Введение

Введение

В отличие от многих иных стран и народов, у России существует документально фиксированная дата возникновения государственного строя — 862 год от Рождества Христова. Именно тогда, согласно летописному повествованию, князь Рюрик был приглашен править в Новгороде[1]. Затем последовали века борьбы, битв, созидания, свершений, побед, потерь и обретений, превративших Русское государство в XVI веке в крупнейшее геополитическое образование. А через век, уже в середине XVII века, Россия начала играть «сольные партии» на европейской политической арене. В последующие три столетия ни один сколько-нибудь значимый и долговременный вопрос международного характера не мог быть разрешен помимо России.

XVII век — одна из переломных эпох Русской истории. Началась она со страшных разорений, названных «Смутой», когда в результате внутренних нестроений, междоусобий и внешней интервенции Русское государство было фактически разрушено, а людские потери оказались неисчислимыми. Характерный трагический показатель демографического коллапса: в середине XVII века численность населения России составляла приблизительно (точных данных не существует) 11 миллионов человек, примерно же столько, сколько имелось в наличие в год смерти Первого Царя Иоанна Грозного в 1584 году. А ведь прошло семьдесят лет!

В 1613 году, волей всей Русской земли — Земским Собором — была призвана на Царство новая Династия — Романовы[2]. Начался долгий и трудный процесс национально-государственного возрождения и нового русского исторического самоявления. Закончился тот век утверждением у кормила единоличного правления в 1696 году Царя Петра Алексеевича (1672–1725), получившего в истории прозвание Петра Великого.

В центре же того судьбоносного века находится фигура Царя Алексея Михайловича — отца Петра Первого, родившегося 9 марта 1629 года, вступившего на Престол Государства Российского в июле 1645 года и преставившегося в ночь с 29 на 30 января 1676 года. Он получил еще при жизни в народе прозвание «Тишайший», что очень точно отражало нравственно-психологический портрет второго Царя из Династии Романовых. Он был порфиророжденным, т. е. происходившим от отца, носившего Царский венец.

Период его правления — 31 год — не явился временем безмятежного покоя ни для страны, ни для правителя. Изнурительная война с Польшей («Речью Посполитой») в 1654–1667 годах и Швецией в 1656–1658 годах, народные мятежи — Соляной бунт 1648 года, Медный бунт 1662 года, как и антиправительственное движение под руководством донского казана Степана Разина в 1670–1671 годах — стали испытанием на прочность и государственного устроения, и компетентности власти.

С эпохой Алексея Михайловича неразрывно связано и еще одно потрясение русского национально-государственного бытия, имя которому — Раскол. Начавшись по частному поводу, касавшемуся обрядовой стороны церковного священнодействия, постепенно расширяясь, противостояние между «нововерами» и «староверами» начало приобретать характер непреодолимого и тотального противостояния. Хотя численность «староверов» в общей массе населения была невелика (около ста тысяч), но их фанатическая приверженность своим обрядовым церковным принципам была столь нерушима и неколебима, что возникала угроза духовной основе Русского государства — Православию.

Фактического же «раскола» Церкви тогда не произошло, хотя умозаключения противоположного свойства часто встречаются на страницах исторических сочинений. Однако потенциальная и вполне серьезная угроза подобного развития событий существовала. По существу своему, точнее все-таки говорить не о «расколе», а об «отколе» части православного социума от единого национально-церковного организма, поставившего некое «умозрение» выше и значимее соборно-церковного волеизъявления.

Сама по себе страстность противостояния между приверженцами хрестоматийных соборных принципов церковного устроения — базовый элемент Церкви Христовой — и несогласными из рядов «староверов» свидетельствовала о полноте глубине и всеохватности религиозных чувств и помышлений, владевших русским людьми в ту сложную и яркую эпоху.

Как констатировал выдающийся историк С. Ф. Платонов (1860–1933), «государство, на долю которого приходилось столько труда, не падало, а росло и крепло, и в 1676 году (год смерти Алексея Михайловича. — А. Б.) оно было совсем иным, чем в 1645 году (год воцарения. — А. Б.); оно стало гораздо крепче как в отношении политического строя, так и в отношении благосостояния»[3].

Невзирая на сложности и противоречия, время Царя Алексея Михайловича — период русского творческого подъема и в делах государствоустроительных, и во всех прочих областях национально-духовного созидания. Именно тогда во всей неповторимой самобытной красе явилось миру Русское Царство, обетованный христианами Третий Рим — прямой духовный преемник Рима Второго, т. е. Константинополя, погибшего в 1453 году. С того времени христопреданные души по всей земле мечтали и желали узреть наяву подлинное государственно-христианское воплощение. Теперь же, в середине XVII века, подобное давнее чаяние становилось фактом исторической действительности.

Во главе правления в огромной стране находился человек не только лично абсолютно благочестивый, но и стремившийся сделать Завет Спасителя установочным духовным инструментом жизни государства и внутри и во вне его. Это явилось мироявлением особой имперской формы, которую до падения Константинополя (Царь-града) олицетворяла «Империя ромеев», которую в XIX веке ненавистники Православия прозвали «Византией». Здесь необходимо сделать некоторые сущностные пояснения, чтобы была понятна исходная определительная система Христоцентричного мировосприятия.

Империя — всегда и везде — мировое, глобальное устремление. Это обязательно — вселенская миссия. Если не существует подобного смыслового порыва, выражавшего и объективно и субъективно, то нет и «империи», вне зависимости от размера государства и времени его существования.

По онтологическому признаку можно установить две исходные, основополагающие имперские модели, базирующиеся на двух первичных разноименных смысловых импульсах: трансляция власти («translatio imperia») — Первый Рим и трансляция Веры («translatio confessionis») — Второй, или Новый Рим[4].

В классическом варианте Перворимскую модель олицетворяла Империя цезарей, языческий Рим, «хозяин подлунного мира», транслировавший миру свое правовое и организационное мироустроительное превосходство[5]. Римский меч, правовая организация и эллинистическая образованность являлись отличительными знаками этого «Pax Romana». Феномен возвышения и утверждения мирового господства Рима всегда объяснялся «прекрасной военно-социальной организацией» римлян.

Второй же, или Новый Рим — «Держава ромеев» («Империя римлян»), символизировал и выражал качественно иное имперское воплощение. По точному выражению исследователя, «как есть Ветхий Завет и Новый Завет, есть и Ветхий Рим и Новый Рим, и «новина» Нового Рима заключается вовсе не в его эллинизме, а в том, что этот Рим — христианский. Идеал Нового Рима фактически был продолжением идеи Нового Израиля; если Новый Израиль — это Церковь Христова, то Новый Рим — это империя самой Церкви». Так произошел великий синтез библейской и античной культуры[6].

«Империя ромеев» (римлян), как и Российская Империя, по внешним характеристикам являла в некоторые исторические периоды признаки и той, и другой имперской модели, однако духовная составляющая неизменно оставалась доминантной и в первом, и во втором случаях.

Константинополь до самого своего падения являлся мировым земным фокусом Православия не только потому, что здесь находился Константинопольский Вселенский Патриарх, но в первую очередь потому, что там пребывал Православный Вселенский правитель. Его именовали и «императором», и «василевсом», и «царем», — в данном случае формальный титул не имеет существенного значения; важна его функция, его духовная роль — земного хранителя Веры Христовой. Потому Константинополь-Царь-град оставался до самого падения центром мировой Империи, вселенской «свечой Православия», хотя к середине XV века фактическая территория Империи ограничивалась только столицей и ее пригородами. Потому же на Руси столицу «Империи ромеев» называли не Константинополем, а именно Царь-градом, городом, где пребывал Православный Царь — «Самодержец всей вселенной».

Базовая задача Христианской Империи — Евангелизация рода человеческого и приуготовление его ко Второму Пришествию Спасителя. Подобная установка являлась доминантно-смысловой и для Царь-града, и для Москвы, после того как она в XV веке приняла эстафету вселенской духовной мессианской миссии от Царь-града.

«Русское Православное Царство» являлось великим духовным организмом, раскрывшимся миру во всей своей красе как раз в эпоху Царя Алексея Михайловича. Именно тогда идеал «Святой Руси» из области отвлеченных упований приобретает форму не только желаемого запредельного устремления, но и возможного исторического воплощения. Конечно, долго чаемый порыв превратить Завет Спасителя в норму жизни не только отдельного человека, но и всего государства никогда не мог во всей полноте реализоваться. Град Небесный нельзя было сделать повседневной реальностью. Абсолютный Идеал, невозможно опустить с сакральной выси на землю, в мир повседневных государственных забот и человеческих страстей, именно потому, что это — Идеал. Люди, в силу своих моральных несовершенств и подверженности тварным искушениям, не в состоянии нравственно подняться до метафизических высот. На такое способны были только отдельные избранные христианские праведники.

Потому нельзя принять за полностью достоверные встречаемые в литературе утверждения, что Русь стала «Святорусским Царством». Она им не стала и стать не могла. Но если и существовал в Русской истории период, когда сакральные эталоны и земные упования приблизились друг к другу в максимально возможной степени, то это — годы правления Царя Алексея Михайловича. При нем закон сакральный и закон земной находились в полной смысловой гармонии, причем закон формальный, государственный весь был пронизан духовной интенцией. Защита и отстаивание церковного установления и церковного священнодействия ставились первее и выше всех прочих государственных интересов. Это в полной мере отразил выдающийся универсальный правовой свод той поры — «Уложение 1649 года».

Русь позиционировала себя Государством-Церковью, где воцерковленность жизни была всесторонней, где духовные приоритеты безусловно преобладали, а любые выступления против Веры и Церкви квалифицировались как первостатейные преступления. Показательный пример: за годы правления Алексея Михайловича на Руси было открыто более 150 монастырей, этих очагов молитвы, милосердия, учености и иконописи[7]. Иными словами, каждый год царствования второго Царя из Династии Романовых на Руси открылось по несколько монастырей! Подобных интенсивных форм проявления Бого-подвижничеста Русская история никогда не знала.

Смыслом земного существования и человека и национального сообщества признавалось Богообщение, причастность к бого-человеческой жизни. Высшими идеалами всего Русского народа того периода, по словам известного богослова, являлись: «стремление к сближению с Богом на «узком пути» (Мф. 7. 13–14) подвига по правилам православной аскезы, с тем чтобы находить в этом единственное подлинное благо уже здесь, на земле, и в полной мере — в «Иерусалиме Новом» в неизреченной радости вечного общения с Богом, Пресвятой Богородицей, ангелами, всеми святыми и друг с другом. В соответствии с этими основными принципами земная жизнь воспринимается не как самоцель, но как средство к достижению жизни вечной»[8].

Родство во Христе, духовное единение признавалось первее и значимее кровнородственных уз. Потому на Руси ни до Алексея Михайловича, ни при нем, ни после был невозможен этнический национализм, так жестоко и уродливо проявлявшийся во многих иных странах. Такие понятия, как «русский народ» и «православный народ», в русском историческом контексте неизменно следует воспринимать как тавтологические. Об этом надо говорить ясно и определенного, так как по поводу «русского национализма» написано и сказано невероятно много лукавого и заведомо лживого. «Состав крови», «племенное клеймо» облик и смысловое содержание русского социума никогда не определяли, и не характеризовали.

Русский народ — великая духовная общность, а не этнический монтаж. Все прочие утверждения — тенденциозные русофобские антиисторические мифы и не более того.

Особую функцию в русской государственной духовно-имперской композиции исполнял Царь Православный, являвшийся и по определению, и по факту главным и высшим земным хранителем Православия. Не собственно Церкви как учреждения, а в первую очередь — защитник благодатной жизни, страж, охранитель вселенской миссии Церкви.

Вопреки различным спекулятивным утверждениям, на Руси никогда не обожествлялся ни сам Монарх — носитель нераздельной высшей властной прерогативы, ни государство. В отличие от Западной Европы, русские не знали ни «священного» государства, ни «священного» правителя. Титул «pontifex maximus»[9] («верховный первосвященник») применительно к сюзерену был невозможен[10]. Определение «Святая Русь», вошедшее в обиход в XVI веке, относилось не к государству как к таковому, а к «земле». Русские богословы-интеллектуалы («книжники»), как и православные миряне, всегда разграничивали произведение Божие («земля») и творение рук человеческих — «государство»…

Самосознание Царя Алексея Михайловича отражало преданность самодержавному идеалу — правлению полноправному, нераздельному, но вместе с тем ограниченному Волей Божией, церковной традицией и святым христианским преданием. Он был истинным Самодержцем: монархом полностью суверенным в делах внутренних и внешних. Однако, вопреки расхожим утверждениям секулярной науки, «самодержавие» не было тожественно западноевропейскому «абсолютизму». Царь Православный полностью и безропотно являлся «рабом Всевышнего». Эта грань, подчеркивающая вассалитет царя земного по отношению Царя Небесного, — есть качественное отличие «самодержавия» от обычного «всевластия» или абсолютизма. Самодержец не сомневался, в том его убеждала христианская мудрость, что «сердце царево в руце Божией»[11].

Алексей Михайлович в полной мере осознавал свою Царскую миссию как духовно-подвижническую. В послании своему сподвижнику князю Н. И. Одоевскому (1602–1689) в 1652 году Самодержец выразил сокровенное, признавшись, что молится ежедневно Всевышнему, чтобы Господь Бог даровал бы «людей Его рассудить в правде, всех равно»[12].

Правда Божия — вот смысл, путь и ориентир для человека, но и для государства. В подобных сентенциях слышится и отголосок мечтаний Первого Царя Иоанна Грозного о превращении Руси в обитель христианского-монастырского благочестия, но вместе с тем и голос духовного пастыря.

Царь Алексей первым из русских правителей гласно провозгласил защиту Вселенского Православия от притеснений иноверцев не только как сокровенное чаяние своей души, но и как высшую установку царского служения. В 1656 году перед лицом Антиохийского Патриарха (1647–1672) Макария произнес: «Я боюсь, — говорил Царь, — что Всевышний взыщет с меня за них (гонимых православных. — А. Б.), и я принял на себя обязательство, что, если Богу будет угодно, я принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления»[13]. Подобный обет — наглядное проявление вселенского мироощущения вождя Третьего Рима.

При Алексее Михайловиче наблюдалось расширение и углубление торговых и дипломатических связей России с внешним миром. При этом власть неукоснительно отстаивала национальные интересы, в том числе и коммерческие. Таможенный (1653) и Новоторговый (1667) Уставы защищали купцов от иностранных конкурентов. Отражением новых тенденций в русской жизни стало приглашение на службу в Россию иностранных специалистов, создание полков «иноземного строя».

Алексей Михайлович лично занимался вопросами организации армии. Сохранилось штатное расписание рейтарского полка, выполненное Государем[14]. Секретарь датского посольства Андрей Роде свидетельствовал, что Самодержец занимался и артиллерией. Как записал он в своем дневнике 11 апреля 1659 года: «Полковник Бауман[15] показал нам тоже чертеж пушки, которую изобрел сам Великий князь (Царь Алексей Михайлович)»[16].

Алексей Михайлович интересовался европейской прессой, с которой знакомился по переводам, выполненным в Посольском приказе. Одну из статей (о том, что свергшие и казнившие своего короля англичане сильно жалеют об этом) Царь лично зачел боярам на заседании Думы. С 1659 года Алексей Михайлович пытался наладить регулярную доставку в Россию иностранных газет. С этой целью в 1665 году была организована первая регулярная почтовая линия, связавшая Москву с Ригой, а через нее с общеевропейской почтовой системой[17].

Во второй половине XVII века наблюдалась трансформация всей системы русской религиозной культуры; возникает светская литература, в том числе поэзия, зарождается светская живопись, а при Царском дворе устраиваются первые «комедийные действа».

Личность Царя Алексея Михайловича являлась эпонимом эпохи. В нем замечательно, порой до причудливости, переплетались и совмещались черты старо-московского человека, преданного всей душой, порой до самозабвения, «старине», обычаям и нравам былого, но одновременно открытого всему новому, особенно в областях текущего государственно-бытового жизнеустроения.

Царь был до самой смерти человеком чрезвычайно любознательным. К своему же царскому служению относился неизменно требовательно и щепетильно. Он не признавал в любом государственном служении «мелочей»; все являлось значимым и чрезвычайно серьезным. Он не сомневался, что Господь на Страшном Суде спросит с каждого и за его личное благочестие и за его службу.

Алексей Михайлович являлся богобоязненным, милосердным и добросердечным человеком. Первым из Русских Царей нарушил традицию и стал собственноручно подписывать документы. Ему приписывается и ряд литературных сочинений: «Послание на Соловки», «Повесть о преставлении Патриарха Иосифа», «Урядник сокольничья пути» и др. Сохранился и целый комплекс (около ста) личных посланий Царя различным лицам. Кроме того, Алексей Михайлович известен и как гимнограф, автор распева стиха «Не тебе Пресвятая Богородице диво».

В царствование Алексея Михайловича значительно расширилась территория страны. В 1654 году в состав России добровольно вошла Левобережная Украина (Малороссия).

После вступления московских войск в пределы Белоруссии, Могилев, Полоцк, Гомель, Витебск и другие города сдались им без боя. В начале 1655 года были взяты Вильна, Ковно, Гродно и Пинск. Под власть Русского Царя перешли вся Белоруссия и многие местности Литвы. В освобожденных краях восстанавливалось Православие: освящались оскверненные и вновь построенные православные церкви и монастыри, была учреждена Полоцкая (1656) епархия, которой, так же как и Могилевской епархии, было предписано «иметь повиновение и послушание» Патриарху Московскому.

В результате русско-польской войны к России отошли Киев с прилегающей к нему областью по правому берегу Днепра, Северская земля с Черниговом и Стародубом, Смоленская земля со Смоленском.

За период царствования Алексея Михайловича число епархий Русской Православной Церкви возросло с 12 до 20. Во время войн с Польшей и Швецией Алексей Михайлович молился о победе в Троице-Сергиевом и Саввино Сторожевском монастырях, лично участвовал в походах. Во время военных действий Самодержец побывал в Витебске, Полоцке, Могилеве, Гродно, Ковно, Вильне, ознакомился там с порядками и обычаями и вместе со «всем народом православным» молился там в старых и новых храмах.

Один из современников заключил, что «Алексей Михайлович такой государь, какого желают иметь все христианские народы, но не многие имеют»[18].

Известный историк В. О. Ключевский (1841–1911) называл Второго Царя из Династии Романовых «добрейшим человеком» и «славной русской душой». Другой выдающийся русский историк, С. Ф. Платонов (1860–1933), вполне заслуженно величал этого Царя «замечательной личностью». Подобные оценки являлись исторически адекватными.

Царь Алексей явил миру русский характер во всей его силе и красоте. Его можно рассматривать как наглядное проявление той самой «русскости», о которой всегда много говорилось, но в большинстве случаев данное понятие находилось за пределами предметного воплощения. Алексей Михайлович как раз и дает конкретный, зримый и яркий образец подобной духовно-этнической категории.

Царь Всея Руси Алексей Михайлович тихо почил в ночь на 30 января 1676 года в возрасте 47 лет и был погребен в церкви Святого Архистратига Михаила (Архангельском соборе) Московского Кремля. Перед кончиной он благословил на Царство сына Федора (1661–1682), приказал отпустить на волю всех заключенных и сосланных, а должникам простить их долги. Это была кончина благочестивого православного монарха, оставившего светлый след в памяти народной.

В то же время в исторической литературе ему до сего дня не отведено достойной роли. Хотя о нем писали все историки, обращавшиеся к Русской истории XVII века, но он всегда описывался как-то вскользь, попутно, второпях. Личность этого правителя и человека оставалась как бы в тени его сына, самого популярного героя Отечественной истории — Императора Петра I Алексеевича.

Подобный недопустимый пробел и должно исправить данное сочинение. Настоящая книга — дань памяти замечательному русскому человеку и правителю, оставившему неизгладимый след на скрижалях Истории России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.