«Вредные слухи»

«Вредные слухи»

Примерно в то же время, когда это происходило в Ростове, в Ялту приехал Государь, страдавший от того недомогания, которое свело его вскоре в могилу. О его болезни я услышал от одного из капитанов, служащих в коммерческом отделе нашего пароходства и регулярно совершавших поездки между Ялтой и Ростовом. Как-то при встрече помощник атамана генерал Греков спросил, что слышно из Крыма. Я ответил, что новости тревожные. Говорят, что вот уже несколько дней Царь не в состоянии совершать свои обычные прогулки без посторонней помощи.

На следующий день я вернулся домой поздно и узнал, что ко мне несколько раз заезжал начальник полиции, очень хотел меня видеть, просил передать, что заедет опять и даже просил позвонить ему, как только я приду домой. Визит его меня не удивил. Я был представителем Общества спасения на водах, он был моим заместителем и в такого рода поздних визитах для людей, работавших в этом Обществе, необычного не было ничего. Но когда он приехал, по его смущенному лицу я понял, что что-то не то.

Оказалось, что князь приказал допросить меня и выяснить, каким образом и от кого я узнал о состоянии здоровья Его Величества. Я повторил слово в слово сказанное мною Грекову, добавив, что помнить, от какого именно капитана слышал рассказ, не могу, так как капитанов много и пароходы наши приходят из Ялты несколько раз в день. На следующий день от помощника атамана Грекова пришло сильно возмутившее меня по стилю и содержанию письмо. Генерал Греков писал, что надеется, что я не откажусь подтвердить сказанное ему то- то и то-то. Кроме того, поскольку Его Высокопревосходительство атаман Мирский считает, что подобная информация является сознательным распространением заведомо ложных слухов, способных принести вред государству, он требует, чтобы я сообщил ему имя человека, который эти слухи распространяет.

Пришлось отвечать, и я написал, что отрекаться от мною сказанного не в моих правилах, а потому ранее сказанное я подтверждаю письменно. Как уже мною было указано начальнику полиции, имени капитана я не помню, но нахожу необходимым добавить, что, даже если бы я помнил имя этого человека, то раз Его Высокопревосходительство находит допустимым использовать частный разговор со своим помощником как повод для обвинения кого бы то ни было в государственном преступлении, я, разумеется, имя человека просто из соображений нравственности называть бы не стал. Если же его могут удовлетворить имена других людей, повинных в распространении ложных слухов, то я их и называю, — я сам и генерал Греков, поскольку мы оба повторили, что слышали, и, следовательно, способствовали распространению слухов. В тот же день письмо Грекова и копию моего письма князю я отослал князю Имеретинскому, прося его ознакомить военного министра, которому подчинен Мирский, с содержанием этой переписки, чтобы министр получил представление о том, как тактично представители ростовской власти власть используют.

Вечером в нашем доме появился жандарм с предписанием Мирского произвести у меня обыск. Мне он сообщил, что боится, как бы дело не кончилось неприятным скандалом, и поэтому запросил у своего начальства более подробные распоряжения.

Нам всем сильно повезло — в ту же ночь пришла телеграмма о смерти Александра III 26*, и вопрос о распространении заведомо ложных слухов о болезни императора отпал сам собой.