Главная роль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Главная роль

Находясь под арестом, Шабельская впервые ощущает себя настоящей трагической актрисой. Суд станет ее триумфом, которого она не испытала в театре. Елизавета Александровна посылает угрозы Суворину: «Чтобы знали, что если я, не дотянув до суда – покончу в сумасшедшем ли доме, в проруби или иначе – просто потому, что оборвутся нервы, – не по своему желанию, то чтобы вы знали, что вы тут на добрую половину виноваты».

Но дальше добавляет: «На суде увидимся или не увидимся – это ваше дело. Но авось все же узнаете, что было на суде, тогда – если вы еще честный человек, попросите у меня прощения».

В доме предварительного заключения Шабельская провела всего 4 месяца, потом ее освободили под залог. До того как дело повторно начали слушать в суде, прошел еще год. Окончательная развязка случилась только в 1905 году. Слушание назначили на 23 мая, но потом сразу отложили – больше половины свидетелей обвинения не явились на заседание. Елизавета Александровна убеждала всех – это происки Ковалевского, он хочет «затормозить», а лучше вообще «замять» дело.

Шабельская употребила все свои связи, чтобы, вопреки желанию Ковалевского, слушание проходило «при открытых дверях». За день до суда все билеты были раскуплены. Перед зданием собралась толпа из нескольких сот человек.

Процесс обещал быть скандальным – с чтением интимных писем Ковалевского.

Суд начался только 23 ноября 1905 года. Председатель суда – фон Паркау. Обвиняет – прокурор Вогак.

Поверенный гражданского истца В. И. Ковалевского – знаменитый Николай Карабчевский. Защищает Шабельскую присяжный поверенный Арнольд Марголин.

Между тем политическая ситуация за три года полностью переменилась. Те, кто пришел к власти вместо Витте и Ковалевского, затеяли войну с Японией и позорно проиграли ее. В России разразилась кровавая революция. Ноябрь 1905-го – время максимальных уступок самодержавия. Объявлены свобода слова, собраний, совести. Обещан созыв всенародно избранной Государственной думы. Политические стачки не прекращаются. В Петербурге власть фактически принадлежит Совету рабочих депутатов во главе со Львом Троцким. На Украине – еврейские погромы, в Польше и Закавказье русские войска в осаде.

Процесс Шабельской неожиданно превращается в суд над старым режимом. Сергей Витте осенью 1905 года стал премьер-министром, его не любят ни либералы (хитрый лис, последний защитник самодержавия), ни монархисты (заставил царя пойти на мир с Японией и дарование конституции). Владимир Ковалевский – человек Витте. Шабельская, с точки зрения публики, вступила в поединок со всемогущим коррумпированным чиновником.

У Елизаветы Шабельской было время подготовиться к новой роли. И справилась она с ней блестяще. Верноподданная патриотка, честная до святости, обличительница «темных сил». Войдя в зал суда, она перекрестилась на икону Божьей Матери и, склонив голову, прошла к скамье подсудимых. От кокетства и жеманности не осталось и следа. Шабельская играла святую. Репортеры писали о ней: «Это пожилая женщина, лет под пятьдесят, с умным выразительным лицом».

Перед началом процесса обвинение не сомневалось: вина подсудимой очевидна, но Шабельская превратила заседание суда в эффектную мелодраму. Она заявила: Ковалевский – подлец и развратник, готовый перекинуть свои долги на брошенную им, горячо любившую его женщину. А свидетели обвинения – враги России, казнокрады и взяточники.

Показания свидетелей доказывали: деньги ссужали Шабельской только потому, что знали: за ней стоит всемогущий товарищ министра.

Банкиру Игнатию Манусу Шабельская обещала через посредство В. И. Ковалевского помочь выиграть выборы в действительные члены фондовой биржи. Манус дал ей 20 тысяч рублей. Взамен Шабельская вручила ему несколько визитных карточек товарища министра финансов Ковалевского, без всякой подписи, чтобы раздать на бирже избирателям. Манус раздал карточки, но был единогласно забаллотирован. Он пытался объясниться с Владимиром Ивановичем, однако тот уехал в командировку. Тогда свидетель, по его словам, усомнился во влиянии Шабельской на Ковалевского и в близости отношений к нему: она, как оказалось, не знала о продолжительной отлучке любовника из Петербурга.

Банкир Борис Ильич Эфрон, зная, что Шабельская живет с Ковалевским, нередко давал Елизавете Александровне по 100–150 рублей, без отдачи. И, конечно, не рассчитывал получить деньги обратно. На это Шабельская ответила, что выполнила свои обязательства перед отцом Эфрона: благодаря ее ходатайству перед Ковалевским, банкир получил почетное звание коммерции советника.

Директор Русского для внешней торговли банка Рафалович удивился, когда Ковалевский обратился к нему с просьбой поместить на службу в банк совершенно неизвестного ему молодого человека на жалование в 2 500 рублей. Ему казалось, что учитывая векселя Шабельской, он уже выполнил свои обязательства перед товарищем министра.

К банкиру Ротштейну Шабельская обратилась с просьбой открыть ей в банке кредит в 10 тысяч рублей. Кроме того, ей было выдано 6 тысяч рублей под вексель с подписью Ковалевского. Кредит ее в банке доходил до 20 тысяч рублей. Такое одолжение ей было сделано потому, что она находилась в весьма близких отношениях с Ковалевским.

Комиссионер Одинцов рассказал, что его доверитель, булочник Андреев, владелец дрожжевого завода, выдал свои векселя Шабельской, надеясь через ее посредство устроить возврат спирта в казну.

Директор «Демидрона» Судзиловский поведал об аренде театра. Арендаторов было много, но попечительский совет отдал предпочтение Шабельской, сделав уступку. Ковалевский рекомендовал ее как родственницу, «женщину идеальную».

15 августа 1902 года Шабельская вошла в соглашение с правлением пиво-медоваренного Калашниковского завода, обязавшись в течение трех лет торговать в своем театре и саду напитками исключительно этого завода, благодаря чему получила от правления ссуду в 6 тысяч рублей под 3 векселя по 2 тысячи рублей каждый, сроком на 5 месяцев и 20 дней. Вместе с векселями Шабельская представила письменное поручительство за подписью Ковалевского, с его денежной ответственностью.

Людвиг Нобель показал: познакомился он с Елизаветой Шабельской в Нижнем Новгороде, слышал, что она приходится родственницей Ковалевскому, которого за его деятельность глубоко уважал, но избегал встреч с нею, так как в ее обществе вращалось много личностей, которые свидетелю не нравились. Затем он встретился с Шабельской уже в Петербурге. Она занималась литературой, и, по-видимому, сильно нуждалась и не раз обращалась к нему за денежной помощью. Он передал ей тысячу рублей без всяких документов и возврата денег никогда не требовал.

Доктор Алексей Борк по протекции Ковалевского получил несколько постоянных мест в качестве врача: у Нобеля, с жалованием 1 200 рублей в год; на Резиновой мануфактуре и в обществе «Россия», с жалованием 1 000 рублей; у Воронина, с жалованием 600 рублей. После разрыва Ковалевского с Шабельской он всех этих мест лишился.

Свидетель Ершов показал, что Шабельская предлагала ему выхлопотать «почетное гражданство», но он уклонился от этого – ему важно было по ее протекции сбыть спирт в казну.

Княгиня Тарханова обратилась к Елизавете Александровне сразу с двумя просьбами: поместить одного юношу в Петербургский политехнический институт (существовали какие-то препятствия) и, кроме того, выхлопотать одному провинциальному господину звание коммерции советника. Шабельская говорила, что все вместе будет стоить 30 тысяч рублей, сошлись на 25 тысячах.

Сенсация случилась в последний день допроса свидетелей. Вошла Ковалевская, урожденная Лихутина, пожилая брюнетка с энергичным лицом: «Муж говорил мне, что поставил два-три бланка, об остальных же он заявил, что они поддельные. Я, признаюсь, была рада, что все это совершилось, предполагая, что муж вернется ко мне. Я даже не опечалилась тем, что он вышел в отставку, так как была уверена в том, что он впоследствии опять займет хорошее служебное положение… Все хотели уладить по-семейному. Я не считаю, что Шабельская хотела расстроить мой барак, и она не присылала мне грубые письма, как это делала другая (голос все более и более повышался). Это та, другая – корень всему!.. О суде уголовном мы не думали, а полагали, что все дело окончится коммерческим судом».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.