Глава тринадцатая. МИССИЯ В ВАШИНГТОНЕ
Глава тринадцатая. МИССИЯ В ВАШИНГТОНЕ
Густой предутренний туман клубился в долине реки Потомак. Пологие холмы, зеленые луга, рощи, сады и селения тонули в зыбкой его пелене. Железнодорожный экспресс «Майами — Вашинггон», приближаясь к пункту своего назначения, развил скорость до шестидесяти километров в час. Он прорезал белое облако, опустившееся на землю, легко, как раскаленный меч.
От ритмичного покачивания и быстрого перестука колес Людмила то просыпалась, то засыпала вновь. Она ехала в двухместном купе одна и потому могла снять верхнюю одежду и белье, укрыться накрахмаленной льняной простыней и спокойно отдыхать. Рядом с ее головой на вагонном столике подрагивала толстенькая, в три пальца, небольшая книжица словаря, которую удобно носить с собой. Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР сдержал слово. Павличенко, перелистывая ее каждый день для проверки собственных знаний, видела его четкую роспись на титульном листе сбоку: «И. Сталин».
В соседнем купе расположились Николай Красавченко и Владимиир Пчелинцев, ее спутники в двухнедельном путешествии через горы, пустыни и воды Атлантического океана. Честно говоря, она немного устала от их почти постоянного присутствия. Хорошие они ребята, но снайпер — это боец-одиночка. Ему нужна тишина, покой, время на размышление. Он должен сам наблюдать за изменением окружающей его обстановки.
Отношения в студенческой делегации уже сложились: вежливые, товарищеские, с четко обозначенными границами возможного и невозможного. Отправляя разнополую компанию в дальнюю дорогу, в Москве провели с ними должный инструктаж. Каждому с глазу на глаз сделали строгое внушение. Пожалуй, больше любителю танцев Пчелинцеву и молчаливому комсомольскому вождю Красавченко, чем Людмиле, чью семейную историю первый секретарь ЦК ВЛКСМ в общих чертах знал.
За плотно закрытой дверью купе раздались шаги стюарда. Он обходил пассажиров и предупреждал их за тридцать минут до окончания поездки. Легкий стук в дверь, негромкий голос:
— Washington, mam!
— Yes, thanks, — ответила она и стала одеваться.
Экспресс прибыл в Вашингтон точно по расписанию:
27 августа 1942 года в 5 часов 45 минут. Их вагон остановился под сводами столичного вокзала. Однако рассмотреть его здание было затруднительно из-за сумрака, царившего там. Между тем на перроне собралась изрядная толпа. Путешественники не догадывались, что это — из-за них, и готовились сами тащить увесистые чемоданы сначала по коридору в вагоне, потом — по перрону. Они не знали, что сообщение о прибытии нашей делегации в США 25 августа распространило Телеграфное агентство Советского Союза, а некоторые американские газеты его перепечатали.
Таким образом, никаких сложностей с доставкой багажа они не испытали. Сперва их окружили радостные сотрудники советского посольства и торгового представительства, затем — настырные американские журналисты. В шумной толпе они прошагали от перрона до привокзальной площади, где в суете и гаме погрузились в большой лимузин и поехали — подумать только! — прямо к Белому дому, резиденции американских президентов.
Несмотря на столь ранний час у подъезда их встретила сама Элеонора Рузвельт, супруга президента. Она поздравила русских гостей с благополучным прибытием и сообщила, что первые сутки на земле Соединенных Штатов Америки они проведут под крышей Белого дома. Так решил ее муж, Франклин Делано Рузвельт, 32-й президент, любимый народом и пока единственный в истории США, кто избран на третий срок.
Первая леди лично сопроводила русских на второй этаж, показала им их апартаменты, предложила немного отдохнуть с дороги и сообщила, что завтрак подадут в 8 часов 30 минут в малой столовой на первом этаже.
Людмила подошла к окну в своей небольшой, просто, но уютно меблированной комнате. Солнце вставало, и первые его лучи освещали пространство перед Белым домом. Его окружал отлично ухоженный французский парк с аллеями, посыпанными желтоватым речным песком, с подстриженными газонами, яркими цветочными клумбами, небольшими группами деревьев, разбросанными то тут, то там. Шумели падающие струи фонтана в бассейне перед главным входом. Обитель президентов смахивала на сельскую усадьбу какого-нибудь джентльмена, имеющего постоянный, но далеко не чрезмерный доход.
Спустившись в столовую, студенческая делегация обнаружила там кроме супруги президента Рузвельта и других людей. Прежде всего, им была представлена Гертруда Пратт, генеральный секретарь американского комитета международной студенческой организации «International Student Service», которая, как выяснилось, и выступала организатором Всемирной ассамблеи. Госпожа Пратт, эффектная, стройная блондинка лет двадцати пяти, энергично пожала всем руки, сказала, что бесконечно рада видеть русских гостей и познакомила их с Генри Лашем, вице-президентом этой самой «Интернешенел стьюдент сервис». Разговор помогали вести три молодых человека в форме офицеров американской армии, которые неплохо изъяснялись по-русски.
Госпожа Рузвельт пригласила всех за стол.
Улыбнувшись, она сказала, что знакомство с образом жизни американцев можно начать прямо сейчас, с традиционного американского завтрака. Кое-что он унаследовал от не менее традиционного английского, но все же имеет свои отличия. На столе представлены не только яичница-глазунья, поджаренные тонкие ломтики бекона, сосиски «бэнгерс», маринованные грибы, но и маленькие пухлые блинчики (русские, переговариваясь между собой, назвали их «оладьи») с кленовым сиропом. Запивать еду лучше апельсиновым соком, кофе или холодным чаем.
Гастрономия — прекрасная тема для начала разговора малознакомых людей. Но завтрак продолжался, и Николай Красавченко на правах руководителя делегации затеял скучную беседу о повестке дня первого заседания Всемирной студенческой ассамблеи. Американцев больше интересовали рассказы о боевых действиях, которые сейчас идут на территории Советского Союза. Владимир Пчелинцев с удовольствием поведал об особенностях снайперского дела: винтовка с оптическим прицелом, маскировка, наблюдение за противником. Людмила внимательно слушала, но не его, а переводчиков. Они переводили слишком поспешно и неточно.
Элеонора Рузвельт захотела вовлечь в разговор и молчаливую русскую девушку. Она обратилась к ней с таким вопросом:
— Если вы хорошо видели лица ваших противников в оптический прицел и тем не менее делали свой убийственный выстрел, то американским женщинам будет трудно вас понять, дорогая Людмила…
Переводчик пытался как-то смягчить эту фразу, но Павличенко остановила его, заговорив по-английски, чем привела в изумление всех присутствующих. Снайпер Люда взглянула первой леди прямо в глаза. В этом взгляде была не только бешеная внутренняя сила, но и затаенная боль.
— Госпожа Рузвельт, — она говорила медленно и с небольшими ошибками, — мы приехали в вашу прекрасную, процветающую страну и восхищаемся трудолюбием американцев. Целый век вы не знаете войн. Захватчики не топчут вашу землю, не разрушают ваших городов и деревень, не убивают ваших братьев, сестер, детей. Вам некого оплакивать. Это замечательно… Однако моя родная страна переживает тяжелые испытания… Меткая пуля — всего лишь ответ злобному врагу. Мой муж погиб в Севастополе, у меня на глазах, и человек, которого я вижу в окуляре прицела, — это тот, кто его убил…
Как ни странно, Элеонора смутилась.
Она поспешно отвела взгляд и сказала, что не хотела обидеть гостью, однако разговор кажется ей весьма актуальным, и они продолжат его, хотя и не сейчас поскольку, к сожалению, ей пора уходить. Первая леди поднялась из-за стола и торопливо попрощалась.
— Ты чего наговорила ей? — Николай Красавченко на правах начальника сурово воззрился на снайпера Люду.
— Ничего особенного, — отмахнулась она. — Пусть не лезут напролом, наглые америкосы…
После завтрака Гертруда Пратт устроила для русских короткую экскурсию по Белому дому. Они побывали в зале заседаний кабинета министров, в кабинете первой леди, в Овальном кабинете президента. Там их внимание привлекала фотография улыбающихся парней в военной форме. Это были сыновья Рузвельта: Элиот, капитан авиации, Франклин, младший лейтенант флота, Джеймс, состоящий в резерве корпуса морской пехоты. А вообще Элеонора родила мужу шестерых детей, лишь один из которых умер во младенчестве.
Теперь времяпрепровождение студенческой делегации подчинялось строгому графику. Лейтенанты Пчелинцев и Павличенко поспешили вернуться в свои комнаты. Там их ждала выглаженная военная форма с начищенными латунными пуговицами. Впервые после вылета из Москвы им предстояло ее надеть. Этот приказ отдал посол Советского Союза в США Максим Максимович Литвинов. В десять часов утра у нашего посольства собирались фотожурналисты и кинорепортеры. Они хотели запечатлеть героев антифашистской борьбы во всей их воинственной красе для публикации снимков в завтрашних газетах.
Снайперы и их комсомольский начальник приехали на автомобиле.
Правда, они не ожидали, что соберется такая огромная толпа и будет вести себя столь буйно. Журналисты просили русских принимать разные позы, перекрикивая друг друга, задавали им вопросы, толкаясь, пытались прорваться к крыльцу, на котором те стояли, и протягивали микрофоны. Переводчики работали с небывалой нагрузкой. Постепенно выяснилось, что пишущая братия в полном восторге только от одного члена студенческой делегации — Людмилы Михайловны Павличенко. Красивая девушка в необычной военной одежде — это, конечно, экзотика, и они прилагали все силы, чтоб найти интересный ракурс, сделать хороший портрет. Людмила злилась, но исполняла их просьбы. Может быть, для этого ее сюда и послали…
Через тридцать минут свистопляска закончилась, им разрешили войти в здание посольства. Пожилой, полноватый, круглолицый человек в пенсне — посол Литвинов — шагнул навстречу, поздравил с благополучным прибытием. Пришлось появиться на крыльце еще раз: теперь уже с ним, дружески пожимая ему руку. Пиар-акция продолжалась, и должна была принести максимум пользы советской стране.
Торжественный обед в посольстве прошел чинно и тихо. На нем присутствовали сотрудники Наркомата иностранных дел с женами. На русском языке звучали тосты и велись приличествующие случаю разговоры. Николай Красавченко изредка поглядывал на Людмилу: как бы она и здесь чего-нибудь эдакого не сказала. Однако бывшая студентка Киевского университета сидела молча и на окружающее не реагировала.
В шестом часу вечера состоялась еще одна, двухчасовая пресс-конференция, которая транслировалась по радио. На ней присутствовали представители 52 газет и 12 радиокомпаний. Теперь все было организовано иначе. Сначала слово предоставили членам делегации. Красавченко в коротком докладе, тезисы которого он получил в Москве от заведующего отделом пропаганды ЦК ВКП(б) Александрова, обрисовал ситуацию в стране в целом: тыл помогает фронту. Пчелинцев поведал о состоянии Красной Армии: она готова нанести фашистам новые удары. У Павличенко в руках тоже находился текст, согласованный с партийным функционером:
«Дорогие друзья! Я рада передать вам привет от советских женщин и от советской молодежи, борющихся в первых рядах с кровавым фашизмом. Советский Союз борется не только за свою свободу, но и за свободу всех наций на Земле. Советский народ с первых дней борьбы переключил все свои возможности, всю свою энергию на оборону страны. Советские женщины заменили своих мужей, отцов и братьев на производстве. Они сделали все, чтобы мужчины могли воевать. Советский народ благодарит вас за помощь, но борьба, которую ведет Россия, требует все больших и больших средств. Мы ждем активной помощи, открытия второго фронта. Хочу заявить вам, что мы победим, что нет такой силы, которая могла бы помешать победоносному маршу свободных народов мира. Мы должны объединиться. Как русский солдат я протягиваю вам свою руку. Мы вместе должны уничтожить фашистское чудовище!..»[13]
Дальше она добавила от себя, по-английски:
«Fellow soldiers, forward to victory!»[14]
Журналисты вяло поаплодировали, но затем оживились. Ведущий пресс-конференцию посол Литвинов предложил им задавать вопросы. Каждый должен был встать с места, назвать свою фамилию, орган печати, который он представляет, и указать, кому адресует свой вопрос.
Любопытство журналистов поначалу привело русских в растерянность. Американцы как будто нарочно игнорировали их предыдущие сообщения и не заботились о том, будет ли это приятно студенческой делегации. Наоборот, они старались выудить у них нечто такое, сенсационное, чего в официальных докладах не прозвучало. К Людмиле обращались чаще всего, и она расценила это как своеобразную психическую атаку.
На ее взгляд, вопросы были довольно-таки глупые. Тут она дала волю своему острому языку и потешала аудиторию, открыто издеваясь над теми, кто хотел смутить доблестного снайпера.
Вопрос: Принимаете ли вы горячую ванну на фронте?
Павличенко: Обязательно, и по несколько раз в день. Если ты сидишь в окопе и начинается артиллерийский обстрел, то делается жарко. Очень жарко. Это и есть самая настоящая ванна, только с землей.
Вопрос: У вас была охрана?
Павличенко: Только моя винтовка.
Вопрос: Могут ли женщины на войне красить губы?
Павличенко: Могут. Но иногда не успевают. Приходится хвататься то за пулемет, то за винтовку, то за пистолет или гранаты.
Вопрос: Какого цвета белье вы предпочитаете?
Павличенко: За подобный вопрос у нас в стране можно и по физиономии получить. Ведь его обычно задают жене или любовнице. Мы с вами в таковых отношениях не состоим. Потому с удовольствием дам вам пощечину. Подходите ближе…
Вопрос (задает его женщина-журналист): Это ваша парадная или повседневная форма одежды?
Павличенко: Нам пока не до парадов.
Вопрос (та же дама): Но форма вас полнит. Или вам все равно?
Павличенко: Я горжусь униформой легендарной Красной Армии. На ней — орден Ленина. Она освящена кровью моих товарищей, погибших в бою с фашистами. А вам желаю хоть раз побывать под бомбежкой. Честное слово, вы сразу забудете о покрое вашего наряда…
Вопрос: Табачная кампания «Филипп Морис» предлагает вам контракт: за ваш портрет, размещенный на пачках сигарет, они готовы заплатить полмиллиона долларов. Вы согласитесь?
Павличенко: Нет. Пошлю их к черту…
После пресс-конференции, которую Люда мысленно сравнила с коротким словесным боем, они вернулись в Белый дом. Там их ожидал ближайший советник президента и давний его друг Гарри-Ллойд Гопкинс. По поручению Рузвельта он посетил СССР летом 1941 года, когда гитлеровская Германия вторглась в пределы нашей страны, встречался со Сталиным, которому очень понравился. Эта симпатия оказалась взаимной. Вернувшись в США, Гопкинс выступил за сближение с Советским Союзом. Он уверил президента, что русские смогут выдержать удар небывалой силы, что им надо помогать. Теперь Гарри-Ллойд, худой, болезненного вида человек досконально расспрашивал фронтовиков Пчелинцева и Павличенко о боях под Ленинградом и Севастополем.
В разгар беседы в комнату вошла госпожа Рузвельт и объявила комсомольско-молодежной делегации, что на ужин они приглашены к Вергинии Хаабе, дочери Джозефа Дэвиса, который прежде был послом США в СССР. Гопкинс тоже пожелал поехать с ними. С автомобилем вышла неувязка. В «кадиллак» поместились только Красавченко, Пчелинцев, Гопкинс и два переводчика из советского посольства. Тогда первая леди предложила снайперу Люде ехать с ней в двухместном кабриолете, который сама водила.
Павличенко удивилась. Она не ожидала, что знатная дама так быстро забудет ее дерзкий ответ в сегодняшнем разговоре за завтраком. Однако жена президента с высоты своего роста (более 180 см) посмотрела на русскую девушку с добродушной улыбкой и снова повторила приглашение.
Небольшая машина темно-синего цвета выглядела элегантно. Скорость она развивала приличную. Элеонора, будучи в возрасте 58 лет, управляла автомобилем, как заправский гонщик. Они мгновенно оторвались от охраны, сопровождавшей «кадиллак», и вихрем понеслись по улицам Вашингтона. На поворотах госпожа Рузвельт резко сбрасывала обороты двигателя, и он завывал, перед регулируемыми перекрестками сильно нажимала на тормоза, и они скрежетали. Скоро они очутились в пригороде, застроенном богатыми особняками, утопавшими в зелени садов. Когда кабриолет остановился, Людмила, непривычная к таким отчаянным поездкам, перевела дух с облегчением. Первая леди лукаво на нее посмотрела.
Виргиния Хаабе несколько лет прожила со своим отцом-дипломатом в Москве и русский язык знала неплохо. Она заговорила с Людмилой, расспрашивая о первых впечатлениях от Соединенных Штатов Америки. Беседуя, они подошли к столу с аперитивами. Вазочки, наполненные разными сортами соленых орешков и маленькими сухими печеньицами-крекерами, располагались рядом со стаканами и бутылками с какими-то напитками. Официант в белой рубашке, черном жилете и галстуке-бабочке с готовностью наполнил для Люды треть стакана. Она, полагая, будто это — сок, выпила его одним глотком, сильно закашлялась и схватилась за горло. В стакане был крепчайший шотландский самогон, то есть виски.
— Be careful, — сочувственно сказала ей госпожа Рузвельт, взяла за руку и повела в столовую.
Судя по всему, на ужин собрались люди, давно знакомые друг с другом, придерживающиеся одинаковых взглядов на жизнь. Для них приезд советской молодежной делегации стал важным событием, которое могло оказать влияние на текущую политику Соединенных Штатов Америки. Разговор шел легко и в равной степени интересовал, и гостей, и хозяев. Но Элеонора, посадив рядом с собой Людмилу, отвлекала ее от общей беседы разными вопросами.
— Вы неплохо говорите по-английски, — шептала она ей.
— Спасибо за комплимент.
— Где вы учили язык?
— Первые уроки в детстве мне дала мама.
— Она — учительница?
— Да, — коротко отвечала Павличенко, так как хотела послушать, что в данный момент говорит господин Дэвис, бывший посол США в Москве, описывая дипломатию гитлеровской Германии в 30-е годы.
— А ваш отец?
— После революции он долго служил в Красной Армии.
— Эта ваша любовь к оружию — от него?
— Может быть…
На инструктаже перед поездкой их предупредили: Элеонора не просто супруга президента США, она — очень известный общественный деятель, журналист, «министр без портфеля» в правительстве Франклина Делано Рузвельта. С тех пор как в 1921 году ее муж переболел полиомиелитом и частично лишился подвижности, она вела все его выборные кампании, разъезжая по стране, выступая на митингах, встречаясь с избирателями. Ее называли «глазами, ушами и ногами президента», поскольку она бывала там, куда он не мог добраться, и влияла на его решения.
По рождению она принадлежала к богатой и аристократической семье, получила прекрасное домашнее образование, три года провела в Лондоне в высшей женской школе «Элленсвуд», потом совершила поездку по странам Западной Европы. В марте 1905 года Элеонора вышла замуж за своего дальнего родственника Франклина, студента юридического факультета Колумбийского университета. К алтарю вместо умершего отца ее повел дядя, тогдашний президент США Теодор Рузвельт.
Курируя различные молодежные и женские общественные организации, постоянно занимаясь благотворительностью, Элеонора снискала любовь и уважение народа. Неслучайно еще в 1939 году по социологическим опросам первая леди обогнала в популярности супруга. Ее деятельность на «хорошо» оценили 67 процентов американцев, Франклина Делано — 58…
Внешней красотой госпожа Рузвельт не отличалась. Черты лица у нее были грубоватые, не совсем правильные. Но огромное обаяние, ум и доброта делали ее совершенно неотразимой, притягивали к ней, как магнит, многих и многих людей. Пожалуй, и Людмила, ведя с ней светский разговор, попала под эти волшебные чары. Кроме того, она понимала, что чем-то приглянулась Элеоноре. Но чем, хотелось бы ей знать…
Утренние выпуски газет, которые доставили в Белый дом 28 августа к завтраку, неопровержимо свидетельствовали о том, что младший лейтенант Павличенко приглянулась не только жене президента, но и всей американской прессе. Ее фотографии находились на первых полосах изданий, ее интервью по-разному комментировали публицисты. Кто-то писал о смелой девушке-офицере, умеющей дать ответ на любой вопрос. Кто-то — о хладнокровной женщине-убийце, не знающей жалости к бедным немецким солдатам, исполняющим приказы своего командования.
Элеонора, отодвинув чашку с горячим кофе, подала гостье свежий номер газеты «The New-York Post» и указала на колонку на второй ее странице, подписанную именем «Эльза Мак-Суэли».
— Это — моя старая знакомая, — сказала первая леди. — Она была на вашей пресс-конференции, ей все понравилось. Вы хорошо держались… Эльза опытна, наблюдательна и превосходно владеет пером. По-моему, она правильно вас описала. Вернее, впечатление, которое вы производите…
«…то, чем обладает лейтенант Павличенко — нечто большее, чем красота. Ее невозмутимое спокойствие и уверенность порождены тем, что ей довелось пережить и испытать. У нее лицо Мадонны с картины Корреджо и руки ребенка, а ее гимнастерка оливкового цвета с красными нашивками опалена огнем жестоких сражений. Одна из участниц пресс-конференции, журналистка, сидевшая рядом со мной в модном, изящно сшитом платье, спросила Людмилу с некоторой долей сарказма: “Интересно, это ваша повседневная или парадная форма?” Людмила как-то безразлично взглянула на мою нарядную соседку: “Да будет вам известно, что в России сейчас нет парадов. Наши мысли заняты другим…”»
Отзвуки женских споров об одежде, оказывается, заинтересовали и мужчин. Они попали на страницы деловой, сугубо информационной газеты «The Daily News». Издание поместило большую фотографию Павличенко во весь рост с пространной подписью: «Я ношу свою военную форму с гордостью! На ней — орден Ленина. Она освящена кровью моих товарищей, павших на поле боя. Потому я дорожу ею больше, чем самым красивым платьем от лучшего портного!»
На том завтрак и чтение злободневных публикаций завершились.
Элеонора сердечно попрощалась с русскими гостями. Их пребывание в Белом доме подошло к концу. Они отправлялись в советское посольство. Там их ждала новая пресс-конференция, теперь — для сотрудников местных американских изданий и международного телеграфного агентства «Рейтер».
Запихивая в чемодан многостраничные газеты со своим изображением, нужные для отчета в Москве, снайпер Люда думала о том, что один участок ее нового фронта приобретает ясные очертания. Это битва с журналистами. Не то чтобы они такие уж вредные и противные люди. Просто у них есть собственные представления о том, что хорошо, а что плохо, что интересно, а что скучно. Но они стоят между ней и теми миллионами читателей, радиослушателей и телезрителей в Америке, до которых товарищ Сталин поручил ей донести правду о войне. Значит, надо суметь убедить их в своей правоте. Надо быть искренней, честной, уверенной в себе, предельно собранной, веселой. Тогда они ей поверят…
Вечером того же дня Красавченко, Пчелинцев и Павличенко отправились на спектакль в Национальный театр, самый старый в США, расположенный на Пенсильвания-авеню, недалеко от Белого дома. Там давали оперу итальянского композитора Дж. Пуччини «Мадам Баттерфляй». Зал наполняла нарядная, богатая публика. Поначалу на русских внимания никто не обратил потому, как они оделись в цивильные костюмы. Но в антракте между вторым и третьим актом, когда в зале вспыхнул свет, на сцену поднялся распорядитель и объявил, что среди зрителей находится советская студенческая делегация. Раздались бурные аплодисменты. Путешественникам пришлось подняться на сцену. Выступил от их имени Пчелинцев, и его выступление длилось не более пяти минут. После этого в зале появились ярко одетые девушки с цветными ящичками-копилками и стали собирать средства в фонд помощи Красной Армии. Сбор шел очень успешно. Многие, отдав деньги, вставали и подходили к сцене, старались пожать делегатам руки, что-то горячо им говорили.
Потом в поездке по Америке данное действо происходило неоднократно.
Всего делегация собрала и передала в советское посольство примерно восемьсот тысяч долларов, сумму немаленькую. Однако между собой они часто спорили, как относиться к таковой процедуре. Пчелинцев говорил, будто в ней есть нечто унизительное. Словно бы наша великая страна и ее непобедимая армия просит богатеньких америкосов подать им «Христа ради» на бедность. Красавченко как руководитель делегации не уставал объяснять пылкому Володе суть явления: на эти деньги приобретут продукты и вещи первой необходимости для советских людей, лишившихся крова и имущества из-за эвакуации. Все правильно, но… как-то неприятно…
Между тем Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) 30 августа 1942 года распространило следующее сообщение:
«ПРЕБЫВАНИЕ В ВАШИНГТОНЕ СОВЕТСКИХ ДЕЛЕГАТОВ НА МЕЖДУНАРОДНОМ СЪЕЗДЕ СТУДЕНТОВ
Прибывшие в Вашингтон советские делегаты на международный съезд студентов тт. Красавченко, Пчелинцев и Людмила Павличенко были в день прибытия приглашены в Белый дом, где в качестве гостей президента переночевали…
Третьего дня советские делегаты выступили по радио. Их речи передавались крупной вашингтонской радиостанцией. Советские делегаты рассказали о своем опыте борьбы с гитлеровцами.
В специальной радиопередаче, транслировавшейся 28 августа по США, подробно описывалось прибытие Павличенко, Красавченко и Пчелинцева. Утренние газеты поместили фотографии советских студентов, беседу с ними и подробное описание их прибытия в Вашингтон.
В беседе с журналистами Красавченко просил их передать американской молодежи и всему американскому народу привет от советского народа, сражающегося на фронте против гитлеровских орд. Красавченко вкратце описал разностороннее участие советской молодежи в борьбе против агрессора. Он выразил надежду на то, что пребывание в США советской делегации укрепит дружбу американской и советской молодежью и что активное участие в войне молодежи всех объединенных стран ускорит окончательную победу над гитлеризмом.
Людмила Павличенко передала американским женщинам боевой привет от советских женщин и рассказала о самоотверженном труде советских женщин, воодушевленных ненавистью к врагу.
Пчелинцев рассказал об искусстве снайпера и в заключение заявил: “Мы можем победить и победим. Так сказал Сталин, так и будет”.
Советские студенты выразили господину Рузвельту свою признательность за гостеприимство, оказанное им в Белом доме…»
Американцы — большие любители пускать пыль в глаза.
В этом Людмила убедилась, когда 2 сентября 1942 года вместе с Пчелинцевым и Красавченко оказалась перед зданием Американского университета. Всемирная студенческая ассамблея собрала… 365 участников, правда, из пятидесяти трех стран. Николай Красавченко, опытный аппаратчик, ознакомившись со списком, сказал, что ему замысел организаторов ясен: консолидированное большинство составляют представители Соединенных Штатов, Великобритании и Канады, следовательно, они и будут влиять на голосование. Чего захотят, то и навяжут всем остальным, используя это большинство при голосовании.
Люда и Владимир прибыли на ассамблею в военной форме, и тем сразу обратили на себя внимание. Корреспонденты опять атаковали их у входа. Засверкали блицвспышки фотоаппаратов, посыпались вопросы. С трудом протиснувшись сквозь толпу в вестибюль, они обнаружили там госпожу Рузвельт. Она встречала делегатов. Журналисты не оставили их в покое и здесь. Они попросили наших студентов сфотографироваться вместе с первой леди. Элеонора не возражала. Слева от нее встал старший лейтенант Пчелинцев, справа — младший лейтенант Павличенко. Она взяла их под руки. Таким образом, русскоамериканский союз получил конкретное воплощение. На следующий день снимок появился в газетах, и комментаторы изощрялись в предположениях, толкуя его так и этак.
В первый день работы ассамблеи кроме представления делегатов и голосования по повестке дня состоялось пленарное заседание и дискуссия по теме «Университеты в войне». Один из докладов сделал Николай Красавченко, обстоятельно и подробно рассказав об участии советского студенчества в борьбе с фашизмом. Вечером прошло торжественное открытие мероприятия, на котором присутствовали многочисленные почетные гости: представители общественных организаций США, официальные лица из администрации президента, его супруга госпожа Рузвельт.
Прием еще не закончился, как Элеонора подошла к русским и пригласила их на ужин в Белый дом, причем выехать следовало немедленно.
Вскоре они поняли причину такой спешки. В Белом доме как бы случайно произошла их встреча с президентом США Франклином Делано Рузвельтом. Он находился в одной из комнат, где сидел в деревянном кресле с высокой спинкой и широкими подлокотниками, опираясь на них руками. Его ноги закрывал клетчатый шотландский плед.
— Фрэнк, — сказала первая леди, — я хочу представить тебе наших новых советских друзей…
Безусловно, это был весьма незаурядный человек, обладающий сильной волей. Пожимая его худощавую, жесткую руку, Людмила почувствовала это. О том говорил и его проницательный взгляд, внимание, с которым он слушал переводчика, представлявшего их, и повторял за ним названия городов, откуда они приехали: «Москва… Ленинград… Одесса и Севастополь… О, прекрасно! Настоящая краткая история нынешней войны немцев в России…» Как истый джентльмен он первым заговорил со снайпером Людой и расспрашивал ее о том, где она воевала, за что получила боевые награды. В целом ход операций он знал, но его интересовали детали, наблюдения непосредственного их участника.
За четыре года Второй мировой войны англо-американцы ни разу так долго не сопротивлялись своим противникам, как то сделали русские под Москвой, Ленинградом, Одессой и Севастополем. Президент хотел понять, как это удалось. Помогает ли традиционный для России высокий боевой дух, военная подготовка солдат, мастерство офицеров, стратегические таланты генералов, отличное вооружение или же главное здесь — единение армии и народа, ополчившегося на захватчиков?
После того как 7 декабря 1941 года союзники Германии, японцы, разгромили военно-морской флот США в Перл-Харборе, а затем быстро вытеснили американцев из Юго-Восточной Азии, Рузвельт думал о том, кто поможет Америке туда вернуться. Государства Антигитлеровской коалиции не внушали ему больших надежд. Мощь Британской империи ослабла в ходе боевых действий. Францию фашисты наполовину оккупировали, вторая половина страны находилась под властью правительства Виши, сотрудничавшего с Гитлером. В Китае шла гражданская война. Оставалась Россия. Если она, конечно, вскоре разобьет немцев под Сталинградом, если изгонит их войска со своей территории, если полностью восстановит промышленный потенциал…
Заканчивая беседу с Людмилой, Рузвельт спросил:
— Как вы чувствуете себя в нашей стране?
— Превосходно, господин президент.
— Американцы относятся к вам сердечно?
— Везде нашу делегацию встречают как желанных гостей. Правда, иногда мы подвергаемся внезапным атакам.
— Неужели? — удивился Рузвельт.
— Я имею в виду атаки ваших репортеров и фотокорреспондентов, — сохраняя серьезность, пояснила Людмила. — Очень настойчивые люди. Устоять под их напором просто невозможно…
Президент улыбнулся. Ему понравилось это замечание.
Павличенко по своему обыкновению шутила, но ей хотелось задать Рузвельту тот, самый главный вопрос о более действенной помощи Советскому Союзу, об открытии второго фронта в Западной Европе, который мог бы оттянуть на себя часть немецких дивизий, воюющих сейчас на берегах Волги. Франклин Делано как будто угадал ее мысли.
— Передайте советскому правительству и лично господину Сталину, — задумчиво произнес он, — что мне пока трудно оказывать более реальную помощь вашей стране. Мы, американцы, еще не готовы к решительным действиям. Нас задерживают наши британские партнеры. Но сердцем и душой американский народ вместе с вами, нашими русскими союзниками…
Между тем работа Всемирной студенческой ассамблеи шла своим чередом. Заседания продолжались и далеко не всегда сохраняли спокойную академическую атмосферу. Случались и дискуссии, грозившие перейти в драку, поскольку их участники были молоды и весьма темпераментны.
Большие разногласия вызвал так называемый «индийский вопрос». Смуглый студент из Бомбейского университета с чалмой, накрученной на голове, кричал бледнолицему британцу из Оксфорда: «Колониальный пес! Мы всех вас рано или поздно перебьем и завоюем независимость!» Его с трудом успокоили, и он прибежал жаловаться русским, которые с первых дней пользовались на ассамблее непререкаемым авторитетом. «Где справедливость?!» — возбужденно спрашивал их индус. Они считали, что он совершенно прав, но, увы, международное собрание не уполномочено рассматривать острые взаимоотношения колоний и метрополий.
В другой раз возник диспут «Молодежь и религия». Представитель американского «Союза христианской молодежи» сделал пространный доклад на эту тему. В нем не содержалось ничего предосудительного. Однако в прениях милая девушка из Канады вдруг заявила, что в Советском Союзе отсутствует свобода вероисповедания, а священнослужители и прихожане православных церквей подвергаются преследованиям.
Отвечать вызвалась Людмила.
Прежде всего, она сослалась на советскую конституцию и сообщила, что церковь в нашей стране действительно отделена от государства, но никому из граждан не запрещено придерживаться разных религиозных культов. В СССР действуют православные храмы, мечети, синагоги, кирхи, костелы. Да, молодежь, как правило, туда не ходит потому, что она занята строительством новой жизни, ей некогда думать о Боге. Много о Боге думают фашисты. У них даже на пряжках солдатских ремней вытеснены слова: «Gott mit uns!», то есть «С нами Бог!», — но разве они удерживают гитлеровских палачей от убийства ни в чем не повинных людей?
Перевести религиозный диспут на разговор о пряжках — это надо уметь. Тем более, никто из присутствующих ни немецких солдат, ни их пряжек никогда не видел. Зато младший лейтенант Павличенко детально изучила таковые алюминиевые изделия, часто держала их в руках, а бывало, и умышленно целилась в них, дабы нанести врагу тяжелое ранение. Ее пылкую речь выслушали внимательно и спорить с ней не осмелились.
Приближался последний день работы Всемирной студенческой ассамблеи, а вместе с ним — и голосование по декларации, с каковой ее участники должны были публично обратиться к молодежи разных стран. Николай Красавченко, озабоченный численным превосходством англосаксов, предложил следующее: голосовать не лично каждому, а по делегациям, то есть «одна делегация — один голос». Организаторы такого не ожидали и воспротивились. Однако предложение русских поддержали представители не только славянских государств, но и азиаты, и латиноамериканцы.
Впрочем, параграф о скорейшем открытии второго фронта в декларацию Всемирной студенческой ассамблеи все равно включить не удалось. Вместо него делегаты единогласно приняли так называемый «Славянский меморандум», который в жесткой форме осуждал германский фашизм и призывал к объединению всех народов в борьбе с ним. О принятии этого меморандума сообщили многие газеты и радиостанции, а наиболее развернутую его публикацию дало Телеграфное агентство Советского Союза.
Теплый, солнечный вечер 5 сентября 1942 года участники Всемирной студенческой ассамблеи провели на лужайках возле Белого дома. Правительство США устроило там прием в честь окончания данного мероприятия. Вела его Элеонора Рузвельт. Десятки молодых людей с бумажными тарелочками, сэндвичами и бутылочками с прохладительными напитками прогуливались в одиночку и группами по аллеям дивного французского парка и рассуждали о целях и задачах демократического студенчества.
Первая леди больше всего внимания уделяла советской делегации.
По ее замыслу ассамблея должна была носить сугубо культурно-просветительный характер и способствовать распространению влияния США в молодежной среде. Но появление русских многое изменило. Боль и страсть, с которыми они рассказывали о той войне, что сейчас ведет их народ, не могли не увлечь других делегатов. Эта война, прежде далекая и довольно абстрактная, приобрела для них зримые черты: страдания простых людей, кровь, пролитая в бою, смерть, настигающая мгновенно.
Она сама поддалась первобытной силе, исходящей от суровых, малоразговорчивых гостей. Их северная лесная страна, огромная и загадочная, как чужая планета, грозно вставала за ними. Их неистовая вера в собственную победу завораживала. Одни против целого континента, легко покоренного немцами. Одни против нашествия миллионов разноязыких захватчиков. Так они сражаются второй год и не испытывают никакого уныния. Но существует ли ключ к великой русской тайне?..
Данный текст является ознакомительным фрагментом.