3

3

По всему чувствовалось, что скоро грянет решающий бой.

Мы, разведчики, хорошо знали, что творится в стане врага. Егеря нервничали в ожидании нашего наступления. На север, в распоряжение 20-й Лапландской армии, прибыли специальные инженерные части. Они занялись усовершенствованием и без того мощной обороны. Газета лапландцев «Варт им Норден» требовала, чтобы командиры горных частей пресекали всякие слухи о русских разведчиках, которые якобы, когда им только вздумается, проникают через линию фронта. «Наши рубежи неприступны, — хвастала „Варт им Норден“. — Через наш фронт ничто живое не проскользнет!»

Враг еще искуснее и хитрее стал минировать участки побережья, где возможна высадка десанта, горные проходы, лощины и овраги. Теперь на подступах к своим опорным пунктам егеря стали применять ракеты сигнального действия. Стоит, допустим, разведчику неосторожным движением коснуться замаскированной проволоки — и полярная ночь озаряется множеством ракет, которые, даже упав на землю, чадят красным дымом. Саперы горных дивизий построили в гранитных скалах побережья зимние казематы. Опорные пункты представляли теперь многоярусную систему долговременных огневых точек, покрытых стальными колпаками и соединенных траншеями.

Но никакие укрепления не в силах были поднять боевой дух «героев Крита и Нарвика». Они с тревогой ждали приближения четвертой военной зимы, никак не предполагая, что здесь, в Заполярье, наступление начнется еще до морозов. Предупреждая о возможном зимнем наступлении советских войск и подбадривая своих егерей, командир одной из горных дивизий писал в своем приказе: «Русским мы предоставим возможность нахлынуть на наши укрепленные позиции… Когда противник истечет кровью после безуспешных атак на наши опорные пункты, мы уничтожим его контрударом…»

Лапландцы очень надеялись на свои опорные пункты, среди которых особенно выделялся мощный, оборудованный артиллерийскими установками опорный пункт на мысе Крестовом.

А мы в это время перебазировались на полуостров Рыбачий и уже облюбовали сопку, по своим контурам напоминавшую опорный пункт мыса Крестового.

Около двух недель мы по ночам «штурмовали» эту сопку, взаимодействуя тремя группами, которыми командовал я, лейтенанты Змеев и Гузненков. В условиях, максимально приближенных к боевой действительности, мы обучали разведчиков маскировке, наблюдению и оповещению. Тренировали людей в рукопашных схватках, в скалолазании, в хождении по азимуту. Все занятия проводили ночью, практикуя внезапные засады и проверяя каждого разведчика в дозоре.

Короткий день, если не считать отдыха, был занят партийно-политической и культурно-массовой работой, которая с приходом Гузненкова стала конкретной, действенной. В ленинской комнате часто проводились беседы. В назидание молодым ветераны рассказывали о минувших боях. К нам в гости на вечера-встречи боевого содружества приходили пехотинцы и артиллеристы, катерники и летчики. Здесь выступали наши плясуны, певцы, музыканты. Побывали у нас и шефы — делегация рабочих из Новосибирска.

Накануне открытого партийного собрания, где обсуждался вопрос «Честь отряда — моя честь!», пришел приказ: быть готовым к боевому походу. После небольшого доклада бывалые разведчики говорили о верности традициям, а молодые — о своем горячем стремлении быть достойными преемниками и продолжателями этих традиций. Я хорошо запомнил выступление Владимира Фатькина. Развернув полученное из дому письмо, Фатькин сказал:

— Мы присягали Родине выполнить свой воинский долг. Это наша святая клятва. Вот, послушайте, что мне мать пишет из Спасска, Рязанской области: «Дорогой Володя, передаю большой материнский привет твоим боевым товарищам, о которых ты много хорошего рассказал в своем письме. Я недавно получила от командования фотографию отличившихся в боях разведчиков. Очень рада была увидеть тебя на этой фотографии. Так ты, Володечка, в разведке служишь? А от матери утаил! Не скрою, сынок, очень волнуюсь за тебя, за твоих друзей. Все вы такие молодые, красивые, веселые! Сыночки мои! Пусть там, на далеком Севере, в тяжелую минуту не дрогнет ваше сердце и не ослабнет рука. И еще, дорогой…» Ну, тут уж дальше личное… Так как же мне, товарищи, — воскликнул Фатькин, — после такого письма не дорожить честью и боевой славой нашего отряда!..

Тарашнин сообщил, что матросы Смирнов и Рябчинский подали заявления с просьбой принять их в партию. Манин назвал фамилии молодых разведчиков, которым комсомольская организация дала рекомендацию для вступления в ряды партии.

Попросил слова никогда раньше не выступавший на собраниях Иван Лысенко. Он прошел своей валкой походкой к столу президиума, повернулся лицом к собранию и, должно быть с непривычки, смутился.

— Я беспартийный моряк, — сказал Лысенко. — Не то, чтобы робел вступить в партию — не из робких, но считал и считаю, что еще не подготовил себя для такого шага в жизни. Было время, когда наш командир и коммунисты отряда за меня поручились. И вот я нахожусь сейчас здесь, среди своих друзей — морских разведчиков. И за все это вам, товарищи коммунисты, большое спасибо. А насчет вашего доверия, то, может, еще будет такой час, когда подойду к нашим командирам, к товарищам Леонову и Гузненкову, и попрошу у них рекомендации в партию. И они мне не откажут.

Пришел вестовой из штаба. Меня вызывали к генерал-майору Дубовцеву.

Я знал, зачем меня вызывают. Недавно адмирал Головко поставил перед отрядом задачу, к выполнению которой мы все эти дни готовились. Адмирал предупредил меня, что отряд морских разведчиков в составе восьмидесяти человек и еще один отряд морских пехотинцев будут находиться в подчинении генерал-майора Дубовцева.

— Будьте готовы выступить сегодня ночью, — приказал мне генерал. — Надеюсь, что скоро встретимся вот здесь, — генерал показал на карте обведенный красным карандашом порт в тылу неприятеля — он находился совсем близко, в каких-нибудь десяти километрах от Печенги. — Встретимся, Леонов, если отряд выполнит задачу, — генерал показал карандашом на две линии, которыми были накрест перечерчены батареи егерей на мысе Крестовом. — Для наших десантных катеров эти батареи опаснее всех других. И они должны умолкнуть, чтобы не мешать морскому десанту достигнуть конечного пункта, — карандаш генерала своим острием опять нацелился на вражеский порт. — Вот где ключ от Печенги! К порту первым пойдет катер вашего друга Шабалина. Сколько раз он высаживал вас в тылу неприятеля и снимал с вражеских берегов? Теперь вы должны ему помочь. Коротко и ясно объясните разведчикам задачу. Скажите им, что об этом десанте знают в Москве. Вам ясна задача?

— Ясна, товарищ генерал!

— Желаю удачи.

* * *

Мы знали о разных операциях многих десантных отрядов советских войск. Захватывая вражеские базы, непрерывно разведывая глубокую оборону неприятеля, разрушая его коммуникации и уничтожая его живую силу, советские десантники с честью выполняли свою опасную и трудную работу. Нельзя при этом не отметить, что, когда армии Гитлера вели наступление, фланги наших сухопутных фронтов не подвергались ударам с моря. На Крайнем Севере, как известно, линия фронта почти не претерпела изменений.

К осени 1944 года наш отряд накопил богатый опыт боевых действий на побережье Баренцева моря. В отряде сохранился основной костяк разведчиков, который этот опыт создавал и непрерывно совершенствовал. Штаб флота знал о способностях отряда решать самые ответственные задачи. И в то же время все — от командующего до рядового разведчика — учитывали, что десант на мыс Крестовый по своей сложности и трудности во много раз превосходит все наши прежние рейды.

…Началась вторая неделя октября. Войска Карельского фронта в районе озера Чапр перешли в наступление на сильно укрепленные позиции неприятеля. Сокрушив вражескую оборону на горных перевалах Большого и Малого Кариквайвишь, форсировав Титовку и овладев Луостари, наши войска вышли на дорогу к Печенге — к морю. К этому времени уже высадились первые морские десанты на побережье Мотовского залива, и разгорелись бои на самом северном участке сухопутного фронта.

В ночь на десятое октября морская пехота начала штурм хребта Муста-Тунтури.

В ту же ночь мы были готовы к рейду в глубокий тыл врага — к мысу Крестовому, к воротам в порт Лиинхамари.

Лиинхамари — аванпост Печенги, его главная военная база. Здесь находятся большие склады неприятеля с вооружением и продовольствием. Сюда доставляют никель, чтобы увезти его в Германию. Отсюда начинаются шоссейные дороги в норвежский порт Киркенес и в центральный район Финляндии.

Порт Лиинхамари находится в глубине Девкиной заводи, на правом ее берегу. Чтобы проникнуть в заводь, надо сначала пройти часть Петсамского залива, Петсамо-вуоно, длиной в три-четыре мили, который катерники прозвали «коридором смерти» — он насквозь простреливается береговыми батареями с мысов залива.

Самый мощный опорный пункт, бастион егерей, охраняющий дальние подступы к Лиинхамари, находится на скалистом мысу Крестовый. Здесь, опоясанные дотами, ощетинились своими стволами две четырехорудийные батареи — 88-миллиметровая зенитная и противокатерная и 155-миллиметровая тяжелая.

Батареи на Крестовом решено атаковать с тыла. А для этого с места высадки нам надо пройти по тылам неприятеля большой, тридцатикилометровый, путь. Он лежит через топкие болота и тундру, через холмы и почти отвесные скалы. Нам приказано пройти этот путь, штурмом взять опорный пункт егерей на мысе Крестовом, захватить батареи и уничтожить вражеский гарнизон, если он откажется капитулировать.

Мы должны открыть дорогу к Лиинхамари десантным катерам, которые поведет наш друг — Герой Советского Союза Александр Шабалин.

* * *

…У генерал-майора Дубовцева я познакомился с командиром отряда морских пехотинцев капитаном Барченко, получил все указания, и когда вернулся в отряд, то застал еще в ленинской комнате многих разведчиков. Они не расходились с собрания, ожидая моего возвращения.

Все заранее подготовлено к походу, и сборы были недолгими. Спорили со старшиной, отказываясь от положенного запаса продуктов: «Две банки с консервами? Еще одна пачка галет? Нет, старшина! Лучше я вместо сгущенного молока возьму лишний диск к автомату, лишнюю гранату».

И вот, в куртках и болотных сапогах, а кто — в специальных комбинезонах, заправленных в шерстяные чулки, и в ботинках, покрыв головы непромокаемыми шлемами катерников, разведчики выстроились на причале. Провожать нас прибыл член Военного совета. Докладываю контр-адмиралу о готовности к посадке. Контр-адмирал медленно обходит строй разведчиков, старается в темноте разглядеть каждого и каждому жмет руку. Голос его в ночной тишине звучит торжественно:

— В добрый путь, морские разведчики! Когда окажетесь там, на том берегу, — он поворачивает голову к морю, — то услышите гул канонады. Началось, друзья! Идет великое наступление. А вы знаете, на какое дело идете… Военный совет надеется, что вы еще выше поднимете ратную славу североморцев. Попутного ветра вам, дорогие товарищи!

Началась посадка на катер, которым управляет снимавший нас с мыса Могильный Борис Лях.

Мимо командира катера шествуют хорошо знакомые ему разведчики: Баринов, Агафонов, Барышев, Бабиков.

— Ой. жарко будет егерям на Крестовом! — говорит мне Лях, потирая руки.

Катер отходит от пирса, и берег мгновенно исчезает во мраке осенней ночи.