Демонстрация неповиновения

Демонстрация неповиновения

Начало нового учебного года совпало для Анри с выходом в свет первой его научной работы, опубликованной в «Анналах математики». Статья была посвящена узкому, частному вопросу, носила еще следы ученической несамостоятельности мысли и никак не сказалась на последующем математическом творчестве Пуанкаре. Тем не менее именно с нее начался отсчет лавины статей, заметок и книг, составивших многотомное научное наследство прославленного ученого.

В письмах домой Анри ничего не пишет о том, как он работает. Глагол «работать» у него попросту отсутствует. Создается впечатление, что он ни одного выходного дня не пожертвовал подготовке к письменной контрольной или к экзамену. Для этого ему вполне достаточно специально отведенных для занятий часов. К тому же он обладает способностью обдумывать лекции и решать задачи, прохаживаясь по коридору или прогуливаясь по людным улицам и бульварам. Пуанкаре работает на ходу, и это, пожалуй, самый продуктивный вид его мысленной работы. Он сообщает родителям, что изучает труды своего профессора Шарля Эрмита. Потом он с восторгом признается, что открыл для себя знаменитого Якоби, познакомившись с его идеями и методами.

Поглощенный внутренней умственной работой, Анри сторонится шумных, неистощимых на выдумки и предприимчивых однокурсников, предпочитая наедине спокойно насладиться утонченной мысленной игрой. Его нередко видят рассеянно прогуливающимся по коридору с неизменной связкой ключей, которую он крутит вокруг указательного пальца правой руки. Быть может, в такие минуты он кажется немного странным и слишком далеким от веселых и разгульных предприятий своих товарищей, но они ценят его доброту и отзывчивость, его готовность прийти на помощь. И не было еще случая, чтобы Пуанкаре не проявил солидарности с их интересами или остался в стороне от их общих начинаний, даже если они были сопряжены с какой-нибудь не совсем безобидной проделкой.

Однажды в среду, с утра, учащиеся второго курса передают из рук в руки неизвестно откуда взявшуюся прокламацию, призывающую их не писать работу по математике. Весь курс гудит, как потревоженный улей. Вопрос поставлен на голосование. Сто человек проголосовали в поддержку этого призыва, сорок один — против.

В полдень все собрались в большой аудитории и получили задание. Преподаватель, прохаживающийся между рядами, с удивлением всматривается в скучающие, безразличные лица. Никто даже не притронулся к чистым листам бумаги. «Почему вы не пишете? Вам что-нибудь непонятно?» По мере того как идет время, растет недоумение и тревога преподавателя. Два часа спустя всех старших по курсу, в том числе Пуанкаре, вызвали к полковнику.

— Почему вы не принимаетесь за письменную работу? — гремит грозный бас полковника.

— Но, мой полковник, мы считаем, что в задании слишком много неравенств, — осмеливается выступить Бонфуа после общего непродолжительного молчания.

— Вы считаете себя здесь хозяевами! Воображаете себя верховными судьями! Полагаете, что вы умнее ваших преподавателей! — взрывается полковник и, задыхаясь от возмущения, продолжает уже более тихим, но не менее угрожающим голосом: — Благодарю вас, господа. Я знаю, что вы виновны не больше, чем все остальные.

Через некоторое время капитан вывешивает распоряжение полковника: «Ввиду того, что генерал, директор школы, отсутствует и должен вернуться к 16.00 часам, курсу не расходиться и ждать его решения».

В четыре часа пополудни состоялось неприятное объяснение с Оссианом Бонне. «Это бунт плохих учеников против тружеников. Работа настолько легкая, что преподаватель сам ее уже сделал, — бушевал директор. — Это коммунизм». Но что-то нужно делать с вышедшим из-под контроля курсом, как-то нужно охладить дерзкие горячие головы политехников, по возможности не доводя дело до крайностей, до громкого скандала. И вот учащимся оглашается решение генерала: работу будут писать снова с 17 до 19 часов. Если к 19 часам работа не будет написана, то будут вызваны несколько человек, которых заставят в письменной форме изложить причины, помешавшие им выполнить задание, и эти объяснения будут отосланы министру.

Тотчас же все собрались в просторной бильярдной. Курс снова гудит и волнуется. Старшие взобрались на столы, разъясняя создавшееся положение. Дальнейшее упорство ставило под удар не всех, а только тех нескольких человек, которые должны будут ответить за эту демонстрацию неповиновения. Это существенно меняло дело. Среди невообразимого шума проголосовали внесенные предложения поднятием руки. Большинством голосов постановили: писать работу. Теперь все взоры обращены к Анри, который тут же составляет решения задач, а остальные переписывают выводимые им на доске формулы.

К пяти часам учащиеся мирно входят в аудиторию. Взволнованный преподаватель подозрительно вглядывается в невозмутимые, непроницаемые лица политехников. Чего еще ждать от них? Что такое собираются они выкинуть? Диктуя условия задач, он даже сбивается и путается от волнения. Наконец все затихли, склонившись над своими листами. Через сорок пять минут выходит и сдает работу первый учащийся, отнюдь не самый успевающий. Преподаватель крайне удивлен: неужели за такое короткое время он справился с двухчасовой работой? Ожидая какого-то подвоха, он хватает работу и быстро просматривает ее. Его удивление возрастает еще больше: задачи решены с использованием сложнейшего математического аппарата функций Якоби. Буквально через минуту выходит второй учащийся, и преподавателя ожидает новый сюрприз: этот тоже оказался страстным приверженцем метода Якоби. Вскоре посыпался град работ, преподаватель едва успевал их принимать, и во всех задачи были решены тем же самым способом.

К веселящейся толпе студентов, покинувших аудиторию, приближается выведенный из себя полковник, осознавший, как жестоко его провели. В гневе набрасывается он на учащихся, называя их прохвостами и лицемерами. В ответ кто-то из задних рядов мяукнул, кто-то проблеял по-козлиному, поднялась невообразимая кутерьма, гвалт, крики. Полковник грозным голосом приказывает всем вернуться в казармы, но не так-то просто совладать с разбушевавшейся ватагой политехников, вырвавшихся из жесткой узды каждодневного подчинения.

К счастью, этот инцидент не повлек за собой никаких неприятных последствий.

Вечно веселый, кипящий жизнью Париж таит в себе много соблазнов для молодых политехников, замкнутых в стенах своей школы, как в монастыре. Увольнительные слишком редки, и время в них летит так стремительно, что немудрено и опоздать к назначенному сроку. Тогда возвращение в школу превращается в рискованную операцию. Когда подвыпивший кучер домчит всю компанию по оживленным вечерним улицам до ближайшего к школе перекрестка, они тайком, только им одним ведомыми путями прокрадываются в казарму, минуя караулящих их зорких вахтеров.

«Одеон» — самый популярный в Латинском квартале театр. Каждая его новая программа вызывает наплыв буйной и привередливой студенческой публики. Но Анри предпочитает более серьезный репертуар Оперы, французского театра, Комической оперы, которые он посещает вместе со своими парижскими знакомыми — семейством Ринк или семейством Оллери. Памятным остался ему театральный разъезд в первый день нового, 1875 года. При выходе из здания Комической оперы, где он был с семьей Оллери, их ожидал сюрприз — январский мороз превратил асфальт бульваров в сплошной каток. Из-за сильнейшего гололеда не вышел на линию ни один омнибус, невозможно было поймать ни один фиакр. Пришлось идти пешком, держась за стены домов, цепляясь за ограды, тумбы, фонарные столбы и деревья. Веселые крики, смех, взвизгиванья дам разносились по всей улице. И в довершение всего незабываемая картина: на бульваре Сен-Мишель почтенный господин Оллери на четвереньках добирается от одного фонарного столба до другого. Даже много лет спустя они будут вспоминать этот забавный эпизод.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.