Глава 10. 29-я истребительная эскадрилья

Глава 10. 29-я истребительная эскадрилья

Был пасмурный дождливый ноябрьский день, когда Рант Рейнольде, которого я знал еще по Аппер Хейфорду, доставил меня на своем грохочущем стареньком «Энсоне» на тусклый аэродром Дигби. Здесь Линкольншир проявил себя во всей красе — плоская унылая равнина, тянущаяся до самого Уоша. Редкое дерево возникает на горизонте, и птичьего пения совсем не слышно. Зато и тогда, и теперь стаи каркающих ворон кружат над пустынной землей. Их постоянно гоняют темпераментные фермеры.

На аэродроме не было ни души. Самолеты укрыты маскировочными сетями, мокрый полосатый конус безжизненно болтался на одном из ангаров. Пока я стоял и разглядывал все это, Рант взлетел и умчался на солнечный юг. Я ощутил себя ужасно одиноким, со мной была только пара чемоданов, в которых умещались все мои скромные пожитки. На минуту я пожелал, чтобы я никогда не заикался о службе в истребительной эскадрилье, чтобы я снова оказался в своей учебной эскадрилье, где жизнь легка и приятна, и где у меня столько приятелей из бомбардировочных эскадрилий.

Я спросил у первого же встречного летчика, как пройти в штаб 29-й эскадрильи. Он был добрая душа, этот летчик, и вскоре мы стояли перед маленьким деревянным домиком с белой табличкой на двери. Табличка гласила «Командир и адъютант 29-й эскадрильи». А под ней было написано кратко и прямо: «Стучи и входи».

Я вошел. Прошло некоторое время, прежде чем я сумел кое-что разглядеть сквозь густые клубы табачного дыма. Я увидел низенького лейтенанта авиации, который шел ко мне сквозь туман. Сэм Франс был адъютантом эскадрильи. Ему было около 40 лет, и он летал во время прошлой войны, однако выглядел он много моложе. В его кабинете было очень уютно и тепло, и принял меня Сэм довольно дружелюбно. Для начала он достал свой портсигар.

«Добрый день, сэр. Вы — капитан авиации Гибсон, не так ли? Из штаба авиагруппы сообщили, что вы должны прибыть».

«Да. Как вы здесь? Ужасный день».

«Совершенно согласен. Я боюсь, что наш командир убыл в штаб группы и вернется только к вечернему чаю».

«Ладно. Как он?»

Любой прибывающий в новую часть первым делом задает этот вопрос.

«Восхитительный человек и хороший пилот. Он назначил вас временным командиром звена „А“, сэр».

Я был слегка озадачен, потому что он все время называл меня «сэр», и спросил, почему он это делает.

«Дело в том, что это истребительная эскадрилья, а вы командир бомбардировочного звена. А в бомбардировочной эскадрилье звеном командует майор»[6].

«Да, пожалуй. Сколько самолетов в каждом звене?»

«Обычно десять. Но сейчас нас перевооружают на „Бофайтеры“, поэтому в данный момент ни одно звено не имеет штатного состава. Три наших пары базируются в других местах. Двое находятся в Тэрнхилле, чтобы защищать Ливерпуль, двое — в Киртоне, чтобы прикрывать Гулль, двое — в Уитеринге, защищая Ковентри».

«А что делают остальные?»

«А остальные переучиваются на „Бо“».

«Это эскадрилья ночных истребителей или многоцелевая?» — спросил я.

«Да, и дневная, и ночная. Мы действуем в любую погоду. В том числе днем, когда не могут летать парни на „Спитфайрах“. Но в данный момент дела обстоят не лучшим образом. У нас не хватает самолетов, мы еще не научились толком работать с системами обнаружения и наведения истребителей, они постоянно отказывают. Но технические службы говорят, что эта аппаратура совершенно исправна».

Я не понимал, о чем он говорит. Тактика действий истребителей слишком отличалась от тактики бомбардировщиков. Я подумал, что лучше сменить тему разговора. О системе управления и наведения мы поговорим позднее.

Мы еще побеседовали некоторое время. Он рассказал мне, что эскадрилья действует с маленького аэродрома возле деревни Веллингор, который по каким-то причинам называют WC1. Столовая находилась прямо в деревне. Отвечавший за нее капрал был шеф-поваром одного из лондонских ресторанов, и еда была просто превосходной. Это особенно меня обрадовало, так как я начал подумывать о том, чтобы привезти сюда Еву, так как мы собирались пожениться. Но прежде чем адъютант успел сказать еще что-нибудь, появился Чарльз Уидддоуз. Он был командиром эскадрильи и выглядел таковым. Сначала он показался мне несколько напыщенным, но вскоре я узнал его получше и полюбил, как и все остальные. Он был кадровым офицером, из тех, кто посвящает службе всю свою жизнь. Он был очень рад видеть меня и сразу задал множество вопросов о действиях бомбардировщиков и попытался выяснить, что я думаю о действиях ночных истребителей. Так как я ни разу в жизни таковых не видел, то ничего не думал.

Затем они занялись бумагами, а меня отправили в столовую. Она размещалась в симпатичном старинном деревенском домике. Атмосфера внутри была какой-то особенно теплой и домашней, несомненно это объяснялось низкими потолками и огромными кряжами, горящими в камине. Такой домик просто идеально подходил для того, чтобы провести там сырой промозглый день. Но встретили меня не слишком тепло, если уж говорить правду, скорее прохладно. Когда мы вошли в комнату, там сидели кружком несколько парней в обычных для истребителей костюмах — летные сапоги, из которых торчат сложенные карты, свитера с глухим воротом, никаких галстуков и воротничков, разумеется, грязные рубашки с оборванными верхними пуговицами. Мне нравилась такая одежда. Она очень удобна и практична, особенно если приходится прыгать с парашютом в холодное ночное небо. Я чувствовал себя несколько неловко, как маленький лорд Фаунтлерой среди оборванцев. Когда Сэм закрыл дверь, повисло неловкое молчание. Затем он заговорил, обращаясь разом ко всем:

«Эй, это капитан Гибсон, новый командир звена „А“».

Снова молчание. Потом кто-то бросил свои бумаги и проворчал нечто не слишком одобрительное в мой адрес. Потом они снова уткнулись носами в кружки с пивом, и раздался демонстративный зевок.

Было совершенно ясно, что эти парни совсем не рады видеть меня, и я прекрасно понимал, почему. Я был парнем из бомберов. Потом кто-то поднялся и вышел из комнаты. Это был толстяк с черными усами, позднее я узнал, что его зовут Питер Келлс. Потом он вернулся, не говоря ни слова, забрал свою кружку и снова вышел, хлопнув дверью.

Ситуация была более чем неприятная, особенно потому, что я прибыл из эскадрильи, где отношения были просто дружескими. Я уже собрался просить командира перевести меня назад. Мы с Сэмом стояли возле камина, помалкивая, но тут к нам повернулся длинный тощий парень и весело улыбнулся.

«Меня зовут Грэхем-Литтл, и я только что пришел. Давай, выпьем».

Лед был сломан, и следующий час мы проболтали с ним. Его отец был депутатом парламента, но сын гораздо больше гордился тем, что тот был одним из лучших в стране врачей-дерматологов. «Ты понимаешь, полезно везде и всегда».

Оказалось, что эскадрилья состояла из нескольких новичков и горстки ветеранов, которые давно летали в ночном небе, но пока никого не сбили, и потому постоянно ворчали на сложности своей работы. Грэхем познакомил меня с несколькими новичками. Это были адвокат Кен Дэвиеон, только что выпорхнувший из школы юнец Виктор Ловелл и еще один высокий симпатичный парень, которого звали Робин Майлс. Я принял его за чайного плантатора из Бирмы. Они оказались нормальными парнями, и мы поужинали вместе. Сэм совершенно справедливо хвалил своего повара, стейки были просто чудесны.

После ужина Сэм предложил мне немного прогуляться, прихватив с собой одного из местных, и мы немного поговорили.

«Прежде всего, не думай, что эскадрилья настолько плоха лишь потому, что тебя дурно встретили. Проблема в том, что все парни чертовски устали. С начала войны они летают на самолетах „Бленхейм“, никого не сбили и вынуждены смотреть, как другие эскадрильи бьют в литавры. Затем не следует забывать о „войне“ между Уоддингтоном и нами, что тоже не улучшило отношения к вам. А кроме того, я подозреваю, что в данный момент они просто ненавидят всех бомберов вообще. Для них просто оскорбление, что ниоткуда выныривает некто и уводит звено „А“ из-под носа у хорошего парня Винни, которого понизили во временном звании. Это крайне возмутило ребят».

А затем я чуть не рассмеялся, когда он продолжил:

«Я немного старше вас, поэтому могу лишь посоветовать не принимать все это всерьез. Они скоро познакомятся с вами, и все уладится».

Мы с ним поговорили еще немного, а потом я пошел спать. Я долго вертелся, стараясь уснуть на новом месте, а в голову лезли всяческие мысли. Я ничего не знал о своей новой работе, и не было ничего хуже, как начать с фальшивой ноты. Наконец я уснул, думая о тех счастливых днях, когда я женюсь на Еве и мы будем жить вместе в маленьком уютном домике, но до этого было слишком далеко.

На следующий день я был предоставлен сам себе, однако этой ночью прилетели фрицы и высыпали прорву бомб на города Средней Англии. Поэтому Уиддоуз привел меня в центр управления полетами. Эти центры описаны многократно, поэтому я не стану тратить время и бумагу, делая это еще раз. Но все-таки следует сказать, что это комната с хорошей звукоизоляцией, посреди которой стоит большой стол с картой сектора. Вокруг сидят женщины из вспомогательной службы ВВС в наушниках. Они передвигают по карте маленькие флажки, обозначающие положение вражеских самолетов и наших истребителей. Некоторые из этих девушек очень красивы, и в Истребительном Командовании их зовут не иначе как «ангельским хором». Когда они передвигали флажки, я заметил, что к каждому прикреплена маленькая пластинка, показывающая высоту полета. Крошечная стрелка указывала направление полета.

На высоком табурете, чтобы видеть всю картину в целом, сидит дежурный офицер, который должен связываться с истребителями и направлять их на перехват приближающихся бомбардировщиков. Я ничем не мог помочь и просто следил, как маленькие зеленые флажки ползут к Шеффилду. Они были похожи на множество зеленых пиявок, смертельно ядовитых пиявок. И только наши красные истребители могли заслонить город от них. Это была совершенно новая, невиданная раньше война.

Однако, хотя дежурный и передал истребителям, что противник всего лишь в нескольких милях, никто ничего не видел, так как ночь была слишком темной. Требовались какие-то технические новшества, чтобы мы смогли, наконец, справиться с ночными бомбардировщиками.

В ту ночь дежурил майор герцог Ньюкасл, очень приятный человек. Он был симпатичным мужчиной, и я отметил, что девушки просто не сводят с него глаз. Герцог кратко ввел меня в курс происходящего.

«Сейчас вы можете слышать работу одного из пилотов: „Хэлло, Плохая Шляпа. Передача для пеленгатора“. Он быстро считает от одного до десяти и отключается. Пока он делает это, три пеленгаторные станции засекают его и передают пеленги сюда. Затем эти пеленги передают мне и девочкам работающим с планшетом. После этого они точно определяют место истребителя, и я сообщаю пилоту, где он находится. Это помогает в случае потери ориентировки взять правильный курс домой. Разумеется, вы можете видеть и подползающих пиявок. Хотя процедура определения места требует мало времени, задержка в пару минут неизбежна. А 4 мили в воздухе, да еще ночью — очень большое расстояние. Поэтому серьезных успехов у нас нет».

«Но, может быть, стоит направить туда несколько истребителей один за другим, и хоть кто-то увидит противника?» — спросил я.

«Нет. Я боюсь, что этот метод вообще не принесет успеха. Кроме того, существует опасность сбить своего же».

«А как прожектора?»

«Да, они делают, что могут. Но они ищут противника только по звуку моторов и обычно освещают собственные истребители, летящие сзади».

«Не слишком хорошо».

«Не слишком».

И я следил, как зеленая стая медленно собирается в клубок вокруг Шеффилда. Потом прошло несколько минут, и они начали рассеиваться, направляясь к берегу.

Я понял, что Люфтваффе проводит подобные налеты, практически не неся потерь.

Через несколько дней я начал приживаться на новом месте. Когда парни оправились от шока, вызванного мыслью, что пилот бомбардировщика будет командовать истребительным звеном, они оказались нормальными людьми. В моем звене оказался Дэйв Хэмфри, который любил дамское общество, и молодой Андерсон, который не любил женщин вообще. Тут же был коротышка Манн, который ворчал везде и всегда, и был общий любимец Бьюкенен, которого мы звали Джек. Грэхем-Литтл, который первым из летчиков заговорил со мной, большую часть свободного времени проводил, рыская по окрестностям с мелкокалиберной винтовкой в поисках зайцев.

Дни летели стремительно, так как я усердно учился, прежде всего работе с радиотелефоном. Стрельба была не слишком тяжелой проблемой, так как мы часто использовали курсовой пулемет «Хэмпдена». Хотя я не стал снайпером, стрелял я не так уж и плохо.

«Бофайтер» для того времени был новым самолетом. Он имел исключительно мощное вооружение из 4 пушек и 6 пулеметов «Браунинг», однако стрелки слишком часто замерзали и не могли ими пользоваться, так как у нас до сих лор не было обогрева кабин. Для своих размеров «Бо» был очень тяжелым, имел высокую нагрузку на крыло. Поэтому командир базы настаивал, чтобы пилоты совершили большое число дневных полетов, прежде чем пробовать свои силы ночью, особенно потому, что длина посадочной полосы с WC1 не превышала 1000 ярдов.

22 ноября стало для меня знаменательным днем. В моей летной книжке появилась запись, что я взлетел на «Бленхейме» из WC1 и приземлился на аэродроме в Кардиффе. Пассажиром со мной летел унтер-офицер Ловелл. В графе «цель полета» стояло одно слово, но какое! «Свадьба». Единственное, что я могу к этому добавить — благодарность лондонскому банку «Кокс и Кингз», который выдал мне по такому поводу лишние 5 фунтов.

Мы вернулись после первой брачной ночи и попытались снять домик где-нибудь по соседству. Это оказалось совершенно невозможно. Наконец мы остановились на самом большом пабе в деревне, который назывался «Лев и корона». Его главной достопримечательностью была ванна. Хотя жить вместе с молодой женой было исключительно приятно, я очень быстро начал жалеть, что притащил ее сюда. Когда я забегал на ленч, то видел ее сидящей в нашей спальне, единственной комнате, которая у нас была. Она жгла газ, чтобы согреться, и ждала меня. Она была очень одинока, так как ей не с кем было даже поговорить. Многим офицерским женам, которых хотели быть рядом с мужьями, пришлось испытать нечто подобное.

Приближалось Рождество, и я начал летать по ночам. В тот период лишь несколько летчиков во всей эскадрилье могли пилотировать «Бо» ночью, мне требовалось научиться как можно скорее. Хотя мы редко проводили в воздухе более 4 часов за ночь, спать в какой-то избушке на аэродроме, не снимая летного комбинезона, было крайне неприятно. После пары ночей, проведенных подобным образом, вода в ванне становилась просто черной.

Одну ночь я запомнил хорошо. Немцы бомбили Ковентри. Все запомнили эту ночь, так как это был первый из крупных налетов на провинциальный город. Я находился в воздухе и видел, как он горит. Единственным утешением было то, что я видел и горящий Киль, который пылал еще сильнее. Зениток было слишком мало, вообще практически не было. Однако 5-я бомбардировочная группа подняла в воздух около 50 «Хэмпденов», которые должны были кружить над городом на высоте около 500 футов и сбивать любой двухмоторный самолет, который они заметят. Так как в небе находилось около 200 немецких самолетов, можно было надеяться на удачу, однако не случилось ничего. Весь вечер я не видел ни «Хэмпденов», ни немцев, и это убедило меня, что ночное небо велико, просто чертовски велико.

В следующий раз мы взлетели, чтобы прикрыть Шеффилд, который тоже подвергся бомбардировке, однако нас направили к Манчестеру. В этот критический момент отказал радиотелефон. В эту ночь тучи держались на высоте 500 футов. Мы всю ночь проболтались над Англией, пытаясь найти посадочную полосу. Я уже отчаялся и был готов прыгать с парашютом, когда случайно увидел старенький «Энсон», который собирался садиться. Я тут же последовал за ним и приземлился на ту же полосу, что и он, только с другой стороны. Мы едва не столкнулись. Это было непередаваемое наслаждение — снова чувствовать под ногами матушку-землю.

Естественно, я вернулся на WC1 только утром. Никто даже не подумал сообщить Еве обо всех моих приключениях, и я нашел ее в слезах, так как она не знала, что со мной случилось. Я боюсь, что она уже мысленно попрощалась со мной.

Базы истребительной авиации прекрасно подходят для вечеринок, и летчики умеют организовывать их по высшему классу. На базе всегда найдется хотя бы один человек, который знаком с лондонским продюсером, способным «организовать» труппу. Однажды в нашей офицерской столовой пообещала появиться звезда стриптиза, которая собиралась продемонстрировать экзотические танцы. Разумеется, собрались абсолютно все. К несчастью, звезда простудилась, или еще что-то там, и не прибыла. Но нашлись энтузиасты, которые сумели отлично восполнить эту потерю. Мы отправились в путешествие на трех автомобилях. Уже начал падать снег, который шел весь вечер. Однако снегопад был не слишком сильным, и мы не обратили на него внимания. Зато когда в 3 часа ночи мы собрались домой, головной автомобиль, свернув на проселок, сразу начал буксовать в снегу, который становился все глубже и глубже. А затем начались неприятности. Внезапно наши колеса потеряли опору, и мы обнаружили, что просто не можем двигаться дальше. Сначала мы попытались дать задний ход, но это было бесполезно, и мы увязли. Два других автомобиля постигла та же участь, судя по красивым выражениям, которые до нас долетали. Ночь была чертовски темной, и до ближайшего жилища еще оставалось не меньше трех миль. Ева и еще одна девушка были в легких вечерних платьях, поэтому мы с Дэйвом Хамфри галантно пожертвовали им свои кителя. Перспектива торчать в сугробе всю ночь никого не радовала, поэтому следовало на что-то решиться. Мы должны были «дойти или умереть». Поход занял два часа, и я больше никогда не хочу видеть льдинки под носом у своей жены.

В другой раз мы отправились в Линкольн на моем новом автомобиле, и разумеется, он сломался на обратном пути, когда до дома еще оставалось около 6 миль. Нам пришлось провести в автомобиле всю ночь, и я замерз как никогда в жизни, если только не считать нескольких полетов на «Бофайтере». Когда рассвело, появился фургон мясника, и мы добрались до нашего паба, держась за крюки, на которых болтались коровьи туши. Но внутри фургона были настоящие тропики по сравнению с тем, что мы пережили несколько часов назад.

Все это время Лондон каждую ночь подвергался налетам Люфтваффе. У нас не хватало зениток, чтобы их отбивать, и гражданское население воспринимало все это очень нервно. Я вспоминаю случай, когда мне привелось оказаться в Лондоне как раз во время вражеского налета. Поезд, на котором я приехал, опоздал на 3 часа, и было около 2 ночи, когда я оказался в привокзальном отеле. Они могли предложить лишь комнаты по 6 шиллингов за сутки, что было для меня слишком дорого. Тогда я решил спуститься в одно из бомбоубежищ в метро. Я шел мимо тесно сгрудившихся людей, которые прижимались друг к другу. Я знал, что толпа всегда ведет себя немного агрессивно. Внезапно одна из женщин взвизгнула:

«А почему ты здесь, а не наверху, чтобы сражаться с ними?»

Я круто повернулся и выбежал по лестнице наверх, не желая быть разорванным на кусочки.

Это было печальное путешествие по Лондону под аккомпанемент падающих бомб. Я ничего не мог с собой поделать. Не помогали даже мысли, насколько лучше было бы сейчас оказаться в теплой кабине самолета и считать время до окончания патрулирования. Да, Лондон сносил все это безропотно, но в глубине души я надеялся, что не всегда фрицы будут безнаказанно бомбить его. Что-то обязательно должно было произойти.

Тем временем выяснилось, что «Бофайтер» ведет себя не слишком хорошо. Хотя лично у меня проблем с этим самолетом не возникало, другие пилоты постоянно жаловались на его норов. Дон Паркер, один из моих друзей и тоже бывший пилот бомбардировщика, даже был вынужден прыгать с парашютом, когда вспыхнул один из моторов его самолета. В другой раз сам командир эскадрильи летел над Нортгемптоном на высоте 8000 футов, когда забарахлил мотор. Летчик немедленно выключил его, но тут отказал и второй мотор. После судорожного дерганья различных рукояток экипажу самолета пришлось прыгать. Наблюдатель, сидевший в задней кабине, оказался немного неповоротливым и застрял в заднем люке. Когда Уиддоуз огляделся, чтобы убедиться, что все в порядке, он с изумлением увидел наблюдателя, который лежал на полу и дергался, пытаясь высвободить ногу. За это время самолет уже потерял 5000 футов высоты. И тогда старина Чарльз показал свой класс. Он прыгнул обратно на пилотское сиденье и сумел выполнить образцовую посадку, хотя у него даже не оказалось времени поставить ноги на педали. При этом «Бофайтер» проскочил буквально впритирку к проводам высокого напряжения. Своими быстрыми действиями он не только спас жизнь незадачливому наблюдателю, но и сохранил относительно целый «Бофайтер», чтобы эксперты могли заняться разгадкой непонятных капризов мотора, которые едва не привели к очередной катастрофе.

Несмотря на то, что нам все-таки удалось укротить капризный самолет, остальные эскадрильи смотрели на «Бо», как на средство самоубийства. Одна из эскадрилий, базировавшихся на севере Англии, чуть не переступила грань бунта, отказавшись летать на этом самолете. Летчики заявили, что он теряет скорость на виражах и становится практически неуправляемым. Эти парни сидели на аэродроме и горячо обсуждали последние происшествия — в этот день стоял густой туман, и полеты были отменены. Внезапно прямо у них над головами просвистел «Бо», держась на высоте всего 100 футов. Он выполнил крутой вираж, выпустил колеса и закрылки и совершил образцовую посадку. Естественно, это привлекло всеобщее внимание. Бедняги сначала решили, что к ним прибыл один из элитных летчиков-испытателей, который должен учить недотеп. Затем самолет подрулил к центру управления полетами, и все столпились вокруг, чтобы встретить Важную Персону. Однако как у них вытянулись лица, когда из нижнего люка «Бо» выпрыгнула хрупкая фигурка в белом летном комбинезоне. Она сдернула шлем, и по плечам рассыпалась грива пышных светлых волос. Оказалось, что к ним прилетела одна из девушек, служивших в транспортной авиации. Как рассказывают, больше эта эскадрилья не испытывала проблем с «Бофайтерами».

Время шло. Нам приходилось ждать, пока наши ученые завершат испытания новых систем оружия. Они вскоре должны были поступить на вооружение, в этом никто не сомневался, но пока еще эти системы были далеки от совершенства. А они должны были работать безотказно, если мы собирались сбивать ночные бомбардировщики фрицев.

Сами летчики выдвигали множество фантастических идей. Однажды в мой кабинет пришел Дон и выложил одну такую.

«Я знаю одного парня, у которого есть идея, как справиться с ночными налетами. Он предлагает расставить по всей Англии автомобильные прожектора, чтобы ослепить вражеских бомбардиров».

«Дурацкая идея. Во сколько все это обойдется?»

«Ну, он утверждает, что достаточно дешево».

«Хорошо, а как быть с радиолучами? Фрицы давно не прицеливаются „на глазок“. Я думаю, они полагаются на радио. Только поэтому они могут всадить бомбу в автомобиль, держась выше туч»[7].

«Да, пожалуй. Сейчас и я понимаю, что это глупо, — согласился Дон. — С этими стариками проблема в том, что они понятия не имеют о современной науке».

Тут вмешался Джек Бьюкенен:

«Есть еще один тип, который верит в осветительные ракеты. Он хочет, чтобы мы летали кругами на Фэйри „Бэттлах“ и развешивали люстры, как свечи в соборе».

«Разумеется, если у нас хватит ракет».

«Да, пожалуй, их не хватит».

Обсуждение этих предложений могло длиться часами, но каждый раз мы возвращались туда же, откуда начали. За ночным бомбардировщиком должен охотиться ночной истребитель. Однако нам еще предстоял очень долгий путь.

Тем временем итальянцы неожиданно для себя обнаружили, что война — не такая уж веселая штука. В Греции их отбросили назад по всему фронту. Маленькие отважные греки даже захватили город Аргирокастро[8]. В Ливии войска генерала Уэйвелла начали контрнаступление, которое развивалось очень успешно. Сиди-Баррани и форт Капуццо были захвачены через несколько дней, итальянцы охотно сдавались в плен тысячами. В результате Муссолини попал в сложное положение. Даже внутренняя политика начала давать сбои, и он отправил в отставку маршала Бадольо.

Каждую ночь, если только погода была относительно неплохой, появлялись фрицы. Они пытались уничтожить Британию, город за городом. Мы еженощно поднимались в воздух, до боли напрягали глаза, вглядываясь в темноту за лобовым стеклом кабины — и ничего не видели. Хотя однажды мне все-таки повезло. Мы подумали, что это «Бленхейм». Так как Робин Майлс тоже находился в воздухе, мы решили его хорошенько пугнуть. Я подкрался снизу и включил полетные огни. И тут же я начал давить кнопку спуска, забыв о предохранителе, но было уже слишком поздно. В луче моего прожектора отчетливо мелькнул характерный силуэт Ju-88 и Железный Крест на фюзеляже. А затем немец пропал, прежде чем я успел сделать хотя бы выстрел. Немецкий пилот бросил самолет в крутое пике. Я молился, чтобы он из этого пике не сумел выйти, однако мои молитвы не были услышаны.

Ближе к концу года я все-таки получил шанс сбить свой первый вражеский самолет. Это был один из самолетов-осветителей, круживший над Гуллем. Я отчетливо видел его, так как из открытого бомболюка одна за другой вылетали осветительные ракеты. Я так волновался, что не сумел хорошо прицелиться и промазал. Тогда он поспешно сбросил остатки своего груза в Хамбер и скрылся, и я приземлился, очень довольный сам собой. Было ясно, что я плохой стрелок, но, по крайней мере, начало было положено.