«Я номер первый! Я — Король! Ах, только б не свалиться с трона»

«Я номер первый! Я — Король! Ах, только б не свалиться с трона»

О, благодатный край! Все, абсолютно все цветет и пахнет: глицинии, бугенвилии, азалии, камелии и Бог знает что еще. Места голого нет, цветы лезут на заборы, крыши, оплетают стены! С утра до вечера радостное солнце и вместо желтой пыли — зеленый газон, сверкающий каплями росы. Дом одноэтажный, весь из белого штакетника, вроде непрочный, но тут у всех такие. Зато как удобно и чистенько! Ванна — это ж загляденье! Нэнси с малышкой целыми днями моется или гуляет в сквере, Мартин, надев наколенники, повадился бегать трусцой по аллеям, а Долли не прочь прошвырнуться по магазинам. Тут же все непросто — только и смотри по сторонам. «Добрый день, мисс Хепберн! Здравствуйте, мистер Гейбл! Ах, как мы вас любим… Это не ваша собачка, мистер Богарт? Сплошное очарование!»

Фрэнки не сдался на волю «имиджмэйкера». Прихватил себе сногсшибательные яркие рубашки с пальмами, галстуки сочных расцветок, легкие эффектные пиджаки. Как почти всех низкорослых мужчин с не очень выразительной внешностью, его обуревала тяга к замысловатой одежде. Но он был из тех, кому не требовалось повторять дважды — золото от медяка Фрэнки отличал всегда. И прекрасно умел обращать в достоинства собственные недостатки…

В 1941 году Синатра дебютировал на экране — в мюзикле «Ночи Лас-Вегаса», где спел свой шлягер «Я не буду больше улыбаться». В результате опроса, проведенного в этом же году журналом «Билл- боард», он был признан лучшим певцом, опередив Бинга Кросби, державшего этот титул с 1937 по 1940 год!

Однажды ему позвонил Санни:

— Старик, еле нарыл твой номер. Ни фига себе! Такой фурор! Ты обскакал самого Кросби! Банкет зажмешь?

— А ты приедешь?

— Ну, старина, это проблематично. У меня автосервис, дел полно. Аккордеон достаю по праздникам — мы тут небольшую оркеструху замутили, играем в дансинге. Наших давно не видел. Престо в армии — представляешь, как он там без шляпы? Наверное, под пилоткой ее носит. Красавчику два зуба выбили. Он женился на денежном мешке из Айдахо. Но ты! Ты-то как рванул! Ну прямо… высший пилотаж. — Санни засопел. — Я видел кино — это класс! Я в тебя всегда верил! Помнишь, ты хотел сбежать, а я тебя вернул? Там, на шоссе, ночью? Я весь в коровьем дерьме вывозился. Здорово было!

Они еще поговорили — существа с разных планет. Автозаправка и Голливуд — что общего? Воспоминания — хрупкий хлам. Пообещали непременно увидеться, собрать всю банду. И было ясно, что никто никуда не поедет и вожделенная вечеринка растворится в воздухе времени, как сигаретный дым…

«Шел Синатра по шоссе и сбежал от всех…» — бормоча, он вошел в душ и набрал номер девушки, которая всегда его ждала:

— Лора, сладкая моя бэби… Слушай, милая, кто журналюгам про нас слил? Ну не плачь. Ты совершенно ни при чем, бедняжка? Разболтала подружке случайно, а остальное она? Ладно, ладно, крошка, меня на мякине не проведешь — воробей стреляный. Так вот — я тебя больше не знаю. — Зажав трубку, из которой полились бурные рыдания, Фрэнк на цыпочках подошел к двери и заглянул в комнату Нэнси. — Привет, милая! Хорошо спала?

— Хорошо, — коротко ответила жена и отвернулась. Она дулась уже третий день, с того момента, как прочла эту проклятую статью. Фрэнк был изгнан из супружеской спальни и сослан в кабинет на диван.

Вернувшись к себе, он гневно крикнул в телефон:

— Все! Мисс Гудинг, если вы будете меня преследовать, я приму серьезные меры! — И хлопнул трубку на рычаги.

Идиотская история, надо быть осторожней… Жуткое место этот Голливуд, он прямо нашпигован голодными репортеришками. Выследили и засняли! Да еще возле мотеля: идут в обнимочку, птенчики… Тьфу!

Белокурую старлетку Элору Гудинг Фрэнк приметил сразу же по прибытии в Голливуд. Ресторан, танцульки, отельчик на берегу, туда-сюда… Он еще не успел осмотреться в этом вожделенном месте, а уже попал во все газеты: «Очаровательная Элора Гудинг заполучила самого желанного мужчину Америки!» Определение, конечно, весьма лестное, но оно не порадовало Нэнси.

Да и Элора, хотя и вправду прелесть, никого не заполучила. Фрэнки же, получше изучив обстановку в Голливуде, ахнул: поговорка «пустили козла в огород» — это про него! Здесь ведь даже продавщицы в магазинах все как на подбор — не хуже Ланы Тернер…

— Ай! Больно! — вопил «самый желанный мужчина Америки», пытаясь высвободить ухо из материнских пальцев. Одно доктор при родах покалечил, другое — родная мать… Нэнси тихо плакала в уголке. Слезы падали на газеты с проклятыми заголовками.

— Ты должен дать нам слово, что это не повторится! — выставила ультиматум Долли. — Иначе я немедля забираю Нэнси с малюткой и мы возвращаемся в Хобокен.

— Да… Да вот вам крест — никогда больше! — Фрэнки метался от жены к матери, божась и вымаливая прощения. Элору Гудинг он в самом деле бросил. Но сколько их еще, длинноногих секси, ждет своей очереди? Аппетит Фрэнка только разгорался, и садиться на «диету» он отнюдь не планировал.

За «Ночами Лас-Вегаса» последовала череда музыкальных фильмов, в которых Синатра играл ловких весельчаков, отлично танцующих, отбивающих степ, изящно флиртующих и острящих. Легкость — неуловимое сияние молодости. Немногим удается сохранить этот блеск на всю жизнь. Это как божественный дар: кто-то не замечает его, не знает, как им воспользоваться, а кто-то аккуратно творит из него свое призвание. Фрэнки был влюблен в свое дело. Лицо его светилось счастьем. То, что он делал, было прекрасно — это знал он сам, и это понимали зрители.

Он был чрезвычайно подвижен, музыкален и наполнен некой летучей субстанцией, слагавшейся из ощущения собственной силы, предвкушения перспектив и постоянной влюбленности в очередную красотку. Он весь светился интересом к собеседнику и, казалось, обожал весь мир.

Однажды вечером отец протянул ему письмо, полученное по почте. Оно начиналось с дружеского «Привет!» и было подписано президентом Америки. Президент сообщал, что Фрэнсис Альберт Синатра должен явиться для дачи присяги и несения службы в рядах армии Соединенных Штатов. Стандартная повестка. Приглашение не на парад, не на чаепитие в Белом доме, а на войну! Достала она уже всех! Европу разгромили, теперь подавай второй фронт — американцев к ружью!

— Эта чертова война никогда не кончится! — Лохматые брови Мартина свирепо ерошились. — Они уже гребут всех, кого попало. Даже знаменитого певца, между прочим, уже не мальчишку, вдобавок семейного и с врожденной травмой уха! Черт! Есть надежда, что ты будешь петь в каком-то полковом оркестре. Не пошлют же они тебя стрелять!

— Ты о чем, старик?! — Фрэнк побагровел. — Я не трус. По фигу мне эти сраные пули! Отсиживаться в окопе не стану. — Он поморщился, схватился за голову: — Но карьера! Стоит на месяц отлучиться — и найдется с десяток «заместителей». А контракты с бродвейскими театрами?.. Черт! Все коту под хвост!

— Зря ты так. Второго Синатры нет!

— Но я не хочу потом начинать все сначала!

После шумных семейных дебатов решено было

вновь обратиться к Вилли Моретти. На этот раз Вилли сказал, что пора бы им познакомиться с самим Багси, фамилию которого произносили шепотом. Отец и сын Синатры на следующий день вылетели в Нью-Йорк.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.