ПОИСКИ СТРАНЫ КАТАЙ

ПОИСКИ СТРАНЫ КАТАЙ

В 1496 году Адмирал не раз беседовал в Севилье со священником из андалузского селеньица Лос-Паласиос Андресом Бернальдесом. Бернальдеса чрезвычайно интересовали поиски страны Катай, которые два года назад предпринял его собеседник. В 1496 году таинственная Куба еще многим казалась азиатской страной, но Бернальдес в этом сильно сомневался, полагая, что «Адмирал не смог бы дойти до Катая, даже если он прошел еще 1200 лиг разными морями и землями».

Адмирал, однако, не испытывал на этот счет решительно никаких сомнений, и с его слов Бернальдес записал наиболее достопамятные события кубинского плавания[68].

Адмирал шел на «Нинье», два других корабля — «Сан-Хуан» и «Кадера» — были небольшими каравеллами, приспособленными для плавания в мелких прибрежных водах и вооруженными латинскими парусами. Экспедиция не была многолюдной, в ней насчитывалось не больше 45–50 человек. С Адмиралом отправился в плавание его личный толмач, гуанаханиец Диего Колон.

29 апреля Адмирал подошел к восточной оконечности Кубы, которую он еще в первом плавании назвал мысом Альфы и Омеги — мысом Начала и Конца. На современных картах он значится как мыс Майси. Решено было плыть вдоль южного берега Кубы. Миль пятьдесят Адмирал шел под гористым берегом, и головы моряков кружились от сладких ароматов тропического леса, легкий бриз доносил его дыхание до кораблей. 1 мая флотилия вошла в большой залив, Адмирал назвал его Пуэрто-Гранде, ныне же он известен как бухта Гуантанамо.

В бухте Гуантанамо состоялась первая встреча с индейцами, очень радушными и гостеприимными. Спутникам Адмирала хуже демьяновой ухи показалось любимое местное блюдо — жареная игуана. Посетив затем места, где ныне расположен город Сантьяго-де-Куба, Адмирал круто повернул на юг. Толмач Диего доведался, что неподалеку, в южной стороне, лежит большой остров Ямайка. 5 мая флотилия отдала якорь в бухте Санта-Глория (ныне бухта Сант-Аннс) на северном берегу Ямайки. Остров совершенно очаровал Адмирала, красотой своей он даже затмил очаровательную Эспаньолу, но здешние обитатели не отличались мирным нравом. В одном месте они дали понять пришельцам, что на свою землю их не пустят.

«Адмирал решил, что было бы неразумно оставить безнаказанной дерзость, проявленную индейцами, чтобы на подобное они в другой раз не отваживались. Он приказал снарядить в бой все три корабельные лодки, потому что каравеллы из-за мелей не могли добраться до того места, где находились индейцы. Чтобы ознакомить этих индейцев с кастильским оружием, наши люди на лодках подошли вплотную к берегу и выстрелили в них из арбалетов. И когда им хорошенько задали, их обуял страх. А люди наши высадились, продолжая стрельбу, и индейцы, видя, каким языком с ними говорят кастильцы, обратились в бегство; бежали мужчины и женщины безостановочно, и вслед им выпустили с корабля собаку, которая кусала их и причиняла большой урон, ибо против индейцев один пес стоит десяти человек» (24, 284).

Бернальдес беседовал с Колумбом в 1496 году, но свою «Историю Католических Королей» завершал лет на десять-двенадцать позже. К тому времени вся Кастилия говорила о жестоких расправах с индейцами, и всем было известно, что на Эспаньоле, Ямайке, Кубе, Малых Антильских и Багамских островах местных жителей травили собаками, Канарскими собаками, их специально для охоты за индейцами привозили в Новый Свет. Каждая такая собака и в самом деле заменяла десять загонщиков-убийц, а Лас Касас называет клички особо «отличившихся» псов, которые загрызли десятки индейцев. Но впервые собак использовали для травли людей соратники Адмирала в этой бухте, и глава экспедиции не считал зазорными такие действия…

Ямайка несколько разочаровала Адмирала, и он решил снова вернуться к Кубе и проследовать вдоль ее южного берега на запад, ведь именно в той стороне и должна была находиться страна Великого хана. Вскоре флотилия вышла к кубинскому побережью и 15 мая вступила в волшебный архипелаг. Десятки маленьких островов проплывали мимо кораблей, там и здесь к небу тянулись пышными кронами королевские пальмы.

Адмирал назвал этот прекрасный околокубинский архипелаг Садами Королевы. В 1940 году эти места посетил на легком кэче С. Э. Морисон, и он писал, что «проливы между островами были так запутаны и мелки, что нас не покидало чувство, что Колумб был великим судоводителем не только в океане, но и на мелководье» (22, 124).

Корабли миновали Сады Королевы и пошли дальше. Берегу не было конца. Горы исчезли, флотилия шла у низких берегов, порой между мелями извивались неширокие протоки, и через них приходилось проводить корабли долгим и трудным способом. Посылалась вперед лодка, с нее отдавался якорь, а затем к якорю с помощью ворота подтягивалось судно. Это был залив Батабано, Адмирал дошел до узкой западной оконечности Кубы, но и она тянулась на сотни миль. Непроходимые мангровые заросли окаймляли топкие берега, и эти мангры были так густы, что через них — это слова Адмирала — не смогла бы проскочить даже кошка. Миллионы воздушных корней пили соленую воду, запах гнили преследовал корабли. Странное это было море — воды его меняли цвет, то они становились белыми как молоко, то казались чернее чернил, и это наводило страх на моряков, ведь любое необъяснимое явление суеверным спутникам Колумба мнилось очередной проделкой сатаны. А дело объяснялось просто: быстрые течения выносили с отмелей в море то снежно-белый ил, то черный песок.

Наконец флотилия подошла к бухте Кортес, до нее от западной оконечности Кубы, мыса Сан-Антонио, оставалось миль шестьдесят. Берег здесь круто поворачивал на юг, и Адмирал вообразил, что он дошел до Золотого Херсонеса — Малаккского полуострова. Велико было искушение: продвинуться дальше к югу, обойти этот Херсонес и через проливы, описанные Птолемеем и Марко Поло, проследовать затем к берегам Индии, проплыть в Красное море, посуху перейти в Палестину и оттуда добраться до Испании. Но Адмирал подавил этот порыв души: корабли так часто приходилось протаскивать волоком через мели, что днища их прохудились, да и, кроме того, на исходе были запасы провианта. И Адмирал, пройдя вдоль берегов Кубы 330 лиг (около 1200 миль), счел за благо вернуться на Эспаньолу. До конца своих дней он так и не доведался, что от бухты Кортес до Малаккского полуострова было 10 тысяч миль!

Но, преодолев «херсонесское» искушение, Адмирал решил убедить мир, что земля Хуана (так он называл Кубу) не остров, а часть Азиатского материка.

В четверг, 12 июня 1494 года, была дана команда свистать всех наверх. Экипаж «Ниньи» выстроился на палубе, и нотариус флотилии дон Фернан Перес де Луна зачитал удивительный документ. То был акт, коим торжественно и формально заверялось, что земля Хуана никакой не остров, а материк и «начало Индий и их конец, так что, следуя этой землей, можно посуху дойти до Испании», и заключительный параграф акта был сформулирован так: «…а всякий, кто когда-либо осмелится утверждать противное тому, что здесь значится, да уплатит штраф в сумме десять тысяч мараведи, и да будет урезан у него язык, а если подобное скажет грумет [матрос второй статьи] или лицо равного положения, то получит он сто плетей и лишен будет языка» (42, V, 240–241).

Затем все моряки «Ниньи» под присягой подтвердили, что согласны с этим актом, и проставили свои подписи. А к концу дня собраны были подписи на двух других кораблях, и акт нотариус Фернан Перес де Луна вложил в шкатулку, которая запиралась на три ключа.

Очень многие биографы Адмирала с возмущением описывали события 12 июня 1494 года. Они обвиняли главу экспедиции в сознательном обмане — дескать, он отлично знал, что Куба — остров, но пошел на все, чтобы убедить королевскую чету, будто земля эта часть Азиатского материка. Бесспорно, эти авторы были бы правы, если речь шла о любом мореплавателе эпохи Кука, Крузенштерна и Беллинсгаузена. Но Адмирал жил, плавал и мыслил в XV веке. Вряд ли можно сомневаться в том, что он сам был непоколебимо убежден в своей правоте. Ведь недаром же вел он два года спустя горячие споры с Бернальдесом, доказывая ему, что вдоль берегов Кубы можно пройти в Красное море.

И мнение Адмирала совершенно искренне разделяли многие его спутники. Микеле Кунео, который участвовал в кубинском плавании, писал, что после того, как корабли вдоль кубинского берега прошли на юг и юго-запад 60 лиг, все, видя, куда следует этот берег, пришли к выводу, что перед ними материковая земля.

Акт… Присяга… Спору нет, торжественная сходка на палубе «Ниньи» вызывает недоумение у людей XX века. Но Адмирал недаром семь лет провел в скитаниях по канцеляриям кастильского королевства, он прекрасно изучил бюрократические нравы коронных ведомств, он знал, что в глазах их высочеств бумага, скрепленная подписями свидетелей, по всей форме заверенная нотариусом, стоит в сто раз дороже словесного сообщения или простого отчета о плавании к «азиатским» берегам.

Десять тысяч мараведи штрафа, урезанные языки, плети… Все это звучит дико для современного уха, но ведь заключительный параграф акта был вписан в этот документ в 1494 году. И к чести Адмирала надо отметить, что эти страшные кары остались лишь пустыми угрозами. Микеле Кунео привел один любопытный случай: аббат Лусена, любознательный «пассажир» экспедиции, открыто заявил, что, по его разумению, Куба не материк, а остров, и Адмирал не счел возможным лишить его языка. Лусене по возвращении в Изабеллу строго-настрого приказано было не покидать Эспаньолу. Он, таким образом, отделался неким подобием «подписки о невыезде».

13 июня Адмирал отправился в обратный путь, который оказался гораздо тяжелее пути, пройденного в западном направлении, моряков совершенно изводили встречные восточные пассаты. Приходилось держаться как можно ближе к берегу, но тут досаждали бесконечные мели. До Садов Королевы флотилия плелась 25 дней, затем Адмирал направился к Ямайке, обошел ее с юга, 19 августа миновал восточную оконечность этого острова — мыс Морант, и вдоль южного, еще не обследованного берега Эспаньолы проследовал к Изабелле, куда прибыл 29 сентября. Это было невероятно тяжелое плавание, корабли постоянно давали течь, приходилось днем и ночью откачивать воду, а сил у моряков не было, припасы иссякли, и в сутки люди получали фунт заплесневелых сухарей и пинту прокисшего вина.

И тем не менее Адмирал счел своим долгом сделать изрядный крюк и обойти южные берега Ямайки и Эспаньолы.

За лето 1494 года Адмирал совершил новые выдающиеся открытия. На картах мира прорезались южные берега Кубы, открыта была Ямайка, прояснились контуры Эспаньолы.

В последние дни плавания Адмирал тяжело заболел, пять месяцев, проведенных в постоянных трудах, основательно расшатали его здоровье. В Изабелле Адмирала вынесли на берег на руках, ходить он не мог.