6 июня – Савелий КРАМАРОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6 июня – Савелий КРАМАРОВ

У этого киноактера была далеко не фотогеничная внешность, однако славе его могли позавидовать даже самые популярные красавцы. Даже если он играл в эпизодах, его имя выносили на афиши крупными буквами, поскольку знали, что народ повалит на такую картину толпами. Почти двадцать лет он царил на советских экранах, после чего внезапно уехал из СССР. И хотя на чужбине жизнь его сложилась вполне благополучно, однако даже малой толики той славы, что сопутствовала ему на родине, он так и не удостоился.

Савелий Крамаров родился 13 октября 1934 года в Бауманском районе Москвы в интеллигентной семье – его отец был видный столичный адвокат. Однако отца Крамаров практически не помнил: когда он родился, того арестовали органы НКВД. Через какое-то время его отпустили, но в 1937 году забрали повторно, и – уже навсегда. Мать Савелия оказалась совершенно не приспособленным к жизни человеком, и брат отца взял заботу о мальчике на себя. Спустя некоторое время мать Савелия умерла.

После окончания средней школы Крамаров решил поступать в театральный институт, однако эта попытка оказалась неудачной – его не приняли, не обнаружив в нем никакого актерского таланта. И тогда он подал документы в первый попавшийся вуз – Лесотехнический, на факультет озеленения. И был бы наш герой обычным озеленителем, если бы в середине 50-х судьбе не угодно было отправить его вместе с группой студентов на военные сборы.

Как оказалось, на этих же сборах тогда находились и студенты других московских вузов, в том числе и ВГИКа. С одним из вгиковцев – Алексеем Салтыковым – и познакомился наш герой. В последующем это знакомство резко изменит судьбу Крамарова.

Между тем, учась в Лесотехническом, Крамаров в 1954 году решил поступить в театральную студию «Первый шаг», существовавшую при Центральном доме работников искусств. Несмотря на огромный конкурс, Крамарову с первого же захода удалось туда поступить. Парадокс, но его взяли именно за то, за что несколько лет назад не приняли в ГИТИС, – за его лицо прирожденного комика. В дальнейшем с труппой «Первого шага» наш герой побывал с гастролями в Ленинграде, Киеве и других городах Советского Союза.

В силу своей отнюдь не фотогеничной внешности Крамаров долгое время был обделен вниманием слабого пола. Однако едва он избрал актерскую стезю, как все изменилось: недостатки своей внешности он стал компенсировать актерским талантом. И именно в студии «Первый шаг» он встретил свою первую любовь. Это была Майя Булгакова, в будущем, как и Крамаров, популярная советская киноактриса. Крамаров и Булгакова выступали в одном эстрадном номере, вместе ездили на гастроли и на этой почве, собственно, и сошлись. Как вспоминает однокурсник Крамарова по Лесотехническому институту Владимир N.: «Булгакова была несколько старовата для Савелия, зато имела „Фольксваген“, и они на этой иномарке ездили в Тишков. Там, на базе отдыха Внешторга, они проводили выходные. Я как раз работал там ночным сторожем. Рядом была дача Папанова. Так вот Папанов очень не любил Крамарова, считал его проходимцем и никогда не здоровался с ним за руку. Порой идет навстречу: со всеми поздоровается, а ему руки не подаст. А мне всегда говорил: „Гони ты его к черту!“

Роман с Булгаковой продолжался в течение нескольких месяцев, после чего благополучно сошел на нет. Вскоре рядом с Крамаровым появилась другая женщина, которая и стала его первой женой. Звали ее Людмила, она работала в конструкторском бюро. Люда была девушкой скромной, чем и произвела впечатление на Савелия.

Закончив Лесотехнический институт в 1956 году, Крамаров какое-то время работал по специальности. Однако через год о нем внезапно вспомнил его старый знакомый – Алексей Салтыков, который тогда готовился к съемкам фильма под названием «Ребята с нашего двора». Крамарову он предложил в нем главную роль – хулигана Васьки Рыжего. Эту короткометражку сегодня никто практически не помнит, потому что на широком экране она не демонстрировалась. Однако те счастливчики, кто все-таки видел ее, утверждают, что для дебютной работы игра Крамарова в ней была прекрасной. Видимо, понял это и сам начинающий актер. Поэтому он решил бросить свою работу по специальности и целиком посвятить себя кинематографу. Для этого он взял с десяток своих фотографий, вложил их в конверты и разослал по всем киностудиям страны. И что бы вы думали? На одно из этих писем ему вскоре пришел ответ с Одесской киностудии – его просили срочно приехать для проб в очередную картину. Так Крамаров попал на роль солдата Петькина в фильме Владимира Кочетова «Им было девятнадцать». Фильм появился на широком экране в 1960 году и занял в прокате 14-е место, собрав на своих просмотрах 27,6 млн. зрителей.

Почти одновременно со съемками в Одессе Крамарову поступило предложение с Ялтинской киностудии от режиссера Якова Сегеля (в 1936 году он снялся в роли Роберта Гранта в «Детях капитана Гранта», затем как режиссер снял несколько фильмов, в том числе – «Дом, в котором я живу» (1957). На этот раз тот приступил к съемкам фильма по собственному сценарию под названием «Прощайте, голуби». Была в этом сценарии роль некоего бездельника и хулигана Васьки Коноплянистого, у которого вечно не заводился его мотоцикл «Индиана». Именно эту роль он и предложил Крамарову. Сам актер позднее вспоминал: «Яков Сегель никогда не служил в милиции, но стоило ему взглянуть на меня, как он сразу определил мое амплуа – хулиган… Трудно было работать над этой ролью. Ведь, как ни парадоксально, я с самого детства не был знаком ни с одним хулиганом. Если когда-нибудь подозрительный тип появлялся на одной стороне улицы, я всегда переходил на другую. Но, попадая на съемочные площадки, я становился рабом своей фактуры. И мой актерский альбом становился похожим на пособие для начинающего дружинника…»

Между тем в 1960 году заканчивал свою учебу во ВГИКе и А. Салтыков. В качестве своей дипломной работы он (вместе с Александром Миттой) решил экранизировать популярную тогда пьесу А. Хмелика «Друг мой, Колька». На роль хулигана Васьки (опять то же имя и тот же типаж!) он пригласил своего доброго знакомого Крамарова. Так наш герой получил еще одну роль в кино, которую позднее назовет одной из лучших в своей кинематографической карьере.

Оба фильма вышли на широкий экран в 1961 году и имели успех у зрителей. Даже места в прокате у них были рядом: «Друг мой, Колька» занял 19-е место (23,8 млн. зрителей), «Прощайте, голуби!» – 21-е (21,6 млн.). Последняя картина в том же году была отмечена призами на фестивалях в Локарно, Мельбурне и Праге.

Таким образом, двумя этими, в общем-то, второстепенными ролями Крамаров мгновенно сделал себе имя в советском кинематографе. Публика с ходу запомнила его лицо и дико хохотала при любом его появлении на экране. Поэтому многие советские режиссеры стали приглашать его в свои картины даже на маленькие роли, прекрасно зная, что любое присутствие этого актера в картине сулит успех у зрителей. Так, в период с 1962 по 1969 год наш герой сумел сняться почти в полутора десятках различных картин, перечислять которые здесь не имеет смысла. Назову лишь самые известные из них: «Приключения Кроша» (1962), «Без страха и упрека» (1963), «Сказка о потерянном времени» (1964), «На завтрашней улице» (1965), «Город мастеров», «Неуловимые мстители», «Тридцать три» (все – 1966), «Трембита» (1968), «Новые приключения неуловимых» (1969).

Что вспоминал сам актер о съемках в этих картинах?

«С „Неуловимыми мстителями“ вышла очень странная история. Параллельно с этим фильмом я снимался еще в одном фильме, у Данелии („Тридцать три“). Но эта картина не прошла. Не то чтобы не прошла – сделали очень мало копий, считая ее идеологически неустойчивой. Копий было столько, чтобы просто оправдать затраты на фильм. А „Неуловимые мстители“ я делал между прочим… Но никогда не угадаешь, что та или иная картина принесет тебе. Та картина, в которую я вкладывал себя целиком, пошла малым тиражом, а „Неуловимые мстители“, в которых я появился всего раза четыре и сказал фразу: „А вдоль дороги мертвые с косами стоят, и тишина!“ – дали мне большой успех и много денег. Денег не за сам фильм – там я получил просто копейки. Я сразу стал популярным, много ездил по концертам и зарабатывал деньги».

Материальное благосостояние нашего героя стало улучшаться именно с середины 60-х годов.

Изменилась в те годы и личная жизнь Крамарова. Расставшись с Людмилой, он какое-то время ходил в холостяках. Однако женским вниманием никогда обделен не был. Практически в каждой киноэкспедиции он заводил один, а то и два мимолетных романа. Правда, иной раз его самого «кидали». Об одном из таких случаев рассказывает Евгений Стеблов, который весной 1963 года снимался с Крамаровым в Одессе в фильме «Первый троллейбус»:

«Я сижу перед камерой вместе с партнером Савелием Крамаровым.

– Вечером чего делаешь? – спросил Савва.

– А что?

– Пойдем в «Лондонскую», в ресторан. Девочек склеим.

– Пойдем, – испугался я.

Это теперь одесские девочки работают исключительно за валюту. Тогда брали в рублях, а то и харчами. Та, с которой мы познакомились, согласилась на ужин. Ужин в «Лондонской» – это тебе не хухры-мухры! Туда еще попасть надо. Ресторан «Интурист», только для иностранцев. За иностранца выдавал себя Савва. За болгарина. Я же представился переводчиком с болгарского на русский. Очевидно, мы были достаточно убедительны и по-болгарски, и по-русски – швейцар поверил. Он, видимо, не был кинолюбителем, и Крамарова еще не очень узнавали на улицах. Наша очаровательная спутница осталась довольна ужином и в завершение «кинула» нас, отлучившись на минутку под благовидным предлогом. Говоря по-русски – сбежала. Савелий слегка огорчился. Я сделал вид, что тоже, а на самом деле вздохнул с облегчением. Крамаров улетел в Москву…»

Между тем однажды на горизонте Крамарова появилась женщина, которая сумела из мимолетной пассии превратиться в его жену. Звали ее Мария. Он познакомился с ней 8 марта 1964 года в Доме отдыха ВТО в Рузе, в баре «Уголек». Крамаров приехал туда на 12 дней, чтобы отдохнуть и набраться сил перед очередными съемками, и совсем не предполагал встретить там девушку своей мечты. На легкий флирт он, может быть, и рассчитывал, но только не на брак. А что вышло? Он влюбился в Машу с первого взгляда и практически весь отпуск не отходил от нее ни на шаг: они вместе катались на лыжах, вместе ели в столовой и только ночью разлучались. Как пишет В. Стронгин:

«В Маше Савелий чувствовал более серьезного, более культурного и больше знающего человека, чем он. А она чувствовала его наивность, чистоту души, которые проглядывали и в жизни, и с экрана. Она попыталась придать его героям в кино более интеллигентный вид. „Зачем на экране ты задираешь нос и говоришь иногда грубовато, даже нахально? – удивлялась она. – Ведь в жизни ты добрый и нежный человек“. – „Иначе пропадет комический эффект, – объяснял он ей, – у каждого актера, особенно у комика, должна быть своя маска“. Она внутренне не соглашалась с ним, но не спорила…»

Молодые поженились вскоре после своего знакомства. Жить стали сначала у Крамарова в коммуналке, но затем переехали к родителям Маши на Беговую. У молодых там была своя пусть маленькая, но изолированная комната. Маша хотела ребенка, но Крамаров был категорически против. Он считал, что рожать ребенка в таких условиях невозможно. «У нас же одна комната! – кипятился он. – Пусть немного лучше, чем в коммуналке, но не настолько, чтобы заводить еще одного члена семьи. Помнишь, у меня в коммуналке был Жванецкий, который сказал, что там ничего нельзя родить, даже тексты для выступлений, не говоря уже о ребенке. Здесь то же самое. Вот когда у нас будет три комнаты, няня, вот тогда и родим ребенка».

В 1967 году Крамаров получил предложение главного режиссера только что созданного Театра миниатюр Владимира Полякова поработать в его труппе. Увлеченный идеей расширить свой творческий диапазон, наш герой согласился с этим предложением. В качестве своей первой работы в театре он сам выбрал для себя материал – это был рассказ Василия Шукшина «Ваня, ты как здесь?», который вошел отдельным номером в спектакль «Скрытой камерой». Этот спектакль имел оглушительный успех у зрителей именно благодаря тому, что в нем был занят Крамаров. Окрыленный успехом, он сыграл еще в одном спектакле – «Вечер театральных пародий», где у него была роль блатного парня, распевающего куплеты. Этот спектакль тоже пользовался у зрителей успехом, однако Крамарова это уже не интересовало. К театру он так и не прикипел, видимо, потому, что тот отнимал у него слишком много времени и сил и становился препятствием для съемок в кино. В последнее время нашего героя приглашали все чаще и чаще. Кроме этого, его постоянно звали выступать в сборных концертах, а это приносило живые деньги, отказываться от которых Крамаров не хотел.

К началу 70-х годов Крамаров уже прочно занимал место в десятке лучших советских комиков и был удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. Период с 1971 по 1975 год можно смело назвать золотым периодом в его кинематографической карьере, так как именно тогда им были сыграны лучшие роли. Среди них: Федя-Косой в «Джентльменах удачи» (1972), дьяк посольского приказа Феофан в «Иван Васильевич меняет профессию» (первая его «костюмная» роль), «инопланетянин» в «Этой веселой планете», Петя Тимохин в «Большой перемене» (все – 1973), Егоза в «Афоне» и приятель жениха в «Не может быть!» (оба – 1975). Отрадным фактом было то, что на него наконец-то обратил внимание наш ведущий комедиограф-эксцентрик Леонид Гайдай.

Когда слава Крамарова достигла заоблачных высот, они с женой сумели улучшить свои жилищные условия – переехали в отдельную квартиру на Садовом кольце, возле кинотеатра «Форум». В тех условиях можно было подумать и о потомстве, но теперь возникло новое препятствие – отношения между супругами сильно испортились. Толчком к этому послужила одна история, которая случилась во время их поездки на теплоходе по Москве-реке. Там Крамаров пользовался повышенным вниманием со стороны женской половины пассажиров, и одна из этих особ сумела вскружить ему голову. Прямо во время танцев на палубе она схватила его за руку и увлекла с собой в каюту. Будучи навеселе, Крамаров не смог устоять перед этим натиском, хотя здесь же находилась его жена. Маша все это видела, но предпочла не вмешиваться. Крамаров отсутствовал около двух часов. Потом вернулся и сел за столик рядом с женой. Увидев его, та разревелась. И хотя Крамаров буквально на коленях вымолил у жены прощение, однако до конца простить его Маша так и не смогла. Спустя какое-то время они расстались.

Говорят, инициатором разрыва был Крамаров, который посчитал, что их брак исчерпал себя и ему надо начинать личную жизнь с чистого листа. Благо претенденток на его руку и сердце теперь было более чем достаточно. И Крамаров, получив развод, сломя голову бросился в холостяцкие загулы. Иной раз он приезжал на съемки какого-нибудь своего фильма в сопровождении не одной, а сразу двух, а то и трех любовниц. Хотя Ален Делоном никогда вроде бы не был. Вот как об этом вспоминает актриса Надежда Репина, которая волею судьбы в сентябре 1973 года снималась с Крамаровым в одном фильме – «Звезда экрана» (кстати, из всего актерского коллектива самые крупные гонорары были там у Михаила Пуговкина (2050 рублей) и Крамарова (1950):

«Съемочную группу поселили в ялтинской гостинице „Массандра“. С Крамаровым я до этого не была знакома. Мы только здоровались. Двери наших номеров были напротив, и я всегда удивлялась, какие красивые длинноногие девушки выходили от него по утрам. На пляже он представлял своих барышень коллегам-актерам:

– Познакомься, моя временная жена…

И радостно косил, оценивая реакцию.

И тут в Ялту приехал Театр киноактера, а среди артистов – Нина Маслова. Она, если помните, в «Большой перемене» играет Коровянскую, за которой ухаживает герой Крамарова.

Встретив Нину на пляже, Савелий «испуганно» закричал:

– Ой, что будет, настоящая жена приехала!

Хотя с Ниной у Крамарова никакого романа не было – я точно знаю…»

О том, какая слава преследовала Крамарова в те годы, вспоминают его коллеги по съемочной площадке.

А. Збруев: «Большую перемену» снимали в Ярославле. Однажды подъезжаем к проходной завода, где снималась одна из сцен, а там вахтер: «Пропуск». Водитель говорит: «Да мы каждый день здесь проезжаем!» Тот в ответ: «Знаю, что каждый день, а вот сегодня нужен пропуск!» Ролан Быков выглянул: «Слушай, дружок, мы торопимся. Ты что, нас не узнаешь?» Вахтер уперся: «Пропуск – и все!» Еще кто-то выглянул – никакого результата: «Никуда вас не пущу!» Тут высовывается Крамаров и говорит: «Слушай, друг! Ты вообще соображаешь, что говоришь-то?» Вахтер его увидел: «А! Ты здесь? Ну давайте – проезжайте!..» Крамаров был всеобщим любимцем».

Н. Маслова: «Я во время съемок „Большой перемены“ в Крамарова просто влюбилась! Особенно когда он приехал в Сочи сразу с двумя молоденькими девушками. Он в жизни был совсем не таким, каким его знают по фильмам. Он был интеллектуалом, таким рафинированным – не пил, не курил…

Однажды мы с ним были на кинофестивале в Баку. Там всех объявляли: «Народная артистка Нонна Мордюкова!» Зал аплодирует. «Народный артист… такой-то!» Аплодисменты. «Артист кино – Савелий Крамаров!» Я своими глазами видела, как сидящие в первом ряду седые академики с бородами по пояс при этих словах встали и устроили настоящую овацию! Он пользовался такой всенародной любовью…»

В 1972 году Крамарова впервые выпустили за границу. Вышло это отнюдь не случайно. В 1971 году в Советском Союзе началась кампания по выезду евреев из страны, и власти, чтобы сдержать поток отъезжающих, стали предоставлять именитым евреям определенные льготы. В этот список угодил и Крамаров, которого отпустили на Олимпийские игры в Мюнхен. Однако та поездка получилась драматичной. Во время игр группа арабских террористов захватила в заложники более десятка спортсменов из Израиля, и, когда спецназ попытался их освободить, террористы уничтожили заложников. На Олимпиаде был объявлен траур, а на панихиду пришли большинство участников Игр. Однако советской делегации запретили посещать это мероприятие в свете плохих отношений с Израилем. И Крамаров по этому поводу сильно переживал. Спустя два года после этого актеру присвоили звание заслуженного артиста РСФСР.

В 1972 году Крамаров решает всерьез взяться за свое профессиональное мастерство и поступает в ГИТИС, на актерский факультет. Однако учеба там радости ему не принесла. Как он сам затем объяснял: «Ничего мне это не дало, потому что, как я считаю, эту профессию получают от господа бога. Если ты одарен, если ты рожден актером, этому нельзя научить. Можно научить культуре, искусству, литературе. Профессии научить невозможно. Я учился так: ходил в кино, смотрел своих любимых актеров. Любимые актеры у меня Луи де Фюнес и Фернандель. Они для меня были учителя. Но, несмотря ни на что, я благодарен тем мастерам, которые меня учили в институте. Так что у меня теперь два диплома…»

Отмечу, что, закончив ГИТИС, Крамаров так и не устроился ни в один из советских театров. Как вспоминает В. Стронгин: «Савелий порой пускался на хитрости. Устраивался на работу в театр, начинал репетировать роль в пьесе, принимая замечания режиссера, бывалых артистов, тем самым набирая опыт, а перед выпуском спектакля, ссылаясь на срочные киносъемки, покидал театр. Однажды он сам заговорил со мной об этом:

– Неудобно получается. Я грешен перед театрами. Они рассчитывают на меня. А я от них сбегаю. Театр для меня – школа, кино – жизнь…»

Между тем в те же годы в судьбе Крамарова происходят события, которые вскоре кардинально изменят его жизнь. В 1972 году он вдруг начинает увлекаться индийской йогой. Произошло это после того, как ему в руки попал журнал «Смена», где была опубликована статья о йогах и нарисованы разные упражнения к ней. Сначала Крамаров попытался обучиться этой науке дома, но затем ему стало тесно в стенах собственной квартиры, и он стал искать единомышленников. Сначала он связался с автором той статьи в журнале (тот преподавал в университете), взял у него несколько комплексов новых упражнений. Затем пошел еще дальше и нашел некий кружок, где люди углубленно изучали это явление. Но так как в те времена любое неформальное объединение преследовалось компетентными органами, тот кружок вскоре разогнали. И Крамаров сразу попал на заметку КГБ. А тут еще его родной дядя в 1974 году вздумал эмигрировать в Израиль. Короче, к середине 70-х Крамаров, по мнению властей, превратился в человека с сомнительными связями и наклонностями. Все это не могло не сказаться на его творческой судьбе. Например, в Госкино внезапно решили, что «актер Крамаров играет только придурков, тем самым оглупляя наше общество». В результате предложений сниматься ему стало поступать все меньше и меньше. Даже режиссеры, которые до этого активно привлекали его в свои работы (Л. Гайдай, Г. Данелия), стали избегать его. В 1977 году Данелия хотя и пригласил Крамарова в свою картину «Мимино», однако это был эпизод, который по продолжительности длился всего около минуты.

Но даже несмотря на то, что фильмы с участием Крамарова появлялись на советских экранах все реже и реже, популярность его в народе не падала, более того – возрастала. Например, когда он однажды приехал в подмосковный пансионат «Березки», посмотреть на него сбежался весь персонал заведения. Хотя время было уже позднее и столовая не работала, повара буквально заставили весь стол актера тарелками с различными деликатесами. Крамарову было это очень приятно.

Вообще в отличие от других популярных советских актеров, которые работали в серьезном жанре, слава комика Крамарова была особенной – люди видели в нем простого, равного себе человека, без всяких претензий на какую-либо высоколобость. Даже то, что он играл откровенных балбесов, зрителями ставилось ему в добродетель. Кстати, именно это больше всего и злило серьезных критиков, которые удивленно вопрошали: «Ну что в этом Крамарове особенного? Ведь дурак дураком!» Но зрители прощали это своему кумиру. Зато он не играл партийных секретарей и председателей колхозов, которых в те годы развелось на советских экранах несметное количество.

Что касается самого Крамарова, то в те годы он просил знакомых режиссеров дать ему возможность хоть разок выйти из комического амплуа и сняться в серьезной роли (за всю свою творческую карьеру он сыграл всего две такие роли: в телевизионном «Бенефисе» и на выпускном экзамене в ГИТИСе в «Трех сестрах»). Однако ни один из этих режиссеров так и не увидел в нем актера, способного сыграть нечто серьезное.

Несмотря на трудности в карьере, слава Крамарова как актера продолжает оставаться на высоком уровне. В середине 70-х актер был, как тогда было принято говорить, полностью «упакован». Если в начале прошлого десятилетия у него не было даже приличной рубашки, чтобы запечатлеться на фотооткрытке от Бюро кинопропаганды (стоили 8 копеек за штуку), то теперь у него было все: и рубашки импортные, и иномарка – «Фольксваген». Жил он уже не на Садовом кольце, а в знаменитом круглом доме на улице Довженко, где главной достопримечательностью была коллекция антиквариата. Вот только хозяйки достойной в доме не было. Несмотря на то что девушки гроздьями висели на шее у Крамарова, ни одна из них так и не смогла по-настоящему завоевать его сердце. Вот когда он пожалел, что расстался с Машей. Но вернуть все обратно было уже невозможно. Очевидцы рассказывают, что в ту пору Крамарова можно было встретить у модного магазина «Лейпциг»: стоя возле своего белоснежного «Фольксвагена», он, поигрывая ключами, ловил попутчиц. Именно таким образом он хотел познакомиться с какой-нибудь симпатичной и интеллигентной женщиной. Но все эти попытки успехом так и не увенчались. Обращался он за помощью и к друзьям.

Вспоминает В. Стронгин: «Однажды днем мне домой позвонил заведующий „Клубом 12 стульев“ „Литературной газеты“ журналист Виктор Веселовский. „Слушай, Варлен, мне сейчас звонил Савелий Крамаров. Ты знаешь его лучше меня. Не рехнулся ли он?“ – „А что случилось?“ – поинтересовался я. „Савелий попросил меня познакомить его с интеллигентной девушкой!“ – насмешливо-издевательскиим тоном произнес Веселовский. „Ну и что? – спокойно изрек я. – Если можешь, то помоги ему. Умную и симпатичную девушку сейчас найти не легко. Сам знаешь“. – „Ничего такого я не знаю, – усмехнулся Веселовский. – У меня в жизни были две жены – законная и все остальные!“ – улыбнулся он своей шутке и перевел разговор в другое русло, но я опять вернул его к просьбе Савелия: „Человеку трудно, и очень, если он обратился за помощью к тебе. Неужели не понимаешь? Он думает, что ты вращаешься в высшем свете, где можно встретить именно такую девушку, умную, красивую и верную, которая сможет стать ему женой“. – „Он спятил окончательно! – резюмировал Веселовский. – Вокруг меня одни авторши, которые ради того, чтобы их произведение появилось на моей полосе, готовы на все. Одна вдруг заерепенилась ни с того ни с сего. Поэтому на гастролях в Омске я ее оставил на рынке, куда мы поехали за зимними шапками. Рынок находился километрах в тридцати от города. Пусть знает свое место. Потом она, конечно иносказательно, изобразила меня в своем рассказе в виде палача. Я очень смеялся. Чем я могу помочь Савелию Крамарову?“ – „Ничем, – согласился я, – но как отреагировали другие авторы, когда ты оставлял молодую женщину, кстати их весьма способную коллегу, на рынке? Вдали от города? Там были Иванов, Арканов, Измайлов, Владин, Бахнов…“ – „Я сказал водителю автобуса: „Трогай!“ – и мы поехали. Они даже не пикнули! А ты что, поддерживаешь просьбу Крамарова?“ – „Нет, – сказал я, – он просто обратился не по адресу. Он представлял тебя, читая твою полосу, на редкость добрым и гуманным человеком, считал, что ты поможешь ему, но ты не в состоянии сделать то, о чем он тебя просил. Видимо, позвонил тебе от безысходности. Ты прости его“. – „Ладно, – снисходительно согласился Веселовский. – От любви можно потерять голову…“

Крамарову действительно было трудно подыскать себе жену, поскольку он хотел жениться непременно на иудейке. Эта идея пришла к нему в середине 70-х, когда он всерьез увлекся религией. Рассказывают, что тогда в него была влюблена одна женщина, которая была чуть старше его и любила так безумно, что даже попыталась покончить с собой, когда Крамаров отказался на ней жениться. А не женился он на ней по одной причине – она была русская.

Между тем последней, 58-й киноролью Крамарова в Советском Союзе стала роль свирепого Гарри в комедии Геннадия Васильева «Новые приключения капитана Врунгеля». Фильм вышел на экраны страны в 1978 году и занял в прокате 23-е место (19,3 млн. зрителей). Однако наш герой с этой картины ничего не поимел – ему даже постановочных за нее не заплатили. Почему? К тому времени отношение к нему высокого начальства окончательно испортилось. Если раньше кое-кто в Госкино еще сохранял надежду на то, что Крамаров сумеет извлечь нужные выводы из происходящего, то в 1978 году и эти люди махнули на него рукой. Им стало известно, что актер всерьез увлекся религией, посещает синагогу. Поначалу это было расценено как очередная блажь звезды, но затем эти сомнения рассеялись. Например, наш герой мог прямо во время съемок уйти со съемочной площадки, чтобы помолиться. В пятницу вечером и в субботу он, как и положено истинному иудею, не работал и прямо заявлял об этом режиссерам, у которых снимался. Кто-то из них с этими причудами Крамарова соглашался, но большинство – нет. Всем окружающим было понятно, что следующим шагом Крамарова обязательно будет эмиграция. Так оно и вышло.

Крамаров начал прощупывать почву на предмет своего отъезда из страны в конце 70-х. Однако власти дали понять актеру, что в их планы подобный отъезд не входит. Тогда Крамаров решился на отчаянный шаг. Он пришел в КГБ и спросил в открытую: «Почему мне не разрешают уехать? Ведь в Израиле у меня живет единственный родной для меня человек – мой дядя». В ответ ему сообщили: «Это не мы вас не выпускаем, а ваше непосредственное начальство – Госкино». Кажется, только после этого Крамаров впервые догадался, что побуждало Госкино не выпускать его из страны. Ведь он снялся более чем в сорока фильмах, и, в случае его эмиграции, все эти картины должны были положить на полку. А поскольку большинство этих фильмов числились по разряду блокбастеров и приносили государству большой доход, прятать их было невыгодно.

Между тем положение Крамарова было более чем странным. Из страны его не выпускали, но и работу по специальности не предоставляли. Например, за период с 1979 по 1981 год у него было всего лишь 12 съемочных дней. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Крамаров ездит с концертными гастролями по стране. Но даже это не спасает его от уныния. Как вспоминает В. Стронгин: «Ему всегда чего-то не хватало – новых ролей, элементарного личного счастья, любимой жены, ребенка и… своего бассейна, о котором он мечтал. „У меня однокомнатная квартира и машина – этим ограничено мое благосостояние, – как-то заметил он мне. – Неужели я не заслужил возможность на свои деньги купить двухкомнатную квартиру?!“

И все-таки из страны Крамарова выпустили. Произошло это в 1981 году. Что же этому предшествовало?

В начале года его пригласили с гастролями в Саратовскую область. У местной филармонии «горел» план, и они очень надеялись с помощью нашего героя хоть как-то исправить положение. И они его исправили. В сборной программе, которую составил режиссер Вишневецкий, Крамарову было отведено всего лишь 20 минут, но именно они и привлекли в залы толпы людей. Зрители, что называется, «висели на люстрах». Наш герой был безусловным фаворитом тех концертов, и, когда он выходил на улицы города, к нему навстречу сбегались толпы восторженных людей. Как вспоминал позднее Вишневецкий: «Первый концерт был в городе Марксе, не закрытом, а просто наглухо перекрытом. После концерта в кабинете худрука меня ждал „искусствовед в штатском“. Начались расспросы о Крамарове, а я и сам толком не знал о его планах. Хотя и догадывался».

Наконец чашу терпения властей переполнил поступок, который совершил наш герой осенью 1981 года. Вместе со своим другом Александром Левенбуком он написал «Письмо президенту США Рейгану», в котором откровенно жаловался на свою судьбу. Мол, работать ему в СССР не дают, но и из страны не выпускают. Письмо было написано с юмором и в расчете на то, что в Америке его опубликуют. Так оно и произошло, поскольку американские идеологи использовали любой шанс в «холодной войне», который уличал советские власти в ущемлении свобод. Сердобольные американцы, проживавшие в Москве, взялись доставить его по назначению, и вскоре его несколько раз передали по «Голосу Америки». Любому другому советскому человеку, совершившему подобный поступок, власти ни за что не простили бы этого, но Крамарова они тронуть не посмели. Более того, решили отпустить его восвояси.

Отъезд Крамарова из СССР произошел 31 октября 1981 года. Провожать его хотели прийти друзья и знакомые, однако он попросил их не делать этого. «Вас обязательно всех возьмут на заметку», – резонно заметил он. Поэтому в аэропорт он приехал практически один. В руках у него были два небольших чемоданчика с вещами, на голове кепка, в которой он снимался в самой любимой своей картине – «Друг мой, Колька» (она была его талисманом). Весь свой антиквариат и другие вещи, которые ему не позволили вывезти из страны, он оставил своей бывшей жене Маше.

Через несколько часов полета Крамаров был уже в Вене, где его встретил известный импресарио Виктор Шульман. Как и было обговорено заранее, он организовал гастроли Крамарова в Европе, которые прошли довольно успешно. Каждое свое выступление наш герой сопровождал словами: «В России я снялся в сорока двух фильмах и всегда играл пьяниц, хулиганов и дураков. Поэтому мне очень приятно, что вы меня встретили как родного».

Пожив некоторое время в Италии (этот период наш герой позднее назовет одним из самых счастливых в жизни, своего рода «римские каникулы»), Крамаров уехал в США. Он приехал в Нью-Йорк, где его тепло встретила русскоязычная община. Все тот же В. Шульман заключил с ним контракт на ряд выступлений не только в Америке, но и в Канаде, Австралии, Израиле. Гонорары от этих выступлений помогли актеру лучше обустроиться в США.

Однако в мыслях Крамарова было пробиться в американский кинематограф, для чего он в 1982 году переехал поближе к Голливуду – в лос-анджелесский район Санта-Моник. Там он нашел опытного агента и показал ему ролики со своим участием. Тому отснятое понравилось, и он пообещал подыскать нашему герою работу в кино. В то время режиссер Пол Мазурски приступал к съемкам комедии «Москва на Гудзоне», и именно ему агент посоветовал взять к себе в фильм Крамарова. Несмотря на то что фильм был антисоветский, Крамаров очень хотел в нем сняться. Если бы это произошло, он имел шанс закрепиться в Голливуде. А то, что в нем зло высмеивались нравы и обычаи его бывшей родины, актеру было все равно. Ведь он прекрасно понимал, что, выбрав США, он теперь обязан оправдывать то доверие, которое ему здесь оказывают. И пусть это дурно пахло, но иного пути для себя Крамаров не видел. По сути, это было предательство, но актер, видимо, находил ему оправдание. В итоге после долгих проб Мазурски наконец согласился доверить Крамарову роль придурковатого продавца сосисок. Вот что вспоминал об этой роли сам С. Крамаров:

«Роль в фильме мне понравилась. Да и потом, это Голливуд, а в Голливуде – идеальные условия для творчества. Артиста окружает великолепный сервис, потому что самое дорогое в американском кино – это актеры. Пусть ты играешь небольшую роль, но на съемочной площадке у тебя свой маленький домик, где всегда можно уединиться и настроиться на работу…

Картина стоила 14 миллионов долларов. Я еще плохо говорил по-английски, не все понимал, жутко волновался, и в этом мне помогал Илья Баскин, который играл клоуна. В конце каждой съемочной недели устраивались приемы в шикарных ресторанах. Сцены в России мы снимали в Мюнхене, который в некоторых местах похож на Москву…»

Фильм «Москва на Гудзоне» вышел на экраны США в 1983 году и имел большой успех у зрителей. Его вынуждены были заметить даже в СССР. Поэтому не случайно, что сразу после выхода картины на экран в «Литературной газете» журналист Владимир Симонов написал фельетон о нем под названием «Савелий в джинсах». Приводить его весь нет смысла, поэтому довольствуемся тем отрывком, где упоминается наш герой – С. Крамаров: «В фильме мелькает, например, бывший советский комик. На родине его звали Савелием. С безумным видом он мечется по экрану, отпуская трехэтажные непечатности. Они грохочут в квадрофонических динамиках. Ничего другого по части творческой свободы Савелий не получил. К главной роли его не подпустили. Иваноффа играет американец Робин Вильямс, а Савелий довольствуется воссозданием отнюдь не гамлетовского образа – уличного продавца сосисок.

Не удивлюсь, если завтра действительно встречу Савелия на улице с тележкой. Это еще будет для него большой удачей…»

Самое интересное, что этот номер «Литературки» с фельетоном на самого себя Крамарову тогда удалось раздобыть. Он вспоминал: «У меня этот номер до сих пор хранится! Тогда для меня это большим сюрпризом стало. Я уж думал – про меня никогда писать не будут».

То, что про него написали в столь уничижительном тоне, Крамарова почему-то не покоробило. Между тем после этой статьи многие советские люди стали относиться к актеру иначе: резко отрицательно. Дескать, еще один продался за голливудские пряники.

После премьеры «Москвы на Гудзоне» Крамаров уехал на гастроли в Японию. Когда вернулся назад, то на своем автоответчике обнаружил запись голоса киношного агента, который сообщал, что Крамарова утвердили на роль русского космонавта в фильме «2010» (эта картина была продолжением знаменитого фильма «2001»). Затем последовали роли в различных телевизионных шоу, рекламе и т. д.

Стоит отметить, что, даже переехав в США, Крамаров не бросил занятий йогой. Более того, он окончил специальные курсы по этому делу в большом индийском центре в Лос-Анджелесе. С тех пор каждое утро у себя дома Крамаров стал практиковать асаны и медитации. В Америке он полностью перестроил и свое питание: перестал есть мясо, курицу, редко стал употреблять рыбу. От алкоголя и курения он отказался еще будучи в СССР.

В Штатах он решился сделать себе операцию на глаза (у него с детства было косоглазие). Причем это решение далось ему нелегко. Он прекрасно знал, что именно его «фирменный» взгляд сделал его популярным, и лишаться этой приметы ему не хотелось. Однако жена его друга Александра Лифшица Рива (она работает глазным врачом) убедила его в необходимости такой операции. Актеру подрезали глазную мышцу, и его глаз «встал на место». Правда, взгляд (знаменитый, крамаровский) так и не изменился.

После нескольких лет пребывания в США Крамаров наконец женился. Когда он уезжал из СССР, он признался своему приятелю В.Стронгину: «Здесь многие невесты олицетворяли меня с героями, которых я играл, и выйти замуж за меня просто боялись. Надеюсь, в Америке меня никто не знает, и найти жену действительно будет легче». Так оно и оказалось, хотя по-настоящему счастливым в семейной жизни наш герой так и не стал.

С первой американской женой Фаиной Зборовской (она называла себя Мариной) Крамаров познакомился на… похоронах. Их познакомил друг актера ребе Зальсман. Сразу после церемонии он подошел к Фаине и спросил: «Вы не замужем? Хочу вас познакомить со своим близким другом. Он отличный человек, верующий и старше вас. Да его все знают – Савелий Крамаров». Мама Фаины, как только услышала это имя, немедленно отреагировала: «Пишите наш телефон».

Крамаров позвонил девушке на следующий день и напросился в гости. И потом делал это очень красиво, без конфет и цветов никогда не являлся. Иногда прихватывал с собой бутылку дорогого вина. А спустя пару месяцев сделал девушке предложение. Та согласилась. Свадьба состоялась в Лас-Вегасе, а религиозная ее часть (хопа) – в Лос-Анджелесе (на этом настоял сам жених). Крамаров верил, что если соблюдать все еврейские заповеди, то бог обязательно пошлет им дочку. Так и вышло. В 1987 году на свет появилась девочка, которую Крамаров назвал в честь своей мамы Бенедиктой (уменьшительно – Бася).

Рассказывает теща актера Роза Зборовская: «Савелий только на экране казался простым. В жизни это был совершенно другой человек, не пускавший посторонних в свой внутренний мир.

Они с женой снимали далеко не лучшую квартиру в районе Санта-Моники, рядом с океаном, за 400 долларов в месяц. У нас тогда была своя «Деликатесная», которую до сих пор считают в Лос-Анджелесе первым русским магазином. Я сама в нем хозяйничала. Фаина работала там же. Заработки давали неплохой прожиточный минимум. Медовый месяц молодые провели в Италии и Франции. Фая вернулась вся простуженная, нервная. Сава усиленно соблюдал там свои диеты, и ей приходилось регулярно кашки всякие варить и соки выжимать. Он, конечно, остался доволен.

Когда родилась Басенька, у меня уже появилась в таун-хаусе собственная двухэтажная квартира. Предложила молодым переехать туда. Фаина с малышкой спали в большой комнате на втором этаже, я – в гостиной. Савелию отвели спальню поменьше: он не мог слышать, как ребенок плачет по ночам. Но зато каждое утро буквально на крыльях любви прилетал к дочке и целовал ее. Сам старался пеленать, ходил с ней гулять и, когда встречал кого-то из знакомых, с гордостью говорил: «Посмотрите на мою Басю. Это самое лучшее, что я сотворил в своей жизни!»

Однако пусть мои слова покажутся и не очень объективными, но эгоистичней человека, чем Савелий, в своей жизни я не встречала. Он был страшным себялюбцем. И как бы ни любил свою дочь, превыше всего для него оставалось собственное благополучие. А каким мнительным был мой родственник! Если у него температура не 36,6, а 36,8, он уже бежал к доктору. Эта мнительность его потихоньку и доконала…

Почему они развелись с дочерью? Крамаров всегда хотел переехать в Сан-Франциско. Ему там очень нравилось, потому что вокруг лес, климат чем-то напоминает московский. Даже снег иногда выпадает. А как переезжать, если у Фаины там ни друзей, ни знакомых, ни дома, ни работы? Конечно, начались разногласия. Фаина много плакала. А Савелий говорил: «Твои слезы меня изводят». Я всегда на такие слова реагировала болезненно: «Значит, делай так, чтобы жена не плакала». И однажды Савелий все-таки поехал в Сан-Франциско. Приглядел дом и решился на переезд. Тогда и произошел окончательный разрыв…»

К тому времени в СССР началась перестройка и многие бывшие друзья Крамарова получили возможность беспрепятственно ездить за границу. Вот что вспоминает об этом А. Левенбук: «Когда первый раз встретились, он целый день ходил с нами и повторял: „Не может быть!“ Это было начало перестройки – 86-й год! Савелий в это время играл в фильмах чаще всего русских кагэбэшников. Тогда с нами, с Камерным еврейским театром, был сопровождающий. Но это был очаровательный интеллигент (мы знаем, что и в этом ведомстве были замечательные люди). Савелий ходил с ним в обнимку, а тот оборачивался и говорил: „Потом меня играть будет“.

У нас были крохотные суточные, а хотелось всем привезти подарки. Савелий спросил: «Ребята, что я могу для вас сделать?» – «Дай нам по сто долларов», – ответили мы честно. Он сказал: «Хорошо». И принес завтра нам не двести, а пятьсот. Мы с Хайтом сказали, что много, но, конечно, взяли. А когда приехали второй раз и уже появились приличные гонорары, то хотели ему отдать. Он замахал руками…

А ведь по американским понятиям он жил очень скромно (хотя и угощал гостей лососиной). Как члену актерской гильдии ему всегда хватало на жизнь, на скромные вещи, на дочку, которая после развода жила с бывшей женой и о которой он постоянно заботился. Снимался он немного, но гильдия помогала. Каждый год он ездил в Европу, в 1983 году купил «Мерседес», затем в 1992 году домик в Сан-Франциско (в местечке Форест-Ноулс в округе Марин). Как-то его неправильно обозначили в титрах – агент добился через суд исправления и такой компенсации, на которую Крамаров мог жить несколько лет…»

Случай, о котором упоминает Левенбук, произошел с Крамаровым в 1988 году, во время съемок его третьей картины – «Красная жара» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. До этого нашему герою несколько раз предлагали вступить в актерский профсоюз, но он отказывался. Ему казалось, что в Америке профсоюзы играют такую же малозначительную роль в судьбе людей, как и в СССР. Однако, вступив в него, он понял, что ошибался. В «Красной жаре» у него была большая роль, и по контракту его фамилия должна была стоять отдельно. Но роль была сильно урезана, и в результате фамилия попала в эпизоды. Продюсер и режиссер прислали ему письмо с извинениями и сообщили, что на видеокассетах имя актера будет стоять в титрах. Но профсоюз добился выплаты солидного штрафа за «ущемление прав актера». Отмечу, что гонорары у Крамарова были по американским понятиям маленькими: за съемки в шоу-передачах он получал 5 тысяч долларов в неделю, за съемки в кино – 5 тысяч в день. И хотя на жизнь актеру хватало, однако того, что он когда-то имел в Советском Союзе, у него на новой родине не было. Если на бывшей родине он был кумиром миллионов людей, звездой первой величины, то в Америке всего лишь рядовым актером-эпизодником.

И вновь – слова А. Левенбука: «Мы с Хайтом, гостя у Крамарова, позволяли себе шутки с подковырками. В азарте веселья иногда переходили границы приличий, теряли чувство меры. Извинялись – а он и не думал обижаться. У него совершенно не было никаких амбиций…

А английский он так и не выучил. Как-то в одном магазине полтора часа искали оставленную не на том этаже машину – потому что, объясняясь с полицейским, Сава чего-то не понял…»

Впервые о Крамарове в перестроечном СССР вспомнили в 1988 году. Тогда молодежная редакция журнала «Советский экран» добилась того, чтобы им разрешили поместить статью о нем в этом издании. Как вспоминает участник тех событий П. Черняев: «Статью пробить удалось: это были воспоминания тех, кто встречался с Крамаровым накануне его отъезда и в его бытность в Лос-Анджелесе. А вот портрет на обложку – увы. Поначалу главный редактор вроде и согласился под напором молодых глоток, а потом сослался на запрет цензуры (она тогда была еще в силе) и за спиной создателей номера (а был уговор, что „старшие товарищи“ в составление этих выпусков не вмешиваются) заменил портрет Крамарова в цилиндре на девочку с кошечкой. Перестраховались. Мы психовали, доказывая, что „уже перестройка, уже можно!“, – все без толку. Ответ был: „Читатели со Старой площади нас неправильно поймут“.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.