ЗАЩИТА ДОНА

ЗАЩИТА ДОНА

Когда через несколько дней погода переменилась, опять наступили морозы и Дон замерз, красные решили наступать. У них было впечатление, что они легко с нами справятся. После такого отступления и последних боев, когда они легко заняли Ростов и наша кавалерия бежала через Дон, чего раньше не случалось, красные, вероятно, вообразили себе легкую победу.

И действительно, когда они переправились через Дон, то наши части стали отходить. Но в эти несколько дней что-то произошло в наших войсках. Это не были больше беглецы, но рвущиеся в бой войска. Мы отошли, чтобы заманить красную пехоту подальше от прикрытия их батарей на том высоком берегу. Потом все разом повернулись и яростно атаковали красных. Красные никак не ожидали такого фортеля и растерялись. А мы не дали им опомниться и гнали их до самого Дона. Только темнота прекратила побоище.

У красных было преимущество сил, преимущество позиции — высокий берег Дона, откуда их батареи могли, для нас невидимые, прекрасно обстреливать поле сражения, и преимущество мороза, который сковал Дон и позволял беспрепятственный переход на нашу сторону. Они не могли примириться с поражением и много раз пытались переходить через Дон. Но каждый раз терпели неудачу. Они решили даже переправить артиллерию, чтобы поддержать наступление пехоты. Результат был тот, что мы забрали их орудия, которые они не смогли быстро увезти.

В течение двух недель красные пробовали форсировать Дон по крайней мере четыре раза, а может быть, и больше, и каждый раз были биты. Бои настолько походили один на другой, что не могу их больше различить. Помню только, что бои были упорные и поражение красных жестокое. У меня сложилось впечатление, что каждые три дня был бой.

Наша кавалерия пополнилась. Эскадроны были опять эскадронами. Регулярную кавалерию свели в корпус, которым командовал генерал Барбович.

В боях под Ростовом особенно отличался полковник Кузьмин со своим Первым офицерским конным полком. Но все полки и батареи вели себя прекрасно.

Мы ходили дозором между Азовом — Койсутом — Батайском.

На походе солдаты моего орудия подъехали ко мне. Фейерверкер моего орудия Шакалов сидел на чудном караковом коне, которого я видел впервые. Он держал в поводу совершенно такого же другого.

- Господин поручик, вот лошадь для вас. Дуре нужно дать отдых. Мы давно заметили, что вы в походах ходите пешком, чтобы не утомлять Дуру. Мы искали для вас лошадь. Вот она.

Я был тронут заботой солдат. Правда, что Дуре нужен был отдых. Караковый жеребец был великолепен. Чуть молод.

Вот спасибо. Красавец... Где вы его сперли? У немцев (колонистов). Не беспокойтесь. Все одно красные у них все отымут. Лучше уж вы попользуетесь. Ну что же, спасибо вам. Принимаю подарок. Переседлайте Дуру, я сейчас его попробую.

Караковый оказался хорошим конем, резвым и не особенно шкодливым. Не очень сильным из-за молодости. Но я недолго на нем ездил. Вот что с ним произошло. Утро с туманом. Тревога. Одетый я вышел из хаты, и поляк-солдат ведет мне оседланного каракового. В это время красная граната, совершенно случайно сюда залетевшая (они же не видели из-за тумана, куда стреляют), лопается между мною и лошадью. От неожиданности поляк выпустил повод, конь взвился и исчез в тумане. Я послал поляка его искать, сам этим не мог заняться, потому что начался бой. Поляк его не нашел. Так исчез караковый с седлом, переметными сумами и моими вещами. Конечно, кавалеристы его поймали и спрятали. В походах мы его искали, но напрасно. Хорошо еще, что пачка денег была у меня за пазухой, а не в седле. Пришлось вернуться к Дуре, которая все же немного отдохнула.