Удачная неудача
Удачная неудача
В Москве было решено подготовить для Клиффа новую «информацию». Собирались задокументировать беседу, скрытно записав ее на магнитофон. Опертехнику мне должны были передать сотрудники резидентуры в день встречи с Клиффом. Пока я не знал, когда и в каком городе это произойдет.
Весной семьдесят шестого года я направился в Швейцарию на промышленную выставку, которая ежегодно проводилась в Базеле. Но путь начинался с Берна, где необходимо было посетить торгпредство. Там я получил суточные на проживание в гостинице и пропитание и встретился с сотрудником резидентуры — мы должны были оговорить план совместных действий.
Молодой оперработник, чуть более года находившийся в стране, передал предложение резидентуры: он готов ехать со мной в Базель, там передать и затем принять опертехнику. Все это он предполагал сделать в один день, скрытно, тщательно проверившись. На вопрос, знает ли он Базель, коллега ответил, что бывал там в прошлом году на подобной выставке.
Согласно стратегической задумке, мне следовало избегать официальных контактов с советскими людьми, особенно из числа сотрудников резидентуры. Наши учреждения посещать только при крайней необходимости и под хорошо понятной спецслужбам противника легендой. А тут предлагалось иметь контакт с разведчиком, да еще дважды в день! Такая активность не может быть не замеченной и станет предметом пристального анализа спецслужбы.
В ответ сотрудник предложил провести скрытную передачу где-нибудь на стенде советской организации. Это еще опаснее.
Мы обсуждали различные варианты, а в фойе торгпредства меня ожидал швейцарский коммерсант, чтобы отвезти меня в Базель. Времени было в обрез.
Пришлось на ходу искать решение. Теперь предлагал уже я. Наверняка на выставке есть большой гараж. Да, имеется, подтвердил коллега. Многоэтажный с выходом на крышу и четыре улицы. Подняться на этажи можно на лифте или по лестнице.
Договорились, что я в назначенное время поднимусь на крышу гаража якобы посмотреть панораму города, оценю обстановку и выйду на площадку лестницы одного из этажей, к дверям лифта. Коллега поднимется на лифте и, выйдя на площадку, передаст мне технику. Затем он пройдет к автомашине, заранее оставленной на этом этаже. Оговорили и возврат опертехники в тот же день.
Одним из условий работы с опертехникой было минимальное пребывание ее вне пределов резидентуры. Поэтому мне пришлось подать условный сигнал о дне встречи: техника нужна во второй его половине. Коллега съездил в посольство и вместе с раздражением шефа все же привез его согласие на разработанный нами план.
Операция по использованию опертехники сорвалась в самом начале — не сработал фактор времени, передать ее мне не удалось. В какой-то степени я даже был рад этому. Конечно, я понимал, как важно задокументировать беседу, но в душе опасался провала всей операции «Турнир» именно из-за этого. Мне представлялось, что обнаружение работающей у меня спецтехники не могло быть слишком трудным для противника. И предчувствие меня не обмануло…
В Базеле весна запаздывала. То и дело шел снег, с гор дул ледяной ветер, и пешие прогулки, столь любимые мной, были не столь приятны. Но на выставку я все же ходил пешком. На это уходило минут двадцать. Дорога проходила по экзотическому средневековью — Базель, не испытавший нашествия чужих войск почти двести лет, содержал старину в отличном состоянии.
Была и другая «корысть» в пешем передвижении — почувствовать «наружку».
По приезде в Базель позвонил в Оттаву и передал телефонистке условный текст: «Переговоры по машинам для уборки снега могут быть продолжены в Швейцарии на промышленной выставке с 24 апреля по 2 мая. Дзюба». Фирма «Дангарвин» «специализировалась» на уборке снега, это было отображено на полученной от Клиффа визитке.
Конкретное место в стране не оговаривалось, но существовала договоренность, что в случае вызова Клиффа на выставку за рубежом меня можно будет найти возле советского павильона или стенда.
Я заглядывал каждый день с утра на стенд «Интуриста» и на третий после отправления условной телефонограммы день увидел Клиффа. Он стоял у входа в павильон, промерзший и явно больной. Не подавая вида, я перебросился парой слов со стендистами — милыми девушками из «Интуриста», прошел по территории выставки и, выйдя за ее пределы, направился в старый город. В одном месте над тротуаром был целиком крытый дощатый коридор — защитное устройство у строящегося здания. Клифф шел сзади шагах в десяти-пятнадцати, но из этого коридора мы с ним вышли вместе.
Клифф действительно простудился, но дело есть дело. На набережной между нами возник спор. Клифф просил подготовить ответы на задание, переданное мне в США, и сделать это в письменном виде. Я «возмутился»:
— Ничего не писал и писать не буду. Сообщить кое-что смогу. Много слов о безопасности, а требуете от меня письменное сообщение. Имея его на руках, вы быстро из меня сделаете «выжатый лимон» и выбросите. Я еще не уверен, есть ли счета в банках. Билл, вы должны еще помнить, что с моим письменным сообщением вам придется путешествовать через океан.
«Успокоившись», предложил продолжить беседу часа через два в ресторане «Базель». Это время мне было нужно, чтобы приготовиться к беседе, о характере которой я догадывался по некоторым репликам Клиффа.
Клифф опоздал минут на двадцать, чем помог мне опять показать «придирчивый характер». Выслушав «информацию», Клифф заметил, что это не совсем то, интерес к чему он проявляет:
— Этого недостаточно. Я принес вам очередной гонорар и новые вопросы. Я буду называть фамилии ваших товарищей по работе, а вы охарактеризуйте их. Особо прошу отметить увлечения, недостатки, пороки… А главное — принадлежность к русским спецслужбам.
Такой ход мы предвидели, и на прессинг Клиффа я ответил многословием. Наговорил ему столько, что он буквально увяз в моей «информации». Кое-какие данные, заготовленные в Москве, Клиффа заинтересовали. Он задал уточняющие вопросы.
Важно было выиграть время, протянуть разговор часа на полтора и завершить его под предлогом занятости. А она всегда соответствовала действительности — график работы в стране специально составлялся весьма плотным. И в этот день была назначена встреча с коммерсантом из Женевы, которого я, естественно, не мог заставить ждать. Встреча с коммерсантом была своеобразным «алиби» перед канадцами, если бы они проверяли мою искренность в отношениях с ними.
Клиффу я усиленно предлагал пить «перно» — анисовую водку, проверенное средство от простуды, пространно объяснял, как оно действует.
Клифф хотел передать мне деньги, но я, сославшись на совместное проживание с другими русскими, попросил его принести их на следующую встречу в гостинице «Три короны».
В день встречи, зайдя в гостиницу заранее, я узнал, что там в это время устраивает банкет Общество швейцарских часовщиков. Меня это устраивало: смена места затрудняла обстоятельную беседу, к которой Клифф, несомненно, тщательно готовился.
Рядом с гостиницей находился причал прогулочных пароходиков. Его красочная реклама предлагала совершить часовую прогулку по Рейну, на борту работал ресторан. Прогулка устраивала, ибо лимитировала время беседы.
На борту мы оказались одни, только на корме мерзла парочка. Место для беседы оказалось весьма неудобным — официант сидел совсем рядом, стояла тишина, нарушаемая стуком двигателя да вялыми фразами парочки на верхней палубе. Клифф задавал вопросы, я отвечал.
Нужна была зацепка, которая осложнила бы беседу, выбила бы Клиффа из колеи. И она была найдена. Клифф сказал, что приготовил за «информацию» пять тысяч долларов, но в швейцарской валюте. Я удивился — швейцарская хотя и наиболее надежная, но менее приемлемая в обиходе. Лучше иметь «всемирный вездеход» — американский доллар. Попросил Клиффа поменять швейцарские франки на доллары.
Клифф занервничал. И было отчего: когда пароходик причалит, до закрытия банков останется чуть более получаса. Успеет ли? Ведь рано утром завтра я должен выехать в Женеву…
Тут уж было не до беседы. С пристани Клифф стремглав бросился в ближайший банк. А потому, как быстро он вернулся, можно было предположить, что ему кто-то помогал. Минут через тридцать Клифф принес требуемую сумму.
Он заговорил о постоянных условиях связи, заметил: может случиться так, что он не сможет выйти на встречу, поэтому вместо него может прибыть господин Норман. Так, по крайней мере, он назовется. Норман предъявит фотографию Клиффа и личное удостоверение сотрудника КККП или службы другой страны. На мои возражения против участия в работе другой спецслужбы, кроме канадской, Клифф ответил, что этого требует безопасность. Убежденность в такой необходимости сквозила во всем его облике, и я согласился. Впрочем, подчеркнул Клифф, такая ситуация может случиться только в виде исключения.
О Нормане он сказал:
— С ним можете разговаривать открыто, как со мной. Главное — это компетентный и полномочный человек, опыт которого будет способствовать нашей общей работе.
Я, в свою очередь, обратил внимание Клиффа на то, что мои встречи с ним формально ничем не прикрыты. Я коммерсант, моя узкая специальность — пластмассы, поэтому и прикрытие сотрудника КККП, работающего со мной, должно быть близким к такой специальности, хотя бы формально.
Расстались на берегу Рейна. Всегда веселый и жизнерадостный, Клифф уходил со встречи хмурым и тусклым. Его плотная фигура, в тот день сутулая и понурая, медленно удалялась вдоль пустынной набережной…
На другой день после прибытия из Швейцарии я первым делом зашел к Михаилу Ивановичу, «своему» генералу, который живо интересовался ходом операции «Турнир», не вдаваясь в подробности.
В общих чертах я передал суть результатов визита, с огорчением сказал, что записать беседу с Клиффом не удалось — передача опертехники сорвалась. Михаил Иванович рассмеялся:
— Тут на тебя от бернского резидента пришла шифровкой «телега». Он не пожалел красок: ты и упрям, и заносчив, и недисциплинирован. Короче, «грех» со срывом записи беседы он с себя снял.
И пока я приходил в себя от услышанного, генерал, загадочно посмотрев на меня, передал часы. Модные, массивные, с металлическим браслетом.
— Обрати внимание на крохотную точку внизу циферблата. Действительно, там поблескивало какое-то отверстие.
— Ты был, возможно, на грани провала. Это первые образцы с приборами обнаружения работающих магнитофонов. Часы, а они настоящие, обнаруживают слабое магнитное поле от работающего микроэлектромотора на расстоянии одного метра…
Меня же бросило в жар, внутри все оборвалось — это был запоздалый страх. Вот и не верь после этого в предчувствия.
Михаил Иванович достал из шкафа бутылку коньяка, густота цвета которого говорила о его высоком качестве, наполнил две крохотные рюмки:
— Ну, поздравляю с удачной неудачей…
Даже бывая за рубежом, больше сигналов я Клиффу в этот год не подавал. Отсутствие связи с «московским агентом» должно было его и службу беспокоить.
Поэтому я не удивился, получив в конце года приглашение на прием, устроенный министром иностранных дел Канады «по случаю визита Канадской торговой делегации и Советско-канадской смешанной комиссии» в ресторане «Прага».
На приеме встретил нескольких канадских бизнесменов, которых довольно хорошо знал, и некоего Олейникова, канадского гражданина русского происхождения, выходца из Югославии. В разное время он работал профессором кафедры славянского языка в Макгилльском университете, переводчиком в «Интуристе», «Аэрофлоте» и ИКАО, регулярно подвизался на многих мероприятиях, где требовалось хорошее знание русского языка. Знал он его не просто отлично — был лингвистом по призванию и специализировался на славянской литературе.
Сложилось так, что ни канадцы, ни мы не считали Олейникова «своим». От такого положения он страдал, но зарабатывал весьма неплохо.
На приеме Олейников выступал в качестве референта-переводчика. Меня он явно сторонился и даже случайно не хотел оставаться наедине. Возможно, таковыми были инструкции КККП.
В январе семьдесят седьмого года в адрес отделения торгпредства в Монреале пришло письмо фирмы «Виркем оф Канада» за подписью брата Джеффри. Вслед за ссылкой на телефонный разговор, в письме говорилось о знакомстве со мной на «Экспо-67» и с 1969 по 1972 год в Монреале. Брат Джеффри сообщал, что собирается летом побывать в Москве, а потому просит указать ему, где можно найти его друга Максимова.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.