Подход

Подход

В Монреаль пришла весна. С безоблачным небом и глубокими тенями на рыхлом от теплых солнечных лучей снегу.

Джеффри настойчиво допытывался о точной дате нашего отъезда на родину. Отплытие на пароходе должно было состояться в мае. На это время были заказаны билеты.

Обстановка вокруг меня и семьи была беспокойной: замечено нарушение телефонной связи в квартире, однажды был услышан какой-то кодированный разговор, посторонние шумы… Необычной была и слежка. Ее действия стали менее скрытными — создавалось впечатление, что ее вели не кадровые сотрудники-специалисты по слежке. К жене, когда она с детьми гуляла на улице, неоднократно обращались посторонние, среди которых были и русского происхождения. Они навязчиво старались вступить в контакт, предлагали какую — то неопределенную помощь и настойчиво пытались всучить детям подарки.

Мы предполагали, что досрочный отъезд потребует от местной контрразведки ускорения разработки. «Общение» посторонних с женой говорило о том, что ее «приучают» к канадцам, которые в любой момент могут обратиться к ней — ведь общение с рядовыми канадцами наших из совколонии ограничивалось встречами с «аборигенами» в магазинах и на приемах.

Возможно, жену готовили к тому, чтобы «знакомый» канадец мог вступить с ней в контакт от моего имени и вызвать куда-либо.

Озадачивало поведение наружки — канадские контрразведчики пытались максимально сузить круг лиц, занятых советскими, то есть обходиться своими силами из числа сотрудников по работе против совколонии в Монреале.

Однажды к нам на квартиру явилась пара молодых людей. Они намеревались снять квартиру после отъезда русских. Молодой здоровяк и его подруга неожиданно перешли на русский язык и стали ругать Советский Союз, наши порядки, советских людей вообще. Они внимательно следили за нашей реакцией и явно подталкивали к скандалу. Только вызов управляющего домом прекратил провокацию.

С осложнением обстановки для действий канадской контрразведки было решено ускорить наше отплытие — первым рейсом парохода 29 апреля.

Числа десятого Джеффри узнал об этом и заметно разволновался, высказал сожаление, что приходится расставаться раньше времени.

— Толи, если вы окажетесь в Европе, дайте знать и я приеду на встречу с вами. Вы сможете подать мне весточку из России о времени и месте пребывания в Европе?

Я отделался общими заверениями.

Через день-другой Джеффри по телефону сообщил мне, что вынужден срочно выехать в командировку на западное побережье Канады в Ванкувер и очень сожалеет, что не сможет проводить меня на пароход. Похоже было, что таким образом Джеффри выводился из разработки.

Однако начиная с 20 апреля Джеффри стал регулярно звонить мне якобы из Ванкувера. Он справлялся о ходе моей подготовки к отъезду, уточнял, где я буду и в какое время. И делалось это под предлогом еще и еще раз переброситься словом с «русским другом». Звонил на работу, звонил домой…

Дня за четыре до отхода парохода я отправился в Оттаву. Нужно было выполнить в торгпредстве и посольстве необходимые в этих случаях формальности. Как обычно, за сорок восемь часов подал нотификации.

Хмурым пасмурным утром пешком прошел я от дома до монреальского вокзала. Там обратил внимание на странные действия следящих за мной: они буквально мозолили мне глаза своими белыми плащами. Не по сезону светлые, они резко контрастировали с одеждой других пассажиров. Чувствовалось — что-то затевается. На мгновение мелькнула мысль — может, не ехать? Но только на мгновение.

В вагоне поезда, напоминающего наши электрички, но комфортабельнее, находилось всего три человека. На Западе есть такое правило, правда, неписаное: не подсаживаться к посторонним, если есть свободные места в других отделениях вагона. Это характерно и для поезда, и для ресторана, кафе и так далее.

Когда я сел в вагон, в тамбурах появились те, в белых плащах. Это еще более насторожило меня. Поезд тронулся. Минут через пятнадцать в вагон вошел еще один человек. И хотя свободных мест было предостаточно, он сел напротив меня. Трое встали и удалились. «Белые плащи» маячили в тамбурах. В вагоне нас осталось двое.

Было ясно — это подход! Теперь нужно было занять правильную линию поведения: не насторожить и не вспугнуть. И хотя подход ожидался, пришло волнение. Сдерживать его не следовало, по крайней мере внешне, чрезмерное спокойствие могло насторожить незнакомца.

Передо мной сидел странный человек: франко-канадец, очень худой, длинный, узкоплечий и сутулый. На сплюснутом с боков лице резко выделялся тонкий горбатый нос. Близко расположенные глаза словно вдавлены вглубь глазниц. Взгляд внимательный, несколько настороженный. На вид ему было лет сорок.

— Отвратительная погода, не правда ли? — сказал он, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Действительно, отвратительная, — подтвердил я, думая о его следующем шаге.

После небольшой паузы «Незнакомец» мягко сказал:

— А ведь у нас есть общие знакомые среди бизнесменов. Я немного знаю о вас по их рассказам, знаю много хорошего. Вы скоро уезжаете. Не мог бы я с вами побеседовать о, возможно, полезном для нас обоих деле?

— Кто вы и чем я могу быть вам полезен, какие у нас могут быть общие дела, если я вижу вас в первый раз? — удивился я.

— Не торопитесь, выслушайте меня, господин Максимов. Я руководитель подразделения КККП, занимающегося советской колонией в Монреале.

Обращаюсь к вам от имени канадского правительства…

Да, это был подход. Причем подготовленный. В голове мелькнула мысль: значит, сработало, Джеффри вывел на меня КККП. Внешне же пришлось изобразить возмущение. Я привстал, якобы пытаясь уйти. Главное теперь — взять нужный тон.

— Успокойтесь, господин Максимов. Поверьте, я ваш друг, — продолжал «Незнакомец» вкрадчиво, чуть коснувшись моего колена. — Наша беседа ни к чему вас не обязывает, только выслушайте, а решать будете сами. Так вот. Один наш общий друг сказал мне, вы не прочь пополнить свои денежные сбережения. Это естественное человеческое желание. Итак, у вас есть товар, а у меня — деньги. Но это не все. Если вы согласитесь поддерживать с нами контакты, я готов предоставить вам письменные гарантии высокопоставленных лиц канадского правительства.

Ай да Джеффри! «Друг» мой сработал на славу. Он убедил канадскую контрразведку о «больших денежных затруднениях», которые я испытывал. И видно было это по тому, как решительно действовал «Незнакомец». В его словах чувствовалась уверенность и нотки понимания проблем, стоящих передо мной, а в поведении — предельная корректность и доброжелательность, ярко выраженные расположение и внимание к собеседнику.

Главное — взять нужный тон и не показать особенной заинтересованности беседой. Внешне волнение не унимать. И я спросил:

— И какой же товар вы имеете в виду?

— Информацию, — как-то обезоруживающе по-детски, удивляясь моей непонятливости, ответил «Незнакомец». — Причем не военную и даже не экономическую. Просто рассказать о своих товарищах по работе в Канаде, их привычках и наклонностях, сильных и слабых сторонах характера, материальной обеспеченности, ну и прочие мелочи.

Я молчал. «Незнакомец» достал из бокового кармана длинный конверт, положил его на колени и открыл. Там лежала пачка новеньких, будто только что отпечатанных долларов:

— Здесь 2000, и вы можете получить этот пакет сейчас, если я смогу за него отчитаться перед своим начальством, естественно, вашей информацией.

— Как вы легко решаете человеческие судьбы! Сунули деньги и решили, что уже купили информацию, — возразил я, «волнуясь» и не унимая «естественную» дрожь в руках.

А тот продолжал:

— Я знаю, на вокзале в Оттаве вас будут встречать. Подумайте хорошенько, соберитесь с мыслями, ведь все равно уезжаете. Вознаграждение можно выплатить и в рублях. Размер его будет зависеть от количества и полноты информации.

— Почему вы решили подойти ко мне с таким предложением? Вы уверены, что я его приму? Ведь за передачу таких сведений снимают голову, а у людей она одна. Видимо, вы не подумали об этом, прежде чем сделать такое предложение? — распаляя себя, возразил я.

— Не торопитесь с выводами. Мы же предлагаем обсудить вопрос о вашей безопасности, о гарантиях. Я имею в виду министра иностранных дел Шарпа, премьер-министра провинции Квебек Бурасса, министров Пелетье или Шарбоно. Более того, может быть, вы хотите остаться в Канаде или США? Конечно, с семьей. Давайте встретимся дня через два или три, в полдень на вокзале в Монреале. Под часами, у касс. Хотел бы вас увидеть. Через три дня. И еще. Даже если мы не встретимся больше, я рад был с вами познакомиться. До свидания. — «Незнакомец» встал и вышел.

«Плащи» исчезли из тамбуров.

Смешанное чувство радости и тревоги охватило меня: задуманное — реализовано, КККП уверовали в легенду материальной заинтересованности и подошли. Но был ли это человек из КККП, а может быть, из ЦРУ? И все ли верно я сделал? Ведь наверняка беседа записывалась на магнитофон, а значит, ее будут анализировать.

От Оттавы до Монреаля миль сто двадцать, в тот же день я возвратился домой без каких-либо приключений.

Оставшиеся до отплытия дни я провел «в глубокой озабоченности и раздумье»: стал неразговорчивым на работе и дома, внешне выглядел невеселым, задумчивым. Каждый день заходил в знакомую таверну на полпути от работы к дому. Сидел там в одиночестве за кружкой пива и сосредоточенно думал. Позволил себе выходить в город по делам отъезда не в пиджаке, а в простой вязаной кофте. Однажды даже вышел на работу небритым. В общем, своим видом показывал, что-то меня гнетет.

Все это время слежка продолжалась. Меня сопровождали практически открыто. В действиях следящих было что-то такое, что говорило: только пожелай, подай знак, и мы предложим встречу. И опять это была не профессиональная слежка, которая не один год работала против меня, частенько психологически давя своим присутствием.

За день до отплытия, то есть в день встречи, назначенной «Незнакомцем» в поезде, Джеффри рано утром позвонил мне домой, а за час до встречи — на работу. Он «тревожился» о трудностях сборов, опять сожалел, что не может проводить лично на пароход, передавал привет моей жене, а между тем спрашивал о моих планах на этот, последний день.

Возле здания, где я работал, было весьма «оживленно». На обычно пустынных в будни прилегающих к торгпредству тротуарах «толпились» следящие, стояло несколько их автомашин.

Без четверти двенадцать я был дома. На встречу, конечно, не пошел. Ведь главным на этом этапе игры был тот факт, что КККП осуществило подход. Теперь было важным избежать с нашей стороны конкретных шагов, не дать вовлечь меня в «сотрудничество», пока я в Канаде.

На передачу канадской стороне конкретных сведений санкции я не имел, как и самих разработанных в Центре «сведений».

Через десять минут после полудня в квартире раздался телефонный звонок:

— Господин Максимов, я жду вас. Вы придете продолжить разговор?

— Поздно уже обсуждать что-либо. Да и о чем говорить-то…

— Напрасно вы не пришли. Но, надеюсь, вы никому не докладывали о нашей встрече в поезде? — с тревогой в голосе спросил «Незнакомец».

— Я не самоубийца.

«Незнакомец» как-то удовлетворенно хохотнул. Я бросил трубку и вздохнул тоже удовлетворенно.

Две недели плавания через океан позволили осмыслить события последних дней и месяцев. Со всей очевидностью становилось ясным, что отъезд из Канады не обрубает те невидимые нити, которые уже в определенной степени «связали» меня со спецслужбой этой страны. Предложение в поезде не возвращаться на родину подытожило неоднократные попытки Джеффри подтолкнуть меня остаться жить в Канаде или США. Можно было предположить, что за спиной КККП стоят спецслужбы США. Ведь для них я был еще более нужным человеком, чем для канадцев.

Начиная с 1967 года, еще со времен «Экспо», и особенно в последний год канадская контрразведка исподволь, не торопясь плела паутину, на все лады испытывала меня, мою политическую устойчивость, на невозвращение, в материальном отношении… Наметив как «объект для разработки», они уже не выпускали меня из поля зрения.

Напрашивался вполне обоснованный вывод — появление меня за рубежом не останется незамеченным.