7. Первый подход к сетевой порнографии
7. Первый подход к сетевой порнографии
Порнография: возвращаясь к теме.
(Голые и одетые) женщины (в Сети и вне ее)
Zhurnal.ru, январь 1997 г.
Практическое введение.
В ходе обсуждения CDA и грядущего российского закона об Интернете вопрос о порнографии в «сети сетей» всплывает в русскоязычной аудитории с несколько раздражающим постоянством. Выступления в третьем номере «Журнала. ру» достаточно хорошо представляют спектр принятых в сетевом сообществе точек зрения. Смотреть порнографию — дело, конечно, дурацкое, но если кому-то очень хочется — то пожалуйста (Носик). И вообще порнография — необходимая часть порнографичной по своей природе Сети, оперирующей мнимостями, порождающими симулякры и соблазны (Горный). Но, конечно, необходимо успокоить разгневанную общественность, раздать сайтам рейтинги, оснастить «Нетскейп» и «Майкрософт Эксплоpep» соответствующими примочками и в конце концов лишить детишек возможности впервые увидеть половой орган противоположного пола на экране монитора (от редакции).
Если бы все было так просто! Беда в том, что спорящие обсуждают проблему порнографии, будто она возникла в лучшем случае вместе с ARPANETOM, a TO И позже — вместе с HTML и TCP/IP протоколом. Поэтому целью настоящих заметок является примерное описание контекста, в котором вопрос о порнографии существует в США и на Западе последние несколько десятилетий.
Теоретическое введение.
С теоретической точки зрения большинство высказываемых мнений имеют одну общую основу: порнография, конечно, может принести вред детям и несовершеннолетним, но полностью безопасна для взрослых здоровых мужчин — к каковым авторы относят себя и своего потенциального читателя. Рассматривая это утверждение по частям, нетрудно заметить, что в первой его половине создается образ невинного юного существа, на которого знакомство с порнографией (неважно, в какой форме — сетевой, литературной или, скажем, фотографической) может оказать растлевающее влияние.
Судя по всему, представление о том, что некую часть населения надо защищать от «порнографической информации», возникло в викторианскую эпоху — тогда, впрочем, в число тех, кого следует оберегать, включали и женщин. Считалось, что знакомство с непристойными образами может способствовать растлению мужчин пубертатного и женщин любого возраста.
В русском Интернете, однако, о женщинах при обсуждении соответствующих вопросов просто не вспоминают. Этот «заговор молчания» вряд ли всамделишний «заговор» — скорее всего, пишущие и говорящие о порнографии просто считают, что искусство это мужское и женщинам до него дела нет. Кроме того, в традиционалистском русском социуме сохраняется ряд тем, по которым женщинам не подобает высказываться публично, — и порнография одна из них.
Вот поэтому эту статью пишу вместо безмолвных героинь порнографических сайтов и их сестер-теоретиков я. И от их имени я утверждаю: женщинам есть дело до порнографии.
Феминистки против порнографии.
После того как череда судебных процессов о запрещении «Улисса», «Лолиты» и «Тропика рака» погребла под собой концепцию «юного существа», чьей невинности угрожают тексты и картинки, порнография в странах с развитыми демократическими традициями была фактически легализована. Но внезапно оказалось, что на роль «сбитых с пути истинного» прекрасно подходят не только дети и душевнобольные, но и те самые здоровые взрослые мужчины, которыми мы так самонадеянно считали себя.
В 1980 году вышла ставшая классической книга «Возвращение ночи», где были опубликованы работы Дианы Рассел, Глории Стейнем и Робин Морган. Вслед за ней последовали монографии Андреа Дворкин и Сьюзен Гриффин. В этих книгах приводилось множество примеров того, как распаленные просмотром фильмов и журналов мужчины насиловали, калечили и унижали тех, кто попадался под руку — случайных прохожих, своих жен и дочерей. (К слову сказать, описания этих надругательств, приводимые в феминистских статьях, сами по себе напоминают жесткое порно в стиле «божественного маркиза».) Подводя итоги многочисленным примерам, Морган отчеканила: «Порнография — теория, изнасилование — практика», — и эти слова стали девизом антипорнографического феминистского движения.
Дело в том, что в порнографии женщина выглядит не живым человеком, а всего лишь сексуальным объектом. Она сама желает быть изнасилованной и только провоцирует мужчину. Сексуальный акт в порнографии — всегда акт насилия (вспомним: огромный мужской член словно разрывает вагину надвое). Огромный пенис, вонзающийся в женское лоно, и нож, проникающий в женскую плоть, — аверс и реверс порнографии. И потому в сексуальных надругательствах и убийствах виноваты не только исполнители — виноваты порнографы, их этому научившие. И потому каждая купля-продажа порнографии — это садистский акт унижения женщины.
Не следует забывать, пишет Дворкин и др., что первыми жертвами порнографии становятся модели, часто несовершеннолетние, вынужденные принимать участие в унижающих их достоинство представлениях, нередко создающих опасность для их здоровья и самой жизни.
Логическим продолжением изложенной выше теоретической позиции стал призыв Дворкин и Кэтрин Маккинион к запрету порнографии, прозвучавший осенью 1983 года в городском совете Миннеаполиса. Через два года борьба увенчалась успехом: городской совет принял подготовленный этими феминистками закон, запретивший порнографию как нарушающую гражданские права женщин.
Вдохновленные успехом, противницы порнографии не остановились, и аналогичные законы приняты или находятся на рассмотрении в еще нескольких городах и штатах. На сей раз от порнографии пытаются защитить не женщин и детей — наоборот, взрослых мужчин, в их собственных интересах и интересах общества в целом.
Сторонники этого подхода никогда не удовлетворятся введением рейтингов — понятно, что совершеннолетний самец легко найдет и увидит все, что ему нужно: и его (потенциальные) жертвы будут одновременно жертвами Интернета!
Феминистки за порнографию.
Но, к счастью, не все так плохо, и на каждую радикально настроенную феминистку найдется другая феминистка, столь же радикально настроенная, но в противоположную сторону. Вскоре на позицию Дворкин и K° последовала реакция, и к началу девяностых сформировалось и окрепло движение «феминисток за порнографию», представляемое Камилой Палья, Надин Строссен и Амандой Макинтош.
Атаки на позиции Дворкин и Маккинион шли по нескольким направлениям. Прежде всего — лозунгу «ущемления прав женщин» был противопоставлен лозунг «нарушения свободы слова», и тем самым борьба за свободную порнографию стала частью борьбы против цензуры — точно так же, как это происходит в Интернете. Скрытая логика такова: может быть, порнография и плоха, но цензура (CDA, в частности) много хуже. Потому среди защитников порнографии достаточно много борцов за гражданские права, таких, как «Феминистки против цензуры» или «Американский союз за гражданские права».
Отметим, что для ряда феминисток борьба за порнографию — только часть их общей программы. Так, Камила Палья последовательно критикует мейнстримный американский феминизм за его стремление представить женщину жертвой мужской сексуальности. Для Палья все обстоит иначе: именно женская сексуальность правит миром, поскольку женщины теснее связаны с хтоническими, дионисийскими силами. Поэтому женщинам следует всячески приветствовать порнографию, которая может не только доставить им удовольствие, но и помочь построить свои сексуальные отношения с мужчинами выгодным для себя образом. Отметим, что среди исследовательниц, давших теоретическое обоснование порнографии, видное место занимает Сьюзен Зонтаг, автор классической работы «Порнографическое воображение», с тридцатилетним запозданием переведенной в прошлом году и в России.
Для простых граждан, более озабоченных безопасностью на улицах, чем гражданскими свободами или теоретическими построениями, важно, что пересмотру подвергается тезис Дворкин о том, что чтение/просмотр порнографии способствует росту изнасилований. Аведон Кэрол в своей полемической работе «Научные фальшивки и порнография» приводит данные, свидетельствующие, что даже при опросах, проводимых антипорнографически настроенными феминистками, только 25 % жертв насилия склонны обвинять в этом порнографию. Кроме того, она склонна подвергать сомнению интерпретацию ряда статистических данных, используемых при борьбе с порнографией. Да, в тех штатах, где порнография узаконена, больше изнасилований — но, может быть, там просто либеральнее отношение к сексу, и поэтому больше жертв насилия решаются подать на обидчиков в суд?
Статистика показывает, что, несмотря на борьбу Дворкин, простые американки относятся к порнографии все лояльнее. Известный исследователь Эндрю Росс приводит цифры, доказывающие, что среди потребителей порно процент женщин неожиданно велик:
«Исследования показывают, что 40 % видеокассет для взрослых в США берется напрокат женщинами. Операторы свыше 580 кабельных каналов «для взрослых» свидетельствуют, что наиболее частым заказчиком их продукции оказываются одинокие женщины».
Отдельной темой могла бы стать порнография, написанная женщинами и/или для женщин (в числе писавших подобную порнографию такие известные фигуры, как Анаис Нин, подруга Генри Миллера и Антонена Арто, или автор «Интервью с вампиром» Энн Райс), — но это уведет слишком далеко от интересующей нас темы.
Конечно, сетевая порнография имеет преимущество перед бумажной — ведь описанные Дворкин насильники обычно развлекались на пикнике рассматриванием порножурналов и, возбудившись, хватали первую проходившую мимо девушку. Компьютер — все же вещь достаточно громоздкая, и лично я с трудом представляю себе маньяка, насмотревшегося картинок из alt.binary.pic.pedophilia или другой ньюс-группы и бросившегося на улицу искать себе несовершеннолетнюю жертву. Впрочем, чужая душа — потемки; душа маньяка в особенности.
Так или иначе, я надеюсь, что мне удалось показать: проблема порнографии в Интернете является лишь частью большой проблемы.
Статья была написана вдогонку третьему номеру Zhurnal.ru в январе 1997 года и на самом деле являлась результатом применения к сетевому материалу наработок, сделанных во время написания большой статьи про порнографию для «Нового литературного обозрения». Статью напечатали в четвертом номере ZR — там же, где классический текст Дмитрия Манина «Задушит ли коммерция утопию?» (текст становится классическим, когда все помнят его название и автора, но смутно представляют, о чем идет речь. Взять, к примеру, «Преступление и наказание»). Вокруг этого номера вообще состоялось несколько примечательных знакомств: во-первых, мне понравился текст Миши Вербицкого «Деконструируя WWW», в котором автор цитировал Ги Дебора, Пи-Ориджа, Егора Летова и Current 93, ссылался на Фуко, Маркузе и Р.А. Уилсона и в качестве иллюстраций приводил кадр из фильма Русса Мейера «Faster, Pussycat! Kill! Kill!». Я написал Вербицкому письмо, и некоторое время мы обсуждали разные теоретические проблемы.
Выяснилось, что Вербицкий заканчивал 57-ю матшколу (ту же, что и Куб), и у нас нашлось множество общих знакомых. Все они хором говорили, что Вербицкий — гений в математике (что мне никак не удавалось проверить, прежде всего потому, что я не слишком хорошо разбираюсь в математике).
Надо заметить, что в 57-й школе выпускники-студенты часто приходили учить школьников. И один из таких бывших студентов-учителей вспомнил, что в свое время он с друзьями говорил про Вербицкого цитатой из Мандельштама: «Ничего не нужно говорить, ничему не следует учить». Я обрадовался и сказал, что Мише наверняка бы понравилось, потому что следующие строчки «И печальна так и хороша темная звериная душа» тоже описывают его — экстремиста, радикала и анархо-сатаниста.
Общение с Вербицким и чтение соответствующих текстов было для меня важным опытом и идеологическим вызовом. Со временем у меня появилось довольно много друзей, находящихся в той же части идеологического спектра, и острота общения с Мишей несколько притупилась. К тому же со временем стало ясно, что, как все теоретики, он временами передергивает. Жаль, что про математику я с ним никогда не разговаривал.
Раз уж я начал подробно говорить о Вербицком именно здесь, то грех не отметить, что Миша всегда был большим популяризатором и исследователем порнографии. Я вспомнил об этом, когда через несколько лет написал для какого-то русского феминистского сборника большую статью про порнографию в Сети. (Знакомая американская феминистка сказала, что плохо дело у русского феминизма, раз такую статью доверяют мне.) Там была цитата из Вербицкого, едва ли не единственная сокращенная редактором:
Потребитель порнографии — одинокий пожилой аутсайдер в резиновом плаще, судорожно дрочащий в кабинках видео для взрослых. Он и ему подобные наказаны обществом за нон-конформизм, неуживчивость, психопатологию или просто отсутствие общественно-полезных наклонностей. Социум терпим к родственникам Кеннеди, насилующим баб на вечеринках и разбивающим машины с сосущими у них секретаршами (…). Вечеринки и сосущие секретарши допускаются, а порнуху хотят запретить. Социум нетерпим к старому мудаку в плаще. Почему? Старому мудаку нечем платить за секс. Интернет уравнял Кеннеди и старого мудака.
Впрочем, вру. Еще редактор выкинула ссылку на черновский архив хента и аниме.
Вторым знакомством, образовавшимся благодаря моей порнографической статье, была Линор Горалик, пославшая мне письмо, в котором, если я правильно помню, писала, что у нее к порнографии личный интерес. Я спросил: «Как у жертвы порноиндустрии или борца с порнографией?» — а Линор, как мне показалось, с обидой ответила: «Как у поклонницы».
Прошло еще четыре года, прежде чем она стала делать «Нейротику», регулярное обозрение сексуальных тем и новостей в мире и в Сети. В конце 2002 года мы написали большой футурологический роман, в котором, помимо прочего, делали смелые прогнозы о будущем порноиндустрии. Когда в романе была поставлена точка, Линор полностью потеряла интерес к этой теме — и теперь трудно поверить, что сабджект первого письма, которое она мне написала, был «Pornography».
Если посмотреть на список авторов четвертого номера, станет ясно, что ZR делался не только усилиями людей, сидевших в редакции на Калашном, но и с участием рассеянной по миру русской диаспоры (Вербицкий, Делицын и Манин были в Америке, Линор и Шерман — в Израиле, Александр «САМ» Малюков — в Финляндии). Интересно, что все они, кроме Манина и Малюкова, потом вернулись в Россию. Авторы этого номера — как и почти все авторы ZR — еще много лет определяли судьбы русского Интернета.
Наиболее романтичной была судьба Александра Шермана, который уволился из израильского «Интела», где прекрасно работал программистом, и стал журналистом. Вместе с Вербицким они вели музыкальный раздел ZR, а потом делали проект СЕВЕР. Сам по себе Шерман вел раздел «Досье» в первой версии «Газеты. ру» и возглавлял интернет-редакцию «Независимой газеты».
Под конец этой затянувшейся главы не могу не рассказать мою любимую историю.
В 2001 году Шерман с несколькими друзьями оказался на «Веранде у Дачи» — модном кафе на Рублевском шоссе, одним из владельцев которого был, кстати, владелец «Ситилайна» Емеля Захаров. Туда же пришел Никита Михалков. Шерман (как, вероятно, и Михалков) был уже немного пьян и потому решил взять интервью у великого русского режиссера. Сделав, к неудовольствию охраны, несколько фотоснимков, Шерман достал блокнот и вместе с друзьями набросал несколько вопросов. Слегка пошатываясь, он направился к столику Никиты Сергеевича.
Надо сказать, что одна из удивительных особенностей Шермана — его улыбка. Доброжелательная, смущенная и наполненная радостью жизни. Именно так он и улыбался, говоря что-то вроде:
— Мы, журналисты «Независимой газеты», хотели бы взять у вас сейчас интервью.
Потомственный русский дворянин, человек тонкой душевной организации, создатель «Рабы любви» и «Неоконченной пьесы…» Никита Сергеевич Михалков поднялся во весь свой рост и, глядя на Шермана через стол, сказал:
— Знали бы вы, как вы меня заебали.
Шерман отступил на шаг. Не переставая лучезарно улыбаться (улыбка, правда, стала немного виноватой), он ответил:
— Да и вы нас, честно говоря, тоже.
И тут Михалков прыгнул. Кто бы мог предположить, что желание дать по морде заставит немолодого уже человека скакать через стол, словно каскадер. Он ударил Шермана, тот ответил. Редактор «Независимой газеты» и глава Союза кинематографистов успели несколько раз дотянуться друг до друга, прежде чем их растащила охрана.
Хлопнув дверью, Михалков уехал. Шерман с друзьями остались в кафе — и тут их накрыл приступ параноидальной паники. А вдруг охрана Михалкова ждет их во дворе? Они выйдут — тут-то их и отметелят. Журналисты говорили громко и взволнованно — и через некоторое время от компании крепких молодых парней, сидевших за соседним столиком, отделился самый крепкий и, подойдя к Шерману, сказал:
— Мы, вообще-то, очень уважаем Никиту Сергеевича. Но ты себя вел как нормальный пацан, если что — мы тебя прикроем.
К сожалению, охрана Михалкова давно уехала вместе с ним, и Шерману так и не пришлось воспользоваться услугами рыцарей «У Дачи».
Вперед лети.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.