Сеньора Дотти
Сеньора Дотти
Хотя последние годы их семейный союз держался на плаву исключительно стараниями Одри, она, как и многие женщины, переживающие развод, винила в случившемся только себя. Ее самобичевание привело к одной из самых тяжелых депрессий в ее жизни — друзья даже опасались за ее здоровье, как физическое, так и душевное. Все, кто знал ее, в меру своих сил старались развлечь ее, заставить хоть ненадолго отвлечься от мрачных мыслей. В июне 1968 года нефтяной магнат Поль Вейер и его супруга графиня Олимпия Торлония пригласили ее в круиз по Средиземному морю. Среди приглашенных был тридцатилетний римский аристократ Андреа Дотти, талантливый врач-психиатр. Одри нашла в нем все, в чем нуждалась: он выслушивал ее, успокаивал, давал советы и восхищался. Как он признался Одри, впервые он увидел ее, когда ему было четырнадцать, в фильме «Римские каникулы», — и влюбился на всю жизнь. Она была очарована. «Он такой жизнерадостный и энергичный человек, — говорила она, — и совершенно очевидно, что, когда я поближе с ним познакомилась, я поняла, какой он думающий и глубоко чувствующий человек». Уже скоро между ним и Одри установились те особые отношения, которые возможны только между двумя по-настоящему близкими людьми: всего через пару месяцев Одри обнаружила, что не может прожить и дня без Андреа. Во многом их отношения напоминали начало романа с Мелом Феррером, который покорил Одри, полностью взяв на себя все заботы о ней, — и сейчас Андреа опекал ее с профессионализмом врача, заботливостью отца и нежностью влюбленного мужчины. К тому же он помог ей пережить самый тяжелый для нее момент — окончательный развод с Мелом, состоявшийся в Швейцарии 20 ноября 1968 года. На Рождество того же года Андреа сделал ей предложение и подарил роскошное кольцо с рубином, и Одри — не без колебаний — согласилась.
Андреа был на девять лет моложе ее, обладал страстным темпераментом, исповедовал католическую веру и вел весьма активную светскую жизнь — словом, заметно отличался от Одри, которая больше всего на свете ценила уединение, домашний очаг и спокойствие. Она пыталась предупредить его о том, какую ответственность он возлагает на себя, беря в жены кинозвезду, и с каким количеством проблем ему придется из-за этого столкнуться, но он не желал слушать. «Я сказала ему, что некоторых людей — женщин в основном — может привлечь к нему тот факт, что он женат на мне, а это не только не принесет ему никакой пользы, но может оказаться рискованным для его профессиональной репутации», — призналась Одри в беседе с подругой. Но Андреа лишь отмахивался — ради счастья стать мужем Одри Хепберн он был готов на все.
Они поженились 18 января 1968 года в мэрии Толошеназ-сюр-Морж в присутствии трех десятков гостей; поскольку невеста была разведена, венчание в храме исключалось. На Одри был костюм из розового джерси — подарок Живанши.
«Поначалу это был просто роман, — признавалась позднее Одри, — и, помня о разнице в возрасте — он ведь на девять лет моложе меня, — я никогда и не думала, что эти отношения могут стать чем-то большим. Но, конечно, они со временем стали таковыми. Однако я решила, что мой второй брак будет и последним, и потому отодвинула в сторону мою профессиональную карьеру ради того, чтобы сохранить его». Став сеньорой Дотти, Одри наконец смогла реализовать свою мечту — стать просто женой и матерью. Она даже планировала совсем уйти из кино, посвятив себя Шону, мужу и — как она надеялась — их общим детям. Супруги Дотти поселились в Риме — городе, который когда-то прославил Одри Хепберн, — и зажили простой жизнью респектабельных горожан: Одри варила мужу спагетти, гладила рубашки, с удовольствием сопровождала мужа в ночные клубы три раза в неделю и его семью в церковь по воскресеньям. Вместо нарядов от Живанши она покупала одежду в универмагах, а присылаемые ей киносценарии складывала в угол, даже не читая. «Я живу так, как должна жить женщина», — со счастливой улыбкой рассказывала она журналистам. Вскоре она забеременела и, помня о прошлых проблемах, провела почти всю беременность в полном покое, развлекаясь чтением и рисованием, сначала на загородной вилле семейства Дотти, а затем в любимом Толошеназе. Родившегося 8 февраля 1970 года сына назвали Лука. Одри была на седьмом небе от счастья.
Пока жена готовилась к родам, Андреа оставался в Риме, лишь изредка навещая супругу. Газетчики не спускали глаз с «мистера Хепберн», и им было о чем рассказать читателям: муж самой красивой женщины планеты нередко проводил время в обществе молоденьких девушек. Однако Одри предпочитала закрывать на все глаза — то ли была искренне уверена в том, что это лишь пустые сплетни, то ли сознательно берегла свое спокойствие. В немногочисленных интервью Одри с гордостью рассказывала журналистам, что собирается посвятить жизнь «своим мужчинам»: «У меня нет абсолютно никакого желания работать». Кто-то поинтересовался, понимает ли она, что пытается забросить талант, данный ей Богом. «Это был ложный шаг с его стороны, — ответила она. — Я никогда не верила в свой „Богом данный талант“. Я обожала свою работу и делала все, что было в моих силах. Но ничего больше».
Одри была счастлива, однако о ее муже этого нельзя было сказать. Он обожал сына, очень привязался к Шону, восхищался своей знаменитой женой, но ему, взявшему в жены кинозвезду, не нравилось, что он неожиданно оказался мужем простой домохозяйки. Кроме того, он предпочитал вести свободный образ жизни — с вечеринками, поездками на курорты и так далее. Поначалу Одри с удовольствием сопровождала его повсюду, и восхищенное внимание, с которым ее встречали, согревало душу Дотти, однако сначала беременность, а затем заботы о ребенке вынудили Одри оставаться дома, предоставляя Андреа развлекаться в одиночестве. Кроме того, из-за прокатившейся по Италии волны терроризма — семейству Дотти несколько раз угрожали, была реальная опасность похищения детей ради выкупа — Одри с сыновьями вынуждена была переехать из Рима обратно в Швейцарию. В отсутствие жены Дотти гулял все больше. А Одри в отсутствие мужа решила вернуться в кино.
Сначала она — словно пробуя, не потускнели ли ее талант и слава от долгого небрежения, — приняла участие в телевизионном фильме «Мир любви», где вместе с ней снимались Барбра Стрейзанд, Ричард Бартон, Гарри Белафонте и другие звезды первой величины. Проект был благотворительный — с его помощью планировалось собрать деньги для ЮНИСЕФ, организации помощи детям в рамках ООН. А затем она решилась на настоящее кино: ей предложили сценарий фильма «Смерть Робин Гуда», который, едва узнав о согласии Одри Хепберн сниматься, переименовали в «Робин и Мэриан» — исторический фильм о встрече постаревших влюбленных, разлученных временем и судьбой. Она долго не могла решиться подписать контракт — ведь она несколько лет не появлялась в кино, как она будет выглядеть на экране, как будут без нее дети? Ричард Лестер, режиссер проекта, лично приехал в Толошеназ, чтобы добиться от актрисы окончательного согласия. «Как только мы пообещали ей снять фильм в течение летних каникул, и поэтому она может взять детей с собой в Испанию, а также заверили ее, что мы закончим съемки к началу школьного учебного года, нам больше не потребовалось никакого давления. Но ее нужно было успокаивать, говоря, что на экране она будет выглядеть великолепно. И это потребовало некоторых усилий. Ведь она не снималась целых восемь лет. Кино за это время сильно изменилось».
Условия съемки были совсем не такими, к каким привыкла Одри — испанская жара лишала ее сил, а новые технологии съемки — сразу с нескольких камер, при естественном освещении, — хоть и ускоряли съемочный процесс, все же вызывали у нее тоску по прежним временам. «Конечно, это значило, что на нее уже более не обращают того внимания, к которому она привыкла, — вспоминал Лестер, — и некоторое ее напряжение из-за этого вполне объяснимо. Более того, по окончании съемочного дня мы не просматривали отснятый материал. Он редактировался в течение съемок. Одри к этому тоже не привыкла». К тому же Одри, самой элегантной женщине в мире, пришлось весь фильм провести в облачении монахини, сшитом из грубой и жесткой ткани. Но она с честью вынесла это испытание. «Я видел, как Одри набросила его на себя, — рассказывал режиссер, — подошла к зеркалу и с надеждой, что его можно хоть немного усовершенствовать благословенными ножницами Живанши, начала приподнимать, подворачивать его так и этак. Но в конце концов она смирилась с его непослушной формой. Одри всегда была молодцом».
Партнером Одри был Шон Коннери — блестящий актер, как раз в то время искавший способ перейти на возрастные роли. Он был младше Одри на год, но выглядел лет на десять старше, и к тому же относился к ней с отцовской заботливостью. Та нежность, что светится в глазах Робина и Мэриан, была совершенно искренней — взаимопонимание актеров на съемочной площадке было удивительно полным, что позволило превратить картину об «истории любви двух зрелых людей», как ее обозначила Одри в одном из интервью, в философскую историю о мудрости, ностальгии, страдании и прощении. Роль Мэриан стала одной из лучших в кинокарьере Одри. Критики с трепетом и восторгом восприняли ее возвращение в кинематограф, не сдерживаясь в проявлении чувств. The New York Times писала: «Перед нами разыгрывается история любви без какой-либо умной болтовни и комических эффектов, и в основном благодаря великолепному лицу мисс Хепберн, которого время лишь слегка коснулось, словно только для того, чтобы показать нам, каким испытанием стали для Мэриан последние двадцать лет». На премьере в Нью-Йорке у кинотеатра ее встретила огромная толпа — актрису буквально завалили ее любимыми белыми розами, и она в слезах приветствовала своих поклонников, которые верно ждали ее столько лет.
Зато следующие ее фильмы были признаны неудачными. Сначала совершенно пустой и бессмысленный триллер «Кровные узы», снятый Теренсом Янгом по роману Сидни Шелдона, где Одри, разменявшая пятый десяток, играет двадцатипятилетнюю наследницу фармацевтической компании, — как она сама говорила, ее убедил сняться в этом фильме гонорар в один миллион долларов, но даже он не в силах оправдать эту ошибку. Вместе с ней в картине снимались Омар Шариф, Роми Шнайдер и Бен Газзара, но даже это созвездие не смогло спасти фильм, названный критиками «отвратительным, банальным, начисто лишенным юмора, неряшливо сделанным… и настолько бессвязным, что за сюжетом практически невозможно следить».
А следующий фильм просто превратился в трагедию. Картина «Все они смеялись», которую снимал Питер Богданович, обещала стать блестящей комедией положений с детективным сюжетом, любовными историями и веселой путаницей. Богданович затеял ее специально, чтобы развлечь Одри, перед которой преклонялся. «Она не возлагала слишком больших надежд на будущее, — позже объяснял он, — но ей хотелось хоть от чего-нибудь получить удовольствие. Не менее, чем в работе, она нуждалась в утешении». Вместе с Одри снова снимался Бен Газзара, ярким глазам и страстному темпераменту которого вездесущие журналисты немедленно приписали некое особое влияние на Одри Хепберн: позже он любил рассказывать о романе, который разгорелся между ними на съемках, хотя друзья Хепберн склонны считать, что она была лишь слегка увлечена. «Возможно, она была очень близка к нему в ходе съемок того первого фильма, который они делали вместе, но не на этот раз», — объяснял позже Богданович.
Съемки пошли не так с первого же дня, и в итоге получилось совсем не то, что планировалось. «Тот фильм, который мы сделали, оказался совсем не тем, который мы начинали делать, — признавался Богданович. — Это был фильм скорее об актерах, занятых в нем, чем о персонажах». А потом случилась настоящая катастрофа: фильм еще не успели до конца смонтировать, когда стало известно, что одну из актрис, двадцатилетнюю Дороти Страттен, зверски убил ее муж за то, что Дороти ушла от него к Богдановичу (эта история затем легла в основу фильма Боба Фосса «Звезда „Плейбоя“. Девушка-80»). Это событие совершенно заслонило сам фильм. «Это превратило романтическую комедию в нечто сулящее неминуемую трагедию, — рассказывал Богданович. — Теперь единственное, о чем мог думать зритель, глядя на экран, была смерть Дороти».
Все это заставило Одри начать свою жизнь заново. Оглянувшись вокруг, она поняла, что дети выросли — Шон работал ассистентом режиссера в Голливуде, Лука изучал живопись и историю искусств, — а ее муж Андреа Дотти уже давно перестал быть для нее членом семьи. В конце концов Одри нашла в себе силы признать, что ее неудачи в кино волнуют ее больше неудач в семейной жизни, и подала на развод.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.