Ужасы бедствий

Ужасы бедствий

Александр пошел этой дорогой, хорошо зная, как она трудна, только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов.

Квинт Эппий Флавий Арриан. Поход Александра

Чтобы спасти Птолемея, одного из последних своих друзей, Александр занялся лихорадочными поисками противоядия. Его все-таки нашли, и Птолемей остался жить. Но множество македонян не дождалось лекарства.

Страшная смерть македонян от неизвестного яда была лишь слабой местью за то, что Александр сделал в этой области Индии накануне. Во владениях царя Самба он перебил до 80 тысяч индов; много пленных было продано в рабство. Вождя индов, осмелившегося оказать македонянам сопротивление, Александр приказал распять на кресте.

Впрочем, не инды нанесли наибольший урон войску македонян, а легкомыслие или безумие Александра. Он сознательно выбрал самую трудную дорогу, лишенную всего необходимого: воды и каких-либо припасов. Для чего он это сделал? Ответ есть у Арриана:

Александр пошел этой дорогой, хорошо зная, как она трудна, только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов. И у нее, по рассказам местных жителей, уцелело только 20 человек из всего войска, а у Кира, сына Камбиза, только 7, не считая его самого. Эти рассказы и внушили Александру желание состязаться с Семирамидой и Киром.

От войска Александра осталось больше людей, чем от войска Кира, но какие мучения вынуждены были претерпеть македоняне из-за больного (не болезненного) честолюбия царя. Когда знакомишься с описанием перехода через пустыню, возникает непреодолимое чувство жалости к македонянам, хотя накануне они были палачами целых народов. Обида за них возникает потому, что сложили они головы не в честном бою, а исключительно из-за каприза царя. Курций Руф пишет:

Израсходовав свои запасы, македонцы начали терпеть нужду, а потом и голод и стали питаться корнями пальм, так как произрастают здесь только эти деревья. А когда и этой пищи стало не хватать, они закалывали вьючных животных, не жалели и лошадей, и когда не стало скота, чтобы возить поклажу, они предавали огню взятую у врага добычу, ради которой и дошли до крайних восточных стран.

За голодом последовали болезни: непривычный вкус нездоровой пищи, трудности пути и подавленное состояние духа содействовали их распространению, и нельзя было без урона в людях ни оставаться на месте, ни продвигаться вперед: в лагере их угнетал голод, в пути – еще больше болезни. Однако на дороге оставалось не так много трупов, как полуживых людей. Идти за всеми не могли даже легкобольные, так как движение отряда все ускорялось: людям казалось, что чем скорее они будут продвигаться вперед, тем ближе будут к своему спасению. Поэтому отстающие просили о помощи знакомых и незнакомых.

Но не было вьючного скота, чтобы их везти, а солдаты сами едва тащили свое оружие, и у них перед глазами стояли ужасы грозящих бедствий. Поэтому они даже не оглядывались на частые оклики своих людей: сострадание заглушалось чувством страха. Брошенные же призывали в свидетели богов и общие для них святыни и просили царя о помощи, но напрасно: уши всех оставались глухи. Тогда, ожесточаясь от отчаяния, они призывали на других судьбу, подобную своей, желали и им таких же жестоких товарищей и друзей.

Согласно Диодору Сицилийскому, перед пустыней Александр завел войско к народу «негостеприимному и звероподобному». Здешние индийцы питались мясом китов, которых выбрасывало море, и жили в хижинах, построенных из китовых ребер. Естественно, македоняне не только не нашли добычи, но и столкнулись с трудностями, которые будут увеличиваться с каждым днем пути.

Александр с трудом прошел через эту область, так как еды здесь не хватало, и вступил в пустыню, где вообще не было ничего, чем поддерживается жизнь. Многие погибли от голода; войско пало духом; Александр был во власти печали и заботы: страшное зрелище представляла собой смерть этих людей, которые превзошли всех своей воинской доблестью и теперь бесславно погибали в пустыне от голода и жажды.

Даже Арриан, который всегда с симпатией относится к Александру, на сей раз им недоволен. Древний автор сочувствует страдающим по его вине македонянам:

Жгучий зной и отсутствие воды погубили много людей и еще больше животных, которые падали, увязая в раскаленном песке; много умирало и от жажды. По дороге встречались целые холмы сыпучего песка, который нельзя было утоптать: в него проваливались, как в густую грязь или, вернее, как в рыхлый снег…

В гибели большого числа животных часто виноваты были сами солдаты. Когда у них не хватало хлеба, они, сойдясь вместе, резали лошадей и мулов, питались их мясом и говорили, что животные пали от жажды или от усталости…

А между тем трудно становилось везти больных и от усталости отставших: не хватало животных, а повозки солдаты сами изрубили в куски, потому что их невозможно было тащить по глубокому песку, и люди уже с первых дней были вынуждены идти не по самой короткой дороге, а выбирать наиболее легкую для животных. Но и тут были отстающие: больные, измученные или усталостью, или зноем, или жаждой, и не было никого, кто повел бы их дальше, никого, кто остался бы ухаживать за ними. Поход совершался с великой быстротой; в заботе о главной цели отдельными людьми по необходимости пренебрегали. Некоторых сон одолевал на дороге (переходы совершались главным образом ночью): проснувшись, они, если были в силах, шли по следам войска. Кое-кто и уцелел, но большинство погибло в песках, утонув в них, словно в море.

Александр наконец-то понял, что затеял слишком неудачный эксперимент, который принесет ему больше позора, чем славы.

Он мучился горем и стыдом, поскольку был причиной стольких страданий. Царь отправил скороходов в Парфию и ближайшие сатрапии. Наместникам было приказано как можно быстрее привести «к границам Кармании караван быстроногих верблюдов, приученных ходить под вьюками, с грузом хлеба и других припасов».

Казалось, боги издевались над Александром: долгое время они мучили воинов недостатком воды и вдруг дали ее в избытке. Произошло это на выходе из пустыни, дорога по которой была отмечена разбросанными разлагающимися телами македонских воинов.

О новой напасти рассказывает Арриан.

Однажды войско расположились на ночлег у мелководного горного ручья: вода и заставила их здесь остановиться. Ручей этот спускался с гор, над которыми пошел проливной дождь.

Около второй ночной стражи ручей переполнился водой от ливней – а солдаты и не подозревали, что ливни идут, – и настолько вышел из берегов, что погибло много женщин и детей, сопровождавших войско, пропало все царское снаряжение и утонули еще уцелевшие мулы. Много людей погибало и от того, что, измученные зноем и жаждой, они, встретив много воды, пили без меры.

Общее число потерь македонян во время Индийского похода называет Плутарх. Причем большинство воинов погибло отнюдь не в жарких битвах:

Сам Александр, двинувшись сушею через страну оритов, оказался в чрезвычайно тяжелом положении и потерял множество людей, так что ему не удалось привести из Индии даже четверти своего войска, а в начале похода у него было сто двадцать тысяч пехотинцев и пятнадцать тысяч всадников. Тяжелые болезни, скверная пища, нестерпимый зной и в особенности голод погубили многих в этой бесплодной стране, населенной нищими людьми, все имущество которых состояло из жалких овец, да и те были в ничтожном числе.

Едва ли можно разделить восторги Питера Грина, которые он выражает в начале своей книги об Александре: «Александр, бесспорно, был гением…» Уж если и награждать македонского царя этим существительным, то непременно следует добавить к нему «злым» – причем, злым гением и по отношению к индийцам, и персам, и к согдийцам, и к македонянам…

Александр, выбравшись из пустыни, предался привычным занятиям: он, по сообщению Диодора, «дал войску отдохнуть в течение семи дней и потом в торжественном шествии с войском в парадной одежде прошел, справляя праздник Дионису и упиваясь до опьянения во время пути».

Плутарх пишет:

Восьмерка коней медленно везла Александра, который беспрерывно, днем и ночью, пировал с ближайшими друзьями, восседая на своего рода сцене, утвержденной на высоком, отовсюду видном помосте. Затем следовало множество колесниц, защищенных от солнечных лучей пурпурными и пестрыми коврами или же зелеными, постоянно свежими ветвями, на этих колесницах сидели остальные друзья и полководцы, украшенные венками и весело пирующие. Нигде не было видно ни щитов, ни шлемов, ни копий; на всем пути воины чашами, кружками и кубками черпали вино из пифосов и кратеров и пили за здоровье друг друга, одни при этом продолжали идти вперед, а другие падали наземь. Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, звенели песни, слышались вакхические восклицания женщин. В течение всего этого беспорядочного перехода царило такое необузданное веселье, как будто сам Вакх присутствовал тут же и участвовал в этом радостном шествии.

А вот что рассказывает Курций Руф.

Семь дней подряд двигалось войско, предаваясь таким образом вакханалиям, – готовая добыча, если бы только у побежденных нашлось мужество выступить против пиршествующих. Клянусь богами, достаточно было бы тысячи трезвых мужей, чтобы захватить празднующих триумф воинов, семь дней упивавшихся и отягощенных обжорством. Но судьба, определяющая форму и цену всех вещей, и на этот раз обратила позор в славу. И современники, и потомство удивлялись тому, что хмельные солдаты прошли так по землям, еще недостаточно покоренным, а варвары принимали явное безрассудство за самоуверенность.

Живые радовались и предавались веселью, позабыв о тысячах мертвых, брошенных без погребения в песках. Поразительно, насколько при Александре девальвировалась цена жизни человека! Насколько деформировалось понятие о человеческих ценностях! Никто и не вспомнил, что во все времена величайшим позором считалось оставить без погребения солдата.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.