Взгляд на историю
Взгляд на историю
Чтобы понять время Александра II, необходимо хоть бегло оглянуться назад. Самостоятельных фазисов в истории нет. Каждый фазис лишь последствие прошлого и одна из причин будущего.
Эпоха Петра признается гранью между старой Русью, азиато-византийской, и новой, европейской Россией. Едва ли это так. Петр только уничтожил старую Русь, но новую не создал. Он прорубил окно в Европу, положил основание армии и флоту, ввел новые отрасли производства, переодел Русь из азиатского кафтана в европейский камзол, заставил вчерашнего восточного лежебока валять просвещенного европейца. Он изменил наружность, но не суть. Суть он только затронул поверхностно и не изменил, а, скорее, исказил. Из цельного, хотя и малокультурного, но цельного, веками гармонично сложившегося и способного к дальнейшему гармоничному усовершенствованию, он сделал что-то половинчатое, несуразное, ни то ни се, ни Европу, ни Азию. И народ, свернувший со своей знакомой ему дороги, прекратил развиваться; развитие, которое было, быть может, и медленным, но постепенным, остановилось.
Эра Петра не была эрой важных перемен, она не была возрождением, не была переходом из одной культуры в другую, не являлся этот процесс и развитием существующей культуры, это был какой-то хаос, который едва ли можно назвать прогрессом. Россия утратила свою прежнюю жизнь, утеряла своих старых богов, но новых взамен не приобрела, не приобрела гармоничных и крепких жизненных оснований. Между застывшей в своей неподвижности массой и ее руководящим верхним слоем образовалась пропасть, утерялась всякая связь. Верхушка общества оказалась на такой высоте, на которой она могла оставаться, только постоянно балансируя, как акробат на трапеции. Прежний класс бояр, связанный с народом крепкими узами, превратился в новый служилый класс, для которого царь, источник их благополучия, значил все, народ же потерял всякое значение.
XVIII столетие, как и первая половина XIX, не эпоха созидания новой европейской России, а эпоха агонии старой Руси, не начало новой России, но только зарождение примитивных форм жизни.
В течение этого времени европейская культура, в строгом смысле этого слова, не насаждалась. Шла только комедия насаждения, правда, порой столь талантливо разыгрываемая, что ее можно было принять за действительность. Но и в этом театральном представлении сам народ, т. е. девять десятых населения, не участвовал, и исполнялась она для собственного развлечения и для услаждения приглашенных европейских гостей, и только немногим из этого народа удалось в узкую щель полуоткрытых дверей взглянуть на комедию, которую для царской потехи ломали «господа».
В начале XVIII столетия комедии разыгрывались по принуждению неловкими боярами в голландских одеждах, они исполняли пьесы из жизни моряков и кораблестроителей. Позже, во времена русских цариц, они уже исполняли роли одетых на французский манер полуобразованных и полуевропейских русских, разыгрывая сюжеты из жизни государственных деятелей, образованных людей, гуманистов и даже свободомыслящих людей. В первой половине XIX века, во времена царей, играли пьесы из военного быта и актерами были благородные военные герои, которых обучали на прусский манер и затем засовывали их в тесный прусский мундир. Их роли больше не являлись многословными монологами в духе Монтескье и Вольтера, но состояли из кратких реплик типа: «Да, мой господин», «рад стараться» и «понимаю».
Но комедия не жизнь, не действительность, а только подделка под жизнь, изображение действительности. Прогресс творится не по издаваемому царем указу, не по мановению волшебного жезла фокусника, он не плод сумасбродства или вкусов отдельных лиц, а плод запросов и усилий самого народа. Сдвиг старого к новому — результат часто почти неуловимой, реже — ярко выраженной, борьбы между привилегированными, у которых есть права, принадлежащие только им, и остальными слоями населения. Одни наступают — хотят быть равноправными, другие защищают свои привилегии. И там, где нет этой борьбы, нет прогресса.
На Западе от борьбы между сильными феодалами и неравноправным большинством народилось среднее сословие, сплоченное, энергичное, — буржуазия, стремящаяся расширить свои права. И эта буржуазия мало- помалу стала во главе прогресса, его главным рычагом. Получив нужное ей, эта буржуазия из прогрессивно мыслящей превратилась в оплот консерватизма. Другие слои населения, крестьяне и рабочие, повели атаку на буржуазию и дворянство, стремясь к равноправию. Результат этого бесконечного движения и есть то, что мы называем прогрессом.
Резюмирую: прогресс есть результат борьбы, направленной на установление равноправия посредством разрушения привилегий немногих.
Такой борьбы в период от Петра до Александра II в России не было, в ней не образовался средний класс, буржуазия. Борьбы быть не могло. В России существовало только два сословия: дворянство, обладавшее всем ему нужным и потому консервативное, и податное, необразованное и подавленное, и хотя оно составляло большинство — слабое, к борьбе неспособное и потому пассивное. Отдельные незначительные выступления против существовавшего порядка были, но они не являлись попыткой получить права, а были просто протестом. Эти бунты и протесты, совершаемые отдельными людьми и группами, более зрелыми, по сравнению с остальным населением, были не борьбой широких слоев, а пророчеством грядущих битв. Настоящей борьбы за прогресс быть не могло, потому что необходимого условия движения к прогрессу — буржуазии — не существовало.
Третье сословие, или, как оно себя именовало, «интеллигенция», возникло только после реформы Александра II. Но между русской интеллигенцией и западной буржуазией существовала разница. Буржуазия была организм, созданный потребностями самой жизни для осуществления реальных интересов, организм, постепенно сложившийся, культурный, зрелый, понимающий свою задачу и потому достигнувший своей цели. Интеллигенция, напротив, — плод веками под спудом находившихся запросов, плод веками накопившегося невысказанного протеста и ненависти. У буржуазии была реальная цель. У интеллигенции конкретной цели не было, а только порыв к гуманному, ей самой не совсем понятному, общему благу. Пока еще незрелая, некультурная, неуравновешенная интеллигенция не обладала еще нужными качествами буржуазии, чтобы действительно стать рычагом прогресса. Нетерпеливая, как все молодое, горевшая желанием скорее сыграть роль, которая ей была не по плечу, она с первых же шагов впала в роковую ошибку: пошла не по пути, указанному ей историей, не сумела стать рычагом и силой прогресса, примкнула не к мирной революции, начатой Царем-освободителем, а стала проповедовать революцию насильственную.
Как после великой проигранной войны, общество в начале царствования Александра II, не отдавая себе в этом ясного отчета, было инстинктивно настроено оппозиционно. Большинство и мелкого и крупного дворянства было недовольно эмансипацией крестьян, крестьяне разочарованы, так как получили не то, чего желали, — всю землю помещиков, — а только наделы. И насколько непостижимо, что при Николае I безропотно терпелось его иго, настолько непонятно, что именно интеллигенция пошла не за Реформатором, стремившимся, как и она, к благу и свету, — а против него. Протест, сперва глухой, вскоре разразился покушениями на жизнь Государя, к чему часть интеллигенции отнеслась как к неизбежному, а часть — с тайным одобрением. А со всех сторон травленный Царь, испуганный и разочарованный, своими же руками стал искажать свое великое творение. Начав за здравие, кончил за упокой. И так началось время репрессий, продлившееся до наших дней и закончившееся революцией.
В итоге интеллигенция, хотя одушевленная самыми благими намерениями, с первых же шагов сыграла пагубную роль. Будь во время реформ в России настоящая прогрессивная буржуазия, а не только что народившаяся и потому незрелая интеллигенция, Россия пошла бы иными путями и вместо хаоса настал бы рассвет нового дня. Но мне не хочется опережать события в моем повествовании. О разрушительной роли русской интеллигенции напишут более талантливые, чем я, и напишут, верно, много, и, может быть — кто знает! — среди них будет жрец русской интеллигенции Павел Николаевич Милюков 19*. Времени у него будет много, потому что, несмотря на свою новую тактику, ему не стать ни президентом Российской республики, ни даже министром.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.