Избранница
Избранница
Трагичнее всех сложилась судьба у институтки первого выпуска (того памятного, алымовского) Александры Лёвшиной. Известно, что сам Левицкий не планировал писать ее портрет: девушка была не слишком красива. Но и не создать его живописец не мог – Александра была любимицей императрицы Екатерины. Государыня просто заставила Левицкого взяться за кисть.
Останется тайной, что так привязало императрицу именно к этой малоприметной девушке. Но факт есть факт: еще в 1773 году Екатерина написала 13-летней девчушке, всегда смотрящей на императрицу с обожанием: «Когда наступит срок, я приеду и заберу вас из монастыря…» Сашенька чуть не зацеловала это письмо до дыр. Ведь она была сиротой. Мать Лёвшиной, Татьяна Ивановна, умерла, когда дочке шел пятый год. Мать была родовита (урожденная княжна Кольцова-Масальская), но бедна и потому на выгодную партию рассчитывать не могла. Так что ей пришлось принять предложение небогатого дворянина – майора Елецкой провинции Петра Ивановича Лёвшина. Когда же матери не стало, отец-майор вообще перестал заниматься дочкой. Может, и сгинула бы она, если бы дядя по матери, коллежский советник Михаил Приклонский, не пристроил Сашу в Смольный институт. И было ей в том памятном 1766 году как раз 6 лет.
Д.Г. Левицкий. Портрет Александры Петровны Лёвшиной. 1775
Не помня ни матери, ни отца, Саша полюбила Екатерину всем сердцем – бурно, исступленно, восторженно. Такая любовь проняла даже монаршее сердце. Государыня писала девочке письма, называла «черномазой Лёвушкой», открыто говорила, что Саша предназначена для жизни при дворе. Даже когда знаменитый художник Левицкий написал портреты девочек-смолянок, портрет Сашеньки оказался размерами больше других, а уж изображение – сюрпризом даже для самой Лёвшиной. На портрете она предстала подчеркнуто значительной «придворной» дамой. Это она-то – Саша Лёвшина, которая и минуты не могла провести спокойно, вечно озорничала и проказничала!
Но, видно, серьезной российской императрице не хватало именно такого – веселого и озорного – взгляда на мир. Екатерина объявила себя чуть не приемной матерью Лёвшиной, даже дяде девочки она объявила: «Я беру Лёвушку на свои руки! Забудьте, что имеете племянницу, и пусть отец ее знает, что отныне она мне вместо дочери!»
Лёвушка же со всей непосредственностью детского сердца начала забрасывать новоявленную «матушку» письмами. И строки оказались не по-детски остроумны, что Екатерина весьма оценила. Вот как рассказала Лёвушка об одной из прогулок по Летнему саду: «В воскресенье мы были в саду. Но не знаю, каким образом мы не превратились в уток, так как нас отлично полил дождь. Может, Ваше Величество, по приезде к нам Вы увидите, как мы выросли, потому что, говорят, от дождя растут.
И еще Вы бы увидели, какой мы вызвали восторг! Уверяю Вас, казалось, будто ведут на прогулку пятьдесят обезьянок – до того народ толпился за нами со всех сторон…»
Императрица отвечала не менее непосредственно и по-домашнему: «Софу в турецком стиле поставили в мою комнату. Сама я поместила там лишь ваше изображение, сделанное девицей Молчановой: оно – предмет моей нежной привязанности, который никогда не покинет места, ему предназначенного… Но скоро я и саму вас возьму к себе… тогда кончатся и слезы, и вздохи…»
И вот – время пришло. В 1776 году состоялся первый выпуск учениц Смольного института. Из 53 девочек только четыре, в их числе и Александра Петровна Лёвшина, получили Большую золотую медаль и знак отличия – золотой вензель Екатерины Великой. И только одна в июне 1777 года стала личной фрейлиной императрицы – «черномазая Лёвушка».
Она поселилась при дворе в комнатах рядом с собственными покоями императрицы. Теперь она и своими глазами видит свой портрет, до сих пор висящий над той самой «турецкой» софой. Но все равно – что-то не так! Лёвушка чувствует это сердцем. В улыбке матушки Екатерины уже нет прежней теплоты. Она всегда занята, ей месяцами не до Лёвушки.
Саша прибегла к проверенному средству – стала писать Екатерине письма. Но ответов не было! А однажды к Александре подошла одна из доверенных статс-дам: «Зачем вы все пишете? И так по дворцу ходят нелепые слухи о том, что вы себя чуть не дочкой императорской возомнили. Претензии ваши смешны, как и сами письма! Все эти утомительные ахи и охи возможны для девочки, но совершенно нелепы для взрослой девицы. О том, что императрица играла с вами в заботливую матушку, следует забыть как можно скорее. При дворе она – монархиня, а вы – ее обыкновенная подданная!»
Девушка прибежала в свою комнату бледная как смерть. Так все это было игрой?! В бедную сиротку и заботливую матушку… Она, Саша, была просто игрушкой, даже имя утеряла, став какой-то нелепой «черномазой Лёвушкой»! А императрица забавлялась ею, как Петрушкой на ярмарке. И, наигравшись, бросила.
Но смириться с этим Саша не могла. Она попыталась обратить на себя внимание радикальным средством – выйти замуж. Екатерина просто будет вынуждена заметить такие действия своей бывшей любимицы. Но, увы, императрица с совершенно безразличным видом дала свое согласие на брак. И вот в апреле 1780 года 20-летняя Александра Петровна Лёвшина, обвенчавшись, стала княгиней Черкасской и вместе с мужем покинула Петербург. Перед отъездом она умоляла императрицу о прощальной аудиенции, но ответа не получила. Уже в Москве Александра узнала, что в комнатах Екатерины поменяли мебель: турецкую софу вынесли, а портрет, висевший над ней, отправили на склад. Лёвушку передернуло – так и ее саму выкинули за ненадобностью.
В Москве она не прижилась – тосковала о Петербурге, часто вспоминала Смольный, хоть и понимала с горечью, что, дав образование, институт так и не смог научить ее главному – умению жить и выживать в непонятном «взрослом» мире. С мужем отношения тоже не заладились. Озорная и смешливая Лёвушка вообще разучилась улыбаться. Через четыре года, в 1784 году, она умерла – зачахла с тоски. А было ей всего 24 года.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.