22 марта – Борис СИЧКИН

22 марта – Борис СИЧКИН

За свою долгую карьеру в искусстве этот актер снялся в трех десятках картин, однако широкую славу ему принесла только одна роль – Бубы Касторского в «Неуловимых мстителях». С тех пор, кого бы этот актер ни играл, люди всегда ассоциировали его только с этим героем.

Борис Сичкин родился в 1923 году в Киеве в простой семье: его отец был сапожником-модельером. Кроме него, в семье было еще шестеро детей, и каждый по-своему талантлив. Например, старший брат Бориса был великолепным танцором и все свои знания в этой области передавал младшим. Лучше всех это получалось у Бориса. Поэтому уже в четырехлетнем возрасте он выступал на улицах города и зарабатывал таким образом деньги для семьи. Делал он это так замечательно, что однажды некий богатый господин был пленен его талантом и предложил родителям купить их ребенка за огромную сумму. Мать было согласилась, однако отец выступил против этого.

К сожалению, Сичкин-старший вскоре скончался, и пришлось четырем его сыновьям выходить на улицу и зарабатывать деньги на пропитание. Когда Борису было 11 лет, он вынужден был бросить школу. Виноват в этом был он сам. В своем классе Сичкин взял на себя общественное поручение – стал ответственным огородником. Пользуясь своим положением, он сказал одноклассникам приносить посадочный материал: картошку, фасоль, огурцы. Однако вместо того, чтобы рассаживать эти овощи, Сичкин уносил их домой и там съедал вместе с братьями. Когда афера раскрылась, непутевому общественнику пришлось «уносить ноги». Так Сичкин оказался… в цыганском таборе. Жил он там полтора года и за это время сумел почерпнуть много полезного: научился играть на гитаре, разучил цыганские песни, танцы. Когда вернулся в Киев, это ему очень пригодилось: он стал выступать в ресторане гостиницы «Континенталь», получал там 15 рублей плюс ужин.

В 30-е годы Сичкина взяли в ансамбль народного танца Украины. Затем началась война. Ее он прошел в составе ансамбля Киевского военного округа, за храбрость и находчивость получил медаль «За боевые заслуги». Правда, иные из этих «заслуг» имели специфическое свойство. Вот как об этом вспоминал сам артист:

«В городе Лодзи, который освободили советские войска, стоял пятиэтажный дом, в котором жили проститутки. Когда об этом узнали изголодавшиеся по женской ласке солдаты и офицеры, они стремглав бросились к этому месту. Я – человек веселый и общительный, женщин люблю и поэтому легко подружился с некоторыми обитательницами этого дома, и те стали мне жаловаться, что офицеры норовят воспользоваться их услугами на халяву. Мы с ребятами-рядовыми решили устранить эту несправедливость и стали по очереди дежурить в публичном доме. Офицеры решили, что это комендантский патруль, и исправно платили женщинам. Никому даже в голову не пришло нас проверить…»

Одним из друзей артиста в те годы стал будущий маршал Георгий Жуков, который полюбил артиста за его вокальные данные и с тех пор частенько оставлял его в своей квартире, где они дуэтом пели любимую песню военачальника «Не за пьянство, не за буянство и не за ночной разбой…». С Жуковым Сичкин дошел до Берлина.

После войны Сичкин работал танцовщиком в Краснознаменном ансамбле имени Александрова. Однако в 1948 году его оттуда уволили. Поводом к этому послужила… религиозность артиста. Когда ансамбль был на гастролях в Чехословакии и Восточной Германии, прикрепленный к ансамблю сотрудник КГБ Архипенко внезапно узнал, что Сичкин верит в бога, и добился его увольнения. Как выяснилось позже, это увольнение сыграло в жизни Сичкина благотворную роль – после него он женился.

Произошло это в начале 50-х, когда Сичкин уехал на Украину и устроился работать балетным танцором в ансамбль народного танца Украины. В этом же балете работала весьма симпатичная девушка Галина Рыбак, которая первое время Сичкина начисто игнорировала. Она была девушкой начитанной, а его считала неотесанной деревенщиной. Она постоянно над ним подтрунивала, что сильно злило Сичкина, и он буквально не находил себе места, не зная, как досадить этой «штучке». Однажды дело дошло до того, что Сичкин прокрался на гастролях в гостиничный номер Галины и выпил… флакон ее любимых духов «Манон». Но девушка и бровью не повела.

Все изменилось буквально в одночасье во время других гастролей – по Западной Украине. Там все участники ансамбля бросились в магазины скупать импортные шмотки, и только Галина и Сичкин это дело пригнорировали. Вместо этого они стали посещать культурные места Тирасполя: кинотеатры, концертные залы, музеи. И эти походы настолько их сблизили, что к середине гастролей они стали жить в одном номере. Как скажет потом сам Сичкин: «Это был наш медовый месяц, это была наша свадьба».

Стоит отметить, что любовь к искусству была единственой чертой, которая объединяла эту пару. В остальном они были полной противоположностью друг другу. Например, Сичкин всегда был легким на подъем, Галина – долго раскачивалась, Сичкин был пунктуальным, Галина – всегда опаздывала, Сичкин был хозяйственным, Галина – даже чайник не могла нормально вскипятить, Сичкин был прирожденный юморист, Галина – вечной занудой и т. д. Впрочем, чтобы лучше понять, как общались супруги, лучше послушать рассказ самого Сичкина:

«Помню, как-то Галя и ее мама решили в разгар лета поехать на Украину (дело было уже тогда, когда Сичкины жили в Москве, в доме в Каретном Ряду. – Ф. Р.). Летом достать билет на поезд накануне отъезда – проблема. Я подключил всех театральных администраторов, дал взятку, пил водку, всех веселил, и, наконец, у меня два билета на поезд в южном направлении.

Эти два билета у меня лежали, как большие бриллианты. Я пришел домой возбужденный и счастливый и сказал, что у меня, наконец, два билета. Галя никак не отреагировала, только махнула головой.

Теща и Галя начали собираться на Украину. Я бегал по московским подвалам, доставал лимоны, сухую колбасу, сушки, тушенку в банках. Эти продукты исчезли на Украине даже с фотографий. Наконец еле поднимаю эти тяжелые авоськи, хватаю такси и мчусь на вокзал. Стою у вагона. До отхода поезда остается пятнадцать минут – моих дам нет. Прошло еще пять минут – их нет. Наконец поезд ушел – их все нет. Прошло минут десять, пятнадцать, двадцать – их по-прежнему нет. Смотрю на авоськи с тушенкой и лимонами, навьючиваю груз на плечи, нахожу такси и еду домой. Дома их тоже нет. Наконец звонок в дверь. Открываю. Входят Галя и мама, на ходу говорят о каком-то хоре. На меня никакого внимания. Когда Галя на моем лице прочла свою смерть, она отвлеклась от хора и сказала:

– Не волнуйся, Бобчик. Мы с мамой сели в трамвай на тридцать седьмой номер, он шел очень долго. Когда мы подъехали к вокзалу, то поняли, что опоздали, и решили этим же трамваем вернуться домой. Не волнуйся, билеты купишь на другое число.

Первой мыслью было выбросить ее с балкона: мы жили на седьмом этаже, и лететь ей пришлось бы недолго.

Задушить – эта мысль не покидает меня по сей день.

Чтобы уйти от этих мыслей, я быстро покинул дом и помчался по Петровке вниз…»

И все же, несмотря на всю свою непохожесть (а может быть, именно из-за нее), эти два человека прожили вместе всю жизнь. В этом браке у них 14 августа 1954 года родился единственный ребенок – сын Емельян.

В кино Сичкин стал сниматься еще в начале 40-х, правда, это были роли в основном эпизодические (первый фильм: «Секретарь райкома», 1942). В итоге свою первую серьезную роль Сичкин сыграл два десятилетия спустя: в 1964 году он снялся в фильме Михаила Калика «До свидания, мальчики!». А два года спустя Сичкин был приглашен на роль, которая на всю жизнь станет его визитной карточкой. Речь идет о роли веселого одесского куплетиста Бубы Касторского в истерне Эдмонда Кеосаяна «Неуловимые мстители». О том, как он попал в эту картину, рассказывает сам актер:

«Я знал Эдмонда Кеосаяна и знал, что он собирается снимать фильм, в сценарии которого присутствует маленькая роль веселого актера. (Кстати, Буба Касторский – персонаж не вымышленный: в 20-е годы в Одессе работал такой артист, который перешел на сторону Советской власти. – Ф. Р.) Я сидел в Доме кино в окружении друзей, а тут как раз пришел Кеосаян. Я – сразу к нему: «Эдик, говорят, у тебя есть для меня интересная роль?» Он хлопнул себя по лбу: «Как ты кстати! Есть роль, и только для тебя! Никаких проб! Ты в фильме!» Мы попрощались. Я, правда, сомневался, пробы все уже прошли, и, наверное, кого-нибудь на роль Бубы уже пробовали. Но Кеосаян был человеком слова. Мне позвонили и вызвали на съемки…»

Съемки фильма начались на «Мосфильме» 6 мая 1966 года. Однако эпизоды с участием Сичкина снимались чуть позже – в экспедиции неподалеку от города Новая Каховка Херсонской области. Впервые Сичкин вышел на съемочную площадку 23 июля: снимали эпизод, где Буба зазывает народ на свое представление: «Уж тут-то шумели наши базары в этих щедрых краях! А теперь-то при свободе, при батьке нашем – шевелись, народ, подтяни живот! Приказано торговать и веселиться, то-то никому не спится! Вываливай из амбаров, а то возьмут даром!» В тот же день сняли и танец Бубы, и исполнение им куплетов: «Я Буба Касторский – оригинальный куплетист…»

На следующий день Сичкин доснялся в остальных «базарных» эпизодах, после чего его миссия в экспедиции закончилась. И в следующий раз он вышел на съемочную площадку уже в Москве, на «Мосфильме»: 24 и 26 октября он снимался в эпизодах в «трактире», где Буба помогает «мстителям» разделаться с бурнашами.

В итоге роль Сичкина уместилась в 4 съемочных дня (плюс два дня озвучания), за что ему выписали гонорар в 531 рубль. Неплохие деньги, если учитывать, что средняя месячная зарплата тогда по стране равнялась 130 рублям. Вообще иные актеры-эпизодники зарабатывали намного больше, чем те, кто снимался в главных ролях. Ведь последние могли сниматься всего в одном-двух фильмах в год, в то время как иные эпизодники за это же время «окучивали» до пяти фильмов. Правда, к Сичкину это не относилось: он в кино снимался редко, а главные деньги зарабатывал на эстраде. Например, в том же 1966 году он сыграл в «Неуловимых» и в «Последнем жулике». Спустя год он снялся только в одном фильме – в «Интервенции» Геннадия Полоки, но этот фильм был положен на полку и к зрителю попал только спустя 20 лет (правда, гонорар за него Сичкин получил сполна).

Между тем после оглушительного успеха «Неуловимых мстителей» (фильм занял в прокате-67 4-е место, собрав 54,5 млн. зрителей) слава Бориса Сичкина взлетела до небес. Теперь иначе как Буба Касторский люди его не называли. И каждый раз, когда он приезжал с гастролями в любой из советских городов, люди требовали исполнить куплеты Бубы. Поэтому, когда в 1968 году Кеосаян взялся снимать продолжение «неуловимых», – «Новые приключения неуловимых» – он не только вновь пригласил Сичкина, но сделал Бубу Касторского одним из главных персонажей. В итоге одна из лучших сцен фильма – допрос Бубы в контрразведке – стала форменным бенефисом актера Бориса Сичкина.

Фильм начали снимать в Ялте 21 апреля 1968 года, а уже на следующий день в работу включился Сичкин: в тот день сняли проход Бубы по городу с собачкой. Эту прогулку снимали на протяжении четырех дней (21–24, 27 апреля). В мае Сичкин продолжил съемки, правда, снимался не каждый день, а наездами – у него одновременно проходили гастроли. В те дни Сичкин отснялся в следующих «городских» эпизодах: Яшка наступает на ногу Бубе; Буба в женском платье выходит из театра; Буба чистит обувь у Даньки и др.

12 июня сняли гибель Бубы: он радостно обнимается на фелюге с «неуловимыми», когда смертельно раненный полковник контрразведки Кудасов стреляет ему в спину. Кстати, «убил» героя Сичкина его лучший друг: актер Аркадий Толбузин, с которым Сичкин дружил домами, а в своих мемуарах посвятил ему целую главу.

Кстати, то, как играл Бубу Касторского Сичкин, нравилось далеко не всем кинематографистам. Например, когда 27 июня на «Мосфильме» проходил худсовет по отснятому материалу, там звучало много упреков в адрес Сичкина. Приведу лишь некоторые из этих высказываний:

М. Львовский (сценарист): «Некоторые вещи смущают. Когда Сичкин был эпизодом, это было терпимо. Но сейчас он переигрывает…»

М. Вольпин (сценарист): «Касторский, на мой взгляд, нетерпим. Гротеск подразумевает предельное изящество…»

Листов: «В Сичкине перебор – много одессизма в картине…»

Черту под этими высказываниями подвел сам режиссер фильма Эдмонд Кеосаян: «Меня самого беспокоит то, что делает Борис Сичкин. Но в дальнейшем мы попробуем убрать некоторые спорные моменты…»

Как часто бывает в кино, «убитый» Буба был воскрешен спустя некоторое время вновь, чтобы появиться в тех эпизодах, которые предшествовали его гибели. Так, 10 и 16 июля снимали погоню за «Роллс-Ройсом», на котором убегал от беляков Буба и швырял в них бомбы в виде бильярдных шаров.

Затем Сичкин в течение месяца не снимался и вышел на съемочную площадку уже в Москве, на «Мосфильме»: 21–22 августа был отснят «бенефис Сичкина» – допрос Кудасовым Бубы Касторского. Затем 30 августа, а также первую неделю сентября Сичкин снимался в эпизодах, происходящих в ресторане «Палас».

Поскольку на этот раз роль Сичкина была куда более масштабной, чем в первой части, естественно, и его гонорар был куда более внушительным: он составил 1770 рублей. Если приплюсовать сюда еще и те деньги, которые Сичкин стал зарабатывать на гастролях, эксплуатируя образ Бубы Касторского, то можно смело сказать, что актер получил от этой роли сполна. Ведь продолжение «неуловимых» значительно обогнало по популярности первую часть: оно заняло в прокате-69 2-е место, собрав 66,2 млн. зрителей.

Увы, но этого нельзя было сказать о заключительной части трилогии: она оказалась просто беспомощной. Кстати, Сичкин понял это с самого начала. По его словам: «Когда ко мне обратилась помощница режиссера, сказав, что Кеосаян намерен снимать новый фильм про „неуловимых“, в котором Буба возродится, я, прочитав сценарий, посчитал его слабым. Она перефразировала мои слова на свой лад, и Кеосаяна они обидели…»

По другой версии, разрыв Кеосаяна с Сичкиным носил бытовой характер. Якобы они оба в компании с Джигарханяном и Копеляном играли в карты, и Сичкин заявил режиссеру, что тот сейчас «проглотит три взятки». Кеосаян не поверил, однако через две минуты остался в дураках. Это ему так не понравилось, что он вспылил и вдрызг разругался с Бубой. После этого снимать его в третьей части картины он уже не хотел. И это при том, что незадолго до этого режисер публично пообещал зрителям вернуть Бубу на экран (тот должен был возглавить армейский театр). В № 15 «Советского экрана» за 1969 год Кеосаян заявил следующее:

«По сценарию Буба в конце „Новых приключений неуловимых“ гибнет. И действительно, зрители, вероятно, помнят кадр, в котором он падает, сраженный пулей. Следующий кадр должен был зафиксировать его смерть. Но этот-то кадр мы не сумели отснять. Чего только не случается на съемках! Дело в том, что как раз в это время на море поднялся шторм. И не было возможности подтянуть кинокамеру к фелюге. Поэтому мы смогли в новом сценарии „оживить“ Бубу, а о том, как он спасся, Буба расскажет в следующем фильме сам».

Однако из-за ссоры режиссера и актера Буба в заключительной части так и не ожил. Кстати, для киношных начальников исчезновение Касторского из третьего фильма было как гром среди ясного неба. Они-то как раз стояли на том, чтобы он продолжал свои подвиги вместе с «неуловимыми». Например, 16 мая 1969 года в своем заключении по сценарию члены сценарно-редакционной коллегии Главного управления художественной кинематографии отмечали: «Коллегия обращает внимание на образ Бубы Касторского, который по предыдущим фильмам пользовался зрительским успехом. Этот образ должен быть усилен. Сейчас в сценарии еще не сочинены коллизии для более полного раскрытия творческих возможностей артиста Б. Сичкина».

Между тем, закончив киношную эпопею с Бубой Касторским, Сичкин компенсировал это другими ролями. Так, в начале 70-х он снялся сразу в двух фильмах великого сказочника Александра Роу: «Варвара-краса, длинная коса» (1970) и «Золотые рога» (1972). Оба фильма собрали неплохую кассу: первый – 32,9 млн. зрителей, второй – 20,7 млн.

Кроме этого, Сичкин снялся еще в целом ряде картин: «Тропой бескорыстной любви» (1971), «Последние дни Помпеи», в телефильме «Стоянка поезда – две минуты» (оба – 1972). Короче, кинематографическая карьера Сичкина успешно шла в гору. Однако отношение к этому в киношном мире было неоднозначное. Например, Сичкина так и не приняли в Союз кинематографистов, хотя он трижды подавал туда заявление. Но каждый раз ему отвечали, что он еще мало сделал для развития советского кинематографа. Власть тут, конечно, была ни при чем – это были чисто киношные разборки. Просто кто-то из высоких начальников либо не любил лично Сичкина, либо не любил евреев вообще, либо и в самом деле считал его плохим актером. А потом надобность в этом приеме и вовсе отпала, поскольку Сичкин оказался… в тюрьме.

Эта история произошла осенью 1973 года. Сам Сичкин подробно описал ее в своих мемуарах, утверждая, что она высосана из пальца и что он абсолютно невиновен. В его изложении это выглядело следующим образом. В Тамбовской филармонии служил администратором и художественным руководителем ансамбля «Молодость» Эдуард Смольный. С ним работали ведущие артисты страны, в том числе и Сичкин. И вот однажды следователи Тамбовской прокуратуры стали вымогать у него взятку в 5 тысяч рублей, в противном случае обещая посадить. Смольный платить взятку отказался, за что и пострадал: его арестовали и методом шантажа заставили давать показания на других артистов. Среди них оказался и Сичкин. Вот такая история.

Однако существует еще одна версия, которая непосредственно связана с большой политикой. Дело в том, что 6 октября 1973 года резко осложнилась ситуация на Ближнем Востоке: Египет и Сирия начали войну против Израиля, пытаясь вынудить его уйти с оккупированных арабских территорий. Эта война вызвала ярое неприятие советской еврейской диаспоры, что возмутило советские власти, которые были на стороне арабов. А поскольку главным центром бузы была творческая интеллигенция, большая часть которой всегда была настроена произраильски, было решено ее приструнить. В частности, было принято решение перекрыть те денежные потоки, которые позволяли советским евреям зарабатывать большие суммы денег. Ведь уже два года как в Советском Союзе начался великий исход евреев (была разрешена эмиграция), но только с августа 1972 года с отъезжантов начали брать деньги (за образование и т. д.). Эти суммы были достаточно внушительными и исчислялись тысячами рублей, однако многие отъезжанты находили эти суммы, имея побочные заработки на стороне. В частности, у эстрадных артистов это были разного рода «левые» концерты (то есть представления, которые проводились помимо гастрольного графика и вся выручка от которых делилась между артистом и администратором, а также концерты, которые на деле были просто концертами, а по бумагам выдавались как театрализованные, за что оплата была гораздо выше).

Стоит отметить, что «левые» концерты давали практически все советские эстрадные исполнители. Власти прекрасно об этом знали, но закрывали на это глаза, поскольку определенный куш с этих заработков участники «левых» концертов отдавали «наверх» – чиновникам от культуры. Однако периодически в стране проводились показательные «чистки», когда власти ловили за руку иных нечистоплотных исполнителей и наказывали их, правда, не слишком сурово: их «песочили» в прессе и на какое-то время отлучали от гастролей. Так, в разное время были наказаны актеры Павел Кадочников (в 1961 году), Леонид Харитонов (в 1962 году), певец Муслим Магомаев (в 1966 году) и др. Однако то, что произошло с Борисом Сичкиным в 1973 году, не шло ни в какое сравнение со всеми перечисленными случаями, поскольку на нем власть отыгралась по полной программе – он год отсидел за решеткой. Этот беспрецедентный случай ясно указывает на то, что в этом деле были какие-то побочные обстоятельства. Видимо, в лице Сичкина власти решили дать определенный сигнал остальным артистам (особенно евреям), чтобы те осознали, что времена изменились.

«Дело Сичкина» завертелось 11 октября. В тот день артист снимался на «Мосфильме» в очередном фильме – комедии Вилена Азарова «Неисправимый лгун», где он играл одного из помощников влиятельного восточного вельможи. В эпизоде, который снимался в тот день, Сичкину предстояло исполнить зажигательный восточный танец, а также источать в кадре всяческое веселье. Между тем актеру было не до смеха, поскольку в кармане у него уже лежала повестка с вызовом в Тамбовскую прокуратуру. Правда, там значилось, что актер должен прибыть к следователю всего лишь как свидетель, однако на душе у него все равно было неспокойно.

Отснявшись, Сичкин сел в машину и отправился на вокзал, чтобы оттуда ближайшим поездом выехать в Тамбов. В планах Сичкина было уже на следующий день вновь объявиться на съемочной площадке. Но, увы…

Порог Тамбовской прокуратуры Сичкин переступил в 9 часов утра 12 октября. Он был спокоен, собран и верил, что это дело займет у него минимум времени – час, в крайнем случае – полтора. Но все обернулось гораздо хуже. Допросив артиста, его затем… арестовали и поместили в одиночную камеру. Причем майор, начальник КПЗ, не преминул отыграться на популярности Сичкина. Когда тот разделся донага, майор сострил: «Как ты там в кино пел: „…я не плачу, я никогда не плачу“? Это ты, артист, там, в кино, не плакал, а тут в тюрьме заплачешь…»

Сичкину инкриминировали статью 93 «прим» – хищение в особо крупных размерах, – которая предусматривала уголовное наказание от восьми лет до расстрела. Следствие утверждало, что артист похитил у государства 30 тысяч рублей, когда выступал в 1969 году в Тамбове с концертами. Концерты проходили на местном стадионе и были смешанными (то есть в них участвовали разные артисты). Однако Смольный записал их как театрализованные и выплатил Сичкину гонорар не только как исполнителю, но и как режиссеру представления. После подобного обвинения у Сичкина было два пути: либо вернуть эту сумму государству и быть амнистированным, либо отправиться в тюрьму надолго. Однако Сичкин вину свою не признал и выплачивать названную сумму отказался, прекрасно понимая, что в таком случае он автоматически признает себя виновным. Стоит отметить, что друзья артиста такую сумму внести были готовы: речь идет об актрисе Людмиле Гурченко и композиторе Яне Френкеле. Но Сичкин продолжал утверждать, что он невиновен. В итоге он просидел в тюрьме больше года.

Суд над Сичкиным и Смольным состоялся в декабре 1974 года. Защищал подсудимых известный адвокат Владимир Швейский (он защищал таких видных советских диссидентов, как Владимир Буковский, Виктор Красин и др.). Кроме Сичкина и Смольного, на скамье подсудимых оказалось еще несколько человек из артистического мира, причем большинство из них были евреями: несколько концертных администраторов, певцов и т. д. Например, одному подсудимому инкриминировали следующее преступление: он был оформлен в ансамбль «Молодость» как администратор, а деньги получал как певец. Кроме этого, у него была любовница, которую он оформил как свою помощницу и выплачивал ей зарплату.

Между тем в отличие от некоторых подсудимых, которые свою вину признали, Сичкин и Смольный этого не сделали. Поэтому прокурор потребовал для них максимального наказания: Смольному 10 лет тюрьмы, Сичкину – 8. Но суд решил иначе: он отправил дело на доследование, найдя в нем массу нестыковок. То ли это дело и в самом деле было шито белыми нитками, то ли из самой Москвы пришло распоряжение спустить это дело на тормозах. Причем опять в ситуацию могла вмешаться большая политика. Дело в том, что на дворе была «разрядка» и через полгода Брежнев собирался подписывать в Хельсинки договор о безопасности в Европе, где отдельной строкой был пункт о соблюдении прав человека. Поэтому ажиотаж вокруг «дела Сичкина» властям был не нужен. Короче, дело отправили на доследование, а потом и вовсе похерили. И 27 декабря 1973 года Сичкин и Смольный были выпущены на свободу. Однако мытарства артиста на этом не прекратились: например, в кино он попал в разряд запрещенных артистов, и единственным средством заработка для него оставались эстрадные представления. Но и их с каждым годом становилось все меньше и меньше. К тому же начались серьезные проблемы и у сына Сичкина Емельяна, который был музыкантом. Во многом именно из-за сына, который не хотел больше жить в Советском Союзе, Сичкины в 1979 году приняли решение уехать из страны.

В последний день перед отъездом в его квартире в Каретном Ряду побывали многие известные люди: спортсмены, артисты, режиссеры (в том числе и автор «Неуловимых» Эдмонд Кеосаян). В своем последнем слове Сичкин, как всегда, схохмил: «Друзья! Я уезжаю в Штаты! Еду туда строить коммунизм. Но прошу никому об этом ни слова, иначе меня туда не пустит госдепартамент…»

Первое время семье Сичкиных в Америке было нелегко: работы практически не было. Однако затем артисту помог его же коллега – Олег Видов, который приехал в США гораздо позже его (он сбежал из СССР, будучи на съемках в Югославии, осенью 1985 года), но быстро сумел там адаптироваться. Сичкин тогда сидел без работы, а Видову предложили роль Брежнева в фильме «Последние дни». Однако Видов нашел в себе смелость отказаться от этой роли и посоветовал режиссеру отдать ее Сичкину (это было в 1989 году). После этого Сичкина в Голливуде заметили и другие режиссеры: в частности, в 1996 году он снялся у самого Оливера Стоуна в фильме «Никсон» – играл роль… Леонида Брежнева. Кроме этого, Сичкин создал театр вместе с другой советской эмигранткой – актрисой Еленой Соловей.

Тем временем в 1991 году развалился Советский Союз и многие бывшие советские граждане получили возможность беспрепятственно ездить в Россию. Не стал исключением и Сичкин, который впервые это сделал в 1994 году. Два года спустя в России вышла книга мемуаров Сичкина под названием «Я из Одессы! Здрасьте!».

На бывшей родине артиста многие встречали его как героя, а иные из коллег стали вновь задействовать Сичкина в качестве актера. Так, например, поступил сын Эдмонда Кеосаяна Тигран (к тому времени автор «Неуловимых» уже скончался). В итоге в его фильме «Бедная Саша» (1997) Сичкин сыграл одну из главных ролей. Затем в течение нескольких лет актер снялся еще в нескольких картинах: в одной из серий сериала «Марш Турецкого» (2000), а также в фильмах «Опасно для жизни», «Убийство на Неглинной» (все – 2000), «ПМЖ» (2002). Однако того успеха, что Сичкин имел в советские годы, он, конечно, уже не имел. Что вполне объяснимо: и времена уже были другие, и кино было другим.

В один из своих приездов в Россию Сичкин дал интервью одному изданию, в котором так описал свои впечатления от страны: «Когда в 94-м после пятнадцатилетнего отсутствия я оказался на площади Белорусского вокзала, я страшно огорчился: эта торговля, эти грязные лотки, везде горы мусора, которые никто не убирает. А сейчас Москва совсем другая! Я зашел в магазин, а там есть все продукты, которые есть в Нью-Йорке, Париже, Лондоне, – все, что душе угодно к праздничному столу. И мне остается только пожелать москвичам, чтобы у них было достаточно денег на все эти деликатесы… Я вижу, что в городе есть хозяин, и хочу за это пожать руку Лужкову, который все равно не даст мне хотя бы маленькую комнатку. Мне говорят: „Зайди в квартиры горожан – там нищета“. Может быть, но я хожу по улицам, вижу яркие витрины, вижу, как красиво освещен город, как чистенько подкрашены церквушки, как много шикарных машин на дорогах, и не верю, что уж очень плохо живут москвичи. Обидно только, что Москва на третьем месте в мире по дороговизне: на первом Токио, на втором Лондон. Я желаю своему городу вырваться на первое место в мире по дешевизне, и я уверен, что так и будет…»

Увы, но Сичкин до этого благостного времени так и не дожил (не уверен, что доживем и мы с вами, читатели). Артист скончался ранней весной 2002 года в Нью-Йорке. Произошло это неожиданно. Буквально накануне своего ухода он лихо отплясывал на одном из нью-йоркских представлений чечетку, а через день должен был вести концерт Вилли Токарева на Брайтон-Бич. Но не сложилось.

В тот злополучный день, 22 марта, Сичкин вернулся домой, в нью-йоркский район Куинс, где проживают небогатые американцы. Лифт в доме не работал, и артист отправился на свой этаж пешком. Это, видимо, и сыграло свою роковую роль. Все-таки Сичкину было 79 лет. Он вошел в квартиру, разделся и сел за стол, чтобы разобрать почту. В этот момент у него случился сердечный приступ. Смерть артиста наступила мгновенно.

Прощание с Б. Сичкиным состоялось 24 марта в похоронном доме «Невский», который находится в Бруклине. Народу пришло много: в основном русские эмигранты. Как сообщал журналист Борис Сигал: «В траурной церемонии приняли участие писатель Альфред Тульчинский, совладелец концертного зала „Миллениум“ Леонард Лев, „ходячая энциклопедия“ русской эстрады Олег Фриш, поэтесса Татьяна Лебединская, которая прочитала пронзительное стихотворение памяти Бориса Михайловича, и многие другие.

Были тут, конечно, и жена Сичкина Галина Рыбак с сыном Емельяном. Похоронили знаменитого артиста на кладбище Mount Hebrew Cemetry, что в Куинсе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.