя Баграева, который просил и.о. генпрокурора прекратить уголовное дело против Скуратова, как возбужденное «незаконно и необоснованно». Чайка заявил, что для этого нет оснований.
«При возбуждении против меня уголовного дела, — вспоминал Скуратов, — было допущено. несколько грубых нарушений. По этому поводу я обратился в Генеральную прокуратуру — думаю, родное ведомство защитит, возьмет под крыло или хотя бы поможет, но не тут-то было.
Из Генпрокуратуры поступило несколько невнятных, будто жеваная каша, ответов. Надо было обращаться в суд» [523].
Кроме прокуратуры началось и бодание различных судов. По мнению Николая Леонова: «Суды меняли свои вердикты и оценки в зависимости от того, кто был их ближайшим патроном. Так, в июне 1999 г. Верховный суд России («подчиняется» федеральным властям) принимает решение о том, что прекращение уголовного дела против Ю. Скуратова является незаконным. Тот подает жалобу в Хамовнический суд первой инстанции в Москве, который постановляет считать незаконным продление уголовного дела. Это решение подтверждает Московский городской суд («подчиняется» московским властям» [524]).
Скуратов уточнил: «В мае состоялась встреча Ельцина с Вячеславом Михайловичем Лебедевым, у того, как у председателя Верховного суда, кончался срок полномочий, — и, надо полагать, разговор шел не только о продлении этого срока.
Ельцин пообещал Лебедеву продлить срок его полномочий, но Волошин спешить с этим не стал. Вот уже и май прошел, а документов Совета Федерации, который решает вопрос о продлении, нет, вот уже и середина июня наступила, а документов все нет и нет. Стало ясно, что в Кремле ждут, какое решение Верховный суд примет по моему вопросу, отменит постановление Мосгорсуда или нет?
Свое решение Верховный суд вынес 22 июня, инев мою пользу, а на следующий день, 23 июня, документы на Лебедева поступили в Совет Федерации: хороший, мол, у нас верховный судья, надо утвердить его еще на один срок.
Все, как видите, было шито белыми нитками» [525].
Однако все по порядку и с самого начала. Если прокуратура признала правомерность возбуждения уголовного дела, то в судах для Кремля было не все так гладко. Используя готовность выдвиженцев Скуратова поменять его на верность Кремлю, администрация президента быстро оседлала систему прокуратуры, которая была централизованной. Суды же не имели такой спаянной системы и были более самостоятельны, но, вместе с тем, были более зависимы от местных властей. Последнее проявилось во всей красе.
17 мая 1999 года Мосгорсуд признал, что уголовное дело против Ю. Скуратова возбудили незаконно и с нарушениями действующего законодательства. В решении, вынесенном судьей Ниной Маркиной, отмечается, что при возбуждении уголовного дела был нарушен порядок привлечения к уголовной ответственности работников прокуратуры, а в заявлениях «группы женщин», запечатленных на скандальной видеопленке, не указано, в какой именно правоохранительный орган переданы эти документы.
Кстати, тот же Скуратов отметил, что таким образом впервые в истории отечественной юриспруденции был создал прецедент — обжаловали в суд возбуждение уголовного дела.
Прокуратура не смирилась. 18 мая 1999 года решение Мосгорсуда о незаконности уголовного дела против Ю.Скуратова не вступило в законную силу, т. к. было обжаловано, а поэтому расследование в отношении Юрия Скуратова продолжается. Такое пояснение на пресс-конференции дал старший помощник Славного военного прокурора Александр Волеводз, добавивший, что соответствующее дело должно быть рассмотрено в Верховном суде в течение месяца. ГВП опротестовала в Верховном суде решение Мосгорсуда, гласящее, что дело против Скуратова было возбуждено «с нарушениями закона», а потому «подлежит отмене».
2 июня 1999 года Славная военная прокуратура продлила еще на два месяца срок следствия по уголовному делу, возбужденному в отношении Юрия Скуратова.
Между тем он продолжал вести публичную деятельность. «Отстраненный от должности Скуратов продолжал произносить громкие слова, разоблачать. Во-первых, комичной выглядела сама его фигура. Он продолжал ездить на черной машине с мигалкой, жить на госдаче, играть в футбол с охраной — и, видимо, получал удовольствие от столь свободного и необременительного образа жизни», — напишет позже Ельцин [526].
8 июня 1999 года Юрий Скуратов высказал проблематичным свое возвращение на пост генпрокурора. По его словам, «слишком большая группа людей не заинтересована в этом. Людей, не последних в нашем государстве». Скуратов выступил на заседании комиссии Совета Федерации по вопросам коррупции. «Мы обсуждали ход расследования конкретных уголовных дел, имеющих большое общественное значение», — сообщил он. Приведенные им сведения касались и деятельности фирмы «Мабетекс».
Пока одни обсуждали уголовные дела, другие производили следственные действия. 23 июня 1999 года Николай Бордюжа был вызван в Главную военную прокуратуру на допрос по «делу Скуратова» (оно было возбуждено 17 марта Генпрокуратурой России на основании заявления Юрия Скуратова по фактам шантажа и давления на него, а также незаконного вмешательства в его личную жизнь). Один из вопросов, заданных следователями, касался видеокассеты с запечатленным на ней «человеком, похожим на генерального прокурора».
Параллельно шли торги. Скуратов вспоминал: «На одной из последних встреч люди Ельцина в обмен на мой отказ от борьбы и спокойный уход с должности предлагали пост постоянного спецпредставителя президента по связям с правоохранительными органами зарубежных стран, прекращение уголовного дела и широкую информацию в СМИ, что кассета — поддельная. Я отказался от предложения» [527].
«Активную роль в том, — рассказывал Скуратов, — чтобы я ушел спокойно, без войн, без нервотрепки (хотя все было, и войны, и нервотрепка) играл Юрий Владимирович Петров — бывший глава кремлевской администрации.
Во встрече приняли участие четверо: Степашин, Путин, Петров и я. Трое собравшихся склоняли меня к тому, чтобы я спокойно ушел из Генпрокуратуры» [528].
Десятки, казалось бы, серьезных людей принимали участие в большом спектакле, имеющем явно политическую окраску. В спектакле, который был, конечно, интересен и нужен для многих, но не для правосудия. К правосудию и законности это действо не имело ни малейшего отношения. И все это наряду с другими действиями информационной войны между двумя властными группировками, борющимися за власть в стране. «С конца июля отдельные бои без правил превратились уже в одно сплошное непрекращающееся кровавое месиво. Каждое воскресенье политически озабоченные граждание жалели, что у них — не два телевизора. Потому что смотреть надо было и рупор Гусинского (киселевские «Итоги» на НТВ), и рупор Березовского (Доренко на ОРТ)» [529].
Заметим, что скандал вокруг Скуратова был всего лишь одним направлением этого «кровавого месива». Это мы сейчас именно о нем много говорим, а тогда были и другие не менее интересные «бои без правил», в которых обе стороны сознательно играли на эмоциях людей, целенаправленно забывая о разуме. Вот что составляло основное в той информационной войне.
Сущность была понятна только для немногих. «Мне все равно, занимался ли Скуратов любовью с двумя проститутками или нет, — писал М. Калашников. — А вот то, что он напал на след сорока украденных миллиардов долларов, — это важно. Если бы он сумел их вернуть в страну, то нам следовало бы на всю жизнь обеспечить ему трех женщин в постель по первому требованию» [530].
Путин думал по-другому. На вопрос, окажись вы в подобной ситуации, как бы вы действовали, он ответил:
«Если бы я считал, что это несовместимо с исполнением обязанностей, я бы, конечно, ушел. Я уверен, что должность Генерального прокурора, например, несовместима с таким скандалом.
Прокурор должен быть образцом морали и нравственности, потому что именно он наблюдает за исполнением законов всеми гражданами: и премьером, и президентом, и всеми» [531].
Все правильно, но вот проблема: были ли образцами морали и нравственности и премьер-министр, и президент, и прочие действующие лица российской политики? О том, что среди них нет ангелов, тогда говорили и писали на каждом углу.
«Информационная война достигла апогея, когда НТВ прямо обвинило Волошина и ельцинскую дочь Татьяну в коррупции. Это было большим политическим (а вернее, психологическим) просчетом Гусинского. Потому что ровно в ту секунду для кремлевского администратора виртуальная пропагандистская война вышла из политической плоскости и превратилась в отчаянную битву за собственное физическое выживание. А на фоне звучащих в тот момент угроз Лужкова расправиться с коррупционерами из ельцинского окружения после прихода к власти — глава кремлевской администрации стал еще и вожаком в борьбе всего клана именно за физическое, а не за политическое выживание» [532].
Одновременно продолжалась борьба вокруг уголовного дела. 12 июля 1999 года отстраненный от должности указом президента генеральный прокурор Юрий Скуратов подал жалобу на определение коллегии Верховного суда РФ по уголовным делам, признавшей законность возбуждения против него уголовного дела. Противники Скуратова тоже не сидели без дела. 13 июля 1999 года был освобожден от должности начальник отдела надзора Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Юрий Баграев. Сам Баграев высказался, что это «ответная реакция» на его позицию по «делу Скуратова»: он выступал против возбуждения уголовного дела против Генерального прокурора. В главвоенпрокуратуре корреспондента газеты «Сегодня» заверили, что позиция Баграева — его личное дело, а реорганизация структуры, которую он возглавлял, планировалась давно.
Между тем, по мнению Скуратова, Баграев поплатился за свою принципиальную позицию [533].
Однако сторонники опального генпрокурора были не только в России, но и за ее пределами. 14 июля 1999 года швейцарская газета «Тан» сообщила о возбуждении прокурором кантона Женева Бернаром Бертосса дела по подозрению управляющего делами президента России Павла Бородина в отмывании незаконно полученных денег. По данным газеты, прокуратурой арестованы счета 22 граждан России, в том числе самого Бородина и его супруги. Официальных сообщений от прокуратуры Швейцарии на этот счет не поступало, но адвокат Бородина Борис Кузнецов не исключает, что такое дело действительно могло быть возбуждено с подачи прокурора Карлы дель Понте, которая «слишком глубоко влезла в российскую политику».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.