«Бывает, что финал становится началом. И новый день в лучах зари встает»

«Бывает, что финал становится началом. И новый день в лучах зари встает»

Ава сидела за столиком в саду виллы Мэрилин Монро в Санта Монике — кинобомонд отмечал премьеру фильма «Джентльмены предпочитают блондинок». Среди цветников, смеясь и громко общаясь, толпились гости, сновали официанты, разносящие напитки, светились в сумерках белые скатерти на столиках, расставленных на лужайке у бассейна. Перед Авой стояли бокал виски с кусочками льда, начатая бутылка. В руке, отягощенной золотым браслетом восточной работы, дымилась сигарета. Она изредка взмахивала головой, отбрасывая на спину тяжелую массу смоляных волос, и подвески затейливых, как Тадж-Махал, золотых сережек начинали раскачиваться и нежно звенеть.

Мэрилин, уже подвыпившая, громко хохотала и судорожно всхлипывала, переходя, видимо, к истерике. Джо Ди Маджио — звезда бейсбола, с которым Мэрилин крутила роман, пытался увести ее в дом. Ухватился за плечо, бретелька платья не выдержала и оборвалась — испытанный прием, Мэрилин всегда легко находила причину оказаться внезапно раздетой… Полуобнаженная блондинка вырвалась на свободу. Гости завизжали от восторга. Красавец Ди Маджио, отличавшийся неудержимой ревностью, начал багроветь.

— Отнеси ты ее в кровать, Джо! — посоветовал кто-то из друзей.

— Не хочу спать! Буду купаться. Как нимфа — в одних бриллиантах! — Она замурлыкала песенку из фильма о том, что бриллианты — лучшие друзья девушек, и рванулась к бассейну, сбрасывая на ходу лодочки и пытаясь окончательно освободиться от платья. Бейсболист сгреб любимую в охапку и, визжащую, дрыгающую ногами, унес в глубь дома. Оркестр занудил нечто лирическое.

Кто-то подходил к Аве, что-то нашептывал, целовал руки, шею. Мужчины пытались подсесть к ней, но она коротко обрывала: «Я занята!», пила, смотрела на догорающий за цветущими кустами закат и злилась. Эта несчастная бесшабашная блон- диночка наглотается сейчас таблеток и провалится в сон, чтобы не думать. У нее тоже не будет детей. Все знают, чем кончился последний аборт Мэрилин. Мужики кружат, как мухи… Мухи над падалью… И неотвязная мысль, досаждавшая ей последнее время, ехидно подала голос: «Чего же ты ждешь? Уходи! Или жить все-таки хочется? Хочется еще ухватить свое, Люси?»

Ава вдруг почувствовала, что сейчас выкинет нечто дикое: разобьет о край стола бутылку, искромсает острым стеклом эти «божественные» руки, чтобы брызнула кровь — много крови, и расфранченные манекены взвыли от страха. Она посмотрела на голубую жилку, чуть трепетавшую под молочно-белой кожей. Нет, дудки! Лучше заорать во все горло, скинуть туфли и станцевать на столе огненное фламенко, звеня длинными серьгами и монистом, которые надела сегодня к изумрудному платью из восточного набивного шелка. А потом будет все как всегда — общие пляски, похмелье, и кто-то непременно затянет ее в постель.

Хорошо бы сбежать, пока к гостям не вернулся, уложив Мэрилин, хозяин сегодняшнего банкета или не привязался кто-нибудь из «мотыльков». Сегодня вся голливудская братия была для нее на одно лицо — похотливое, лживое и равнодушное.

— Позволите нарушить ваше одиночество? — раздался у плеча тихий мужской голос.

Ава не шелохнулась. Подождала пару секунд, усмиряя гнев и те выражения, которые уже рвались с языка. Потом медленно повернула голову, подняла полные презрения глаза и столкнулась с его взглядом. Знаменитым взглядом, источающим понимание и ласку, неизбывную любовь и желание. У него всегда был такой взгляд, когда он пел. И тогда, на первой вечеринке Авы у Хамфри Богарта, ее поразили его теплые голубые глаза.

— Пожалуй, позволю… Нарушайте! — Ава протянула руку. — Мы с вами, кажется, не знакомы.

— Это безумие — говорить такое здесь, на голливудском приеме, где все одна большая семья. — Он улыбался насмешливо, давая понять, что полностью солидарен с ней в отношении представленного «зверинца».

— Да, вернее было бы сказать: мы еще не трахались.

— Причем и это для нашей среды большая редкость.

— Вы будете петь?

— Сегодня отдыхаю. Вы позволите? — Взяв бокал с виски у официанта, он сел напротив Авы.

— Жаль. Вам не хочется спеть для меня? — Она была умопомрачительно хороша, оглушительно притягательна. Ему вдруг захотелось выйти на эстраду, взять микрофон и запеть. Это именно тот случай, когда голос без всякой помощи технических средств будет звучать мощно и выразительно. Но он лишь улыбнулся:

— Когда я был помоложе, частенько прибегал к этому приему, чтобы завоевать понравившуюся мне девушку. В результате получалось нечто отвратительно фальшивое. Девица, трепеща и обмирая, впивалась в меня затуманенным взором, словно разыгрывая сцену обольщения перед воображаемой камерой. Меня начинало трясти от смеха, и я с трудом доводил до конца свое пылкое соло.

— А как вы поступаете теперь?

— Теперь я откладываю пение на потом.

— Песня на «десерт». Должно быть, и сама трапеза не менее эффектна? Это интригует. — Холодно произнесла Ава, с удивлением ощущая, как разливается по ее телу жидкий огонь. Ого! Она-то предполагала провести остаток жизни в неизбывной печали и воздержании!

— У вас грустные глаза. Ради вашей улыбки я готов пожертвовать чем угодно.

— Чертовски красиво звучит! Только все красивые слова уже сказаны в кино.

— Сделаем вид, что никогда не видели киноэкрана. — В нем было что-то мальчишеское. — Итак: я готов выкупить вашу улыбку.

— И какова цена?

Он раскинул руки, как бы отдавая всего себя:

— Все что угодно: жизнь, песни, кошелек, свобода.

— Ну, свободы у вас, положим, нет. Кошелек меня не интересует. Единственно стоящее — песни. Что ж, беру песни. Ну, как? Мне улыбаться?

— По рукам!

— Сделка заслуживает внимания. Я подумаю. — Она заглянула в его глаза, отвечая несомненным «да», и протянула руку.

«Нет, — решил Фрэнк, припав губами к ароматной коже. — Нет!»

В последнее время в нем разбушевался дух противоречия: если что-то казалось особо заманчивым, надо было немедля делать ноги. Такова тактика новоиспеченного лузера. Избаловав своего любимца, судьба вдруг насмешливо оскалилась и загнала его в угол. Он разгадал ее прием: поманить, завлечь — и показать фигу.

Все начало трещать по швам вскоре после рождения Кристины. Подумать только — он был спокоен и так уверен в своем будущем! Он даже не по — заботился о том, чтобы копить деньги. Тратить так приятно! Столько всего хотелось приобрести! Дом для родителей и Нэнси и еще один, свой, «холостяцкий» — для работы и «деловых контактов». Автомобили, обстановка, дорогие вещи… Прислуга, постоянное желание баловать детей, ни в чем им не отказывая, делать дорогие подарки не только жене, но и каждой новой девочке. А сколько потрачено на тех женщин, кто после любовной связи остался в круге близких друзей, с которыми хотелось поддерживать отношения. Фрэнк покупал им жилье, устраивал на работу их самих, мужей, сестер, даже пел на свадьбах подружек, чего вообще-то очень не любил.

И вдруг:

— Фрэнки, дружище, не пора ли тебе записать новые песни в современном стиле? — Директор студии звукозаписи любезно улыбался. Фрэнк сдержал тираду отборных ругательств.

— Что?! В каком это таком стиле? Мой стиль, стиль Фрэнка Синатры, приносящего огромные доходы твоей студии, устарел? Ты полный кретин, Сэмми, если решил ориентироваться на модные веяния. И вот что я думаю: а не пойти ли тебе куда подальше? — Фрэнк демонстративно разорвал контракт. И Соlumbia Records отказала ему в студийном времени.

Синатра и сам замечал, что в песенном жанре появились новые веяния. Томная романтика, в которой он так преуспел, начала уступать место грубоватому, насмешливому кантри. С первого места в хит-параде Мистер Голос слетел на пятое. Но амбициозности у него не убавилось. Напротив — он дрался изо всех сил, не желая отступать и соглашаться с очевидным. Враги и недоброжелатели, накопившиеся за годы триумфального взлета Синатры, получили возможность отвести душу. Этот наглец, грубиян, соблазнитель, вымогатель гонораров, этот неблагодарный тип, не умеющий ценить доброе отношение, получил свое. В 1949 году, после крупного скандала, он ушел с радио, а через полгода, когда начал качать права по условиям проведения концертов в Нью- Йорке, ему дали понять, что время капризов для Синатры прошло. Хлопнув дверью, Фрэнк отказался от столь важных для него выступлений. Потом возникли серьезные трения с МGМ, не предложившей Синатре желанную роль, а другие студии, так рвавшиеся заполучить его прежде, вдруг затаились. Здесь четко держали нос по ветру: успех приманивал успех, а за неудачей следовали неудачи. Вокруг Синатры вдруг образовался вакуум. Никто не обрывал телефоны, не рвался заключать договора. В тридцать четыре года Фрэнк стал человеком прошлого, о нем говорили в прошедшем времени, на нем поставили большую точку.

Неужели все закончилось?.. Доза виски увеличилась, количество девочек тоже. Но силы и желания были уже не те. Вот сейчас эта ведьма с колдовскими глазами зажгла его кровь, поманила. Опасная штучка. Измочалит и выбросит. Ох, не нужны ему эти рискованные игры. И он сказал себе «нет».

— Когда надумаете — свистните! — Фрэнк поднялся и откланялся.

Ава от удивления приоткрыла рот, но так и не нашла, что ответить. Только смотрела, как быстро уходил по аллее невысокий, гибкий мужчина, умеющий воспламенять чувства у прощающихся с жизнью дур. Завести и сбежать! Идиотская манера! Сбежать от самой Авы Гарднер — немыслимо!..

Фрэнк сбежал от искушения. До сего дня он поступал ровно наоборот: ощутив знакомый зов плоти, умело вел игру и шел до победы. Эта чертовка несла в себе опасность. Скорее добраться домой и «выплакаться» на теплом плече Нэнси. Она давно не манила его как женщина, все перегорело. Но иногда хотелось простого человеческого общения. А они, что ни говори, были старыми друзьями.

Фрэнк уже готов был нажать на газ, когда на дверцу его форда-кабриолета легла женская рука в массивном золотом браслете. Подвески покачивались, вызванивая ворожащую мелодию.

— Подвезете? — Голос губительной сирены, которому невозможно противостоять, сразил железобетонного Фрэнки. Что-то, видимо, творилось в эту ночь — какое-то странное безумие витало в воздухе, насыщало его. В губительном коктейле сочетались последнее отчаяние обреченного и страстная жажда жизни. Жизни новой, едва приоткрывшей дверь и поманившей: «Сюда, сюда, счастливчик!»

— К вашим услугам, миссис! — Он распахнул дверцу. — Куда изволите?

— К черту лысому! — Ава откинулась на мягком сиденье и закрыла глаза. — Мне, видите ли, все равно.

Фрэнк направился к своей вилле. Ехал молча, пытаясь понять, что происходит. Привычные условия игры тут не срабатывали. Они казались ему до отвращения фальшивыми, ненужными. С таким мощным притяжением, которое исходило от Авы, сталкиваться этому искушенному женолюбу еще не приходилось.

— Мой дом. — Фрэнк притормозил у ворот. — Холостяцкая резиденция. Можешь думать все что угодно, но ничего подобного никогда ни с одной женщиной у меня не было. Я одержим тобой. Мозги набекрень, в глазах темно.

— Разумеется, эти слова ты говорил каждой. Но представляешь, какая глупость — я верю! Я верю тебе, и это тоже со мной впервые. Потому что… потому что я сама только сейчас…

Они бросились друг к другу, как первая женщина и первый мужчина, едва открывшие тайну слияния и гармонию единства…

Когда они смогли разомкнуть объятия, Ава сказала:

— Я ухожу. Секса с первого взгляда у нас не выйдет. Слишком дешево и просто.

— Слишком просто… — повторил он, соглашаясь. — О, разумеется! С тобой ничего не может быть так просто. На пути к богине должны вырастать непреодолимые препятствия: огнедышащие драконы, полчища лучников, эскадрильи «мессеров», клубки ядовитых змей… Просто подняться в спальню, одним в южной ночи… Это дешево.